Пари с морским дьяволом - Михалкова Елена Ивановна

Тогда Бур вспомнил о сигаретах.

«Вообще-то я бросил. Но, знаете, иногда брошенные вредные привычки гораздо нужнее приобретенных полезных».

Сигарету он стрельнул у Владимира Руденко, единственного курильщика из группы. И ушел подальше от всех.

– Я стоял, смотрел на кильватерный след. И вдруг меня сильно толкнули в спину. Я перевалился через борт и удержался только чудом. Очки слетели, представляете? Хорошо, в каюте были запасные. Носками зацепился за поперечную перекладину, вот так.

Он привстал на цыпочки, наклонился вперед и показал, как.

– Вы видели, кто это сделал?

Режиссер развел руками:

– Я слышал топот. Но когда обернулся, никого уже не было.

Сергей несколько секунд испытующе смотрел на него.

– Вы думаете, я вас дурачу? – с неожиданной проницательностью спросил режиссер и улыбнулся.

Улыбка у него была несмелая, как будто он немножко стеснялся самого себя.

Бабкин вспомнил, что с самого начала Аркадий чувствовал себя на корабле не очень уверенно. Вздрагивал от скрипов, морщился. И все время поправлял очки.

«На сверчка похож, – подумал Сергей. – Немолодого сверчка. Его бы не на парусник, а в коробочку, обитую изнутри фланелью».

– Я никак не возьму в толк, почему вы упомянули убийство, – без обиняков ответил он. – Ну, максимум, кто-то похулиганил.

Аркадий задумался. Серые, тусклые, будто припыленные волосы развевались вокруг лица, придавая ему несколько безумный и в то же время поэтический вид.

– Убийство? Да, в самом деле, странно… – он озадаченно почесал нос. – Но почему-то я именно так подумал в первую секунду. Отчего бы это?

Он снял очки и принялся протирать стекла краем свитера.

Бабкин молча смотрел на него, не зная, что и думать.

– А где ваша жена? – вдруг спросил он.

Вопрос звучал несколько бестактно. Но за день все привыкли, что Кира постоянно сопровождает мужа. Высокая, стройная, русоволосая, с медленными, но точными движениями, она напоминала заботливую нянюшку. И ни на минуту не выпускала супруга из виду. «Возможно, она тоже не прочь посадить его в коробочку и проложить ватой», – мысленно предположил Сергей.

– Кира? Она ушла в каюту сразу после завтрака. Не выносит запаха дыма.

– А плавать вы умеете? – задал Бабкин второй бесполезный вопрос.

Аркадий покачал головой.

– Ни в коем случае!

– У вас есть враги?

– Боже мой, откуда! – искренне удивился режиссер.

И вдруг тень пробежала по его лицу. Он нахмурился, о чем-то вспомнив.

– Что? – насторожился Бабкин.

– Так… Нет, ничего…

Аркадий ссутулился и явно сник.

– И все-таки?

– Вокруг моего театра последнее время творятся скверные дела, – нехотя проговорил режиссер. – Но называть этих людей врагами как-то странно. Они тиранозавры.

– Почему?

Аркадий грустно улыбнулся его непонятливости.

– Потому что сожрут и не поморщатся. Впрочем, все это осталось дома. На «Мечте» я могу забыть о проблемах.

– Тогда успокойтесь, – посоветовал Бабкин. – Чья-то идиотская шутка, только и всего. Никому не нужно вас убивать.

Аркадий Бур задумчиво покачался на носках ботинок и чуть не упал, когда в борт ударила волна.

– Вы абсолютно правы, – признал он. – По здравом размышлении я даже полагаю, что нашел корень моих нелепых опасений.

– Какой?

– Видите ли, вчера перед сном я читал Кена Кизи. И наткнулся на фразу, которая вошла со мной в резонанс.

Он закрыл глаза и с выражением процитировал:

– «Морская пучина – ревнивая карга, и стоит на борту появиться истинной любви, считай, ты получил черную метку на тот свет».

Бабкина это не проняло.

– Аркадий, не знаю, как вас по отчеству… Тут четыре пары пассажиров. Явно любят друг друга. Тогда уж все должны были получить черную метку. Замучается с нами морская пучина, не находите?

– Я выгляжу в ваших глазах старым экзальтированным дураком, – с преувеличенной печалью констатировал Аркадий.

Сергей ухмыльнулся. Этот сверчок ему нравился, несмотря на некоторые его странности.

– Нестарым.

– И на том спасибо.

Аркадий снял очки и близоруко прищурился на штурвал.

– Вы развеяли мои тревоги. Действительно, глупая шутка. Я даже догадываюсь чья.

Бабкин вопросительно поднял брови.

– Нет-нет, не буду никого оскорблять подозрениями. Все это не стоит выеденного яйца. Что ж, не хочу вам мешать. И простите, что побеспокоил!

– Вы дожны были добавить «не обессудьте» и «голубчик», – не удержался Бабкин.

В глазах Аркадия Бура блеснули веселые искры:

– До чего же приятно иметь дело с тонко чувствующим человеком.

Он приподнял воображаемую шляпу и поклонился.

Глядя, как он удаляется, хватаясь за ванты при каждом наклоне палубы, Бабкин вспомнил Машу с ее довольно нелепой утренней историй.

Да нет, глупости.

При чем здесь эта… русалка? И ее возможный аутизм?

А Бур… Бура, допустим, толкнула Яна Руденко. Из чистого хулиганства. Или ему почудилось: дернулся корабль, вот он и повалился за борт от толчка.

«Шаги», – напомнил себе Сергей. Режиссер сказал: топот.

Значит, все-таки глупая шутка.

Бабкин крепче сжал штурвал и постарался выкинуть из головы всю эту чепуху. Скоро Аркадий с Кирой сменят его, и он отправится завтракать. «Омлет. Например, с ветчиной». Однако мысли упорно возвращались к рассказу режиссера.

Человек толкнул его и смылся. Но что, если бы Бур не удержался и действительно свалился за борт?

На вахте у штурвала – один Бабкин. Он не услышал бы крика за скрипом корабля и шумом ветра. Остальные в кают-компании, а кое-кто уже разошелся по своим каютам.

«В море что с воза упало, то пропало», – прозвучал в его памяти хриплый голос старого Боцмана.

Послышались шаги, и улыбающийся красавец-старпом показался на палубе с большой белой кружкой в руках.

– Держи, вахтенный! Заслужил!

Бабкин посмотрел на пар, который растворялся в ветреном воздухе, едва родившись на поверхности кофе, и осознал, что сон с него начисто слетел.

Глава 4

Ветер раздувал щеки парусов, смахивал пенные шапки с волн. Бригантина «Мечта» летела вперед, обгоняя редкие яхты.

Яна Руденко, прогнав матроса Антошу, фотографировалась на баке. Их вахта наступала только через три часа, и Яна собиралась употребить это время с пользой.

Утром она высунула было нос на палубу, но тотчас шмыгнула обратно. Стоял жуткий холод. Две дуры из их группы зачем-то торчали снаружи – курили, что ли… Можно было бы и в каюте, начхать, что запрещено. Сама она обожала нарушать запреты. Это как проверка на прочность: сможешь наплевать на ограничения? Достаточно ли у тебя смелости? А ума, чтобы избежать ответственности?

Но этим двум дурищам, конечно, такое не пришло бы в голову. Они все понимают буквально: написано «не курить», значит, не курят. Написано «по газонам не ходить» – плетутся по дорожкам. Сделать бы табличку «воздухом не дышать», так они самоистребились бы. Клуши!

Из-за холода Яна успела немного расстроиться и накричать на Володьку, которого раз и навсегда назначила виноватым во всех катаклизмах. Тот в ответ не остался в долгу, и утро прошло весело и задорно.

А после завтрака солнце выпрыгнуло из моря, как мяч, и сразу стало тепло.

Яна нацепила кудрявый парик, один из дюжины, который взяла с собой, вытащила из чемодана мини-платье, которое супруг обзывал макси-майкой, и вручила Владимиру фотоаппарат. Их группа головы посворачивала, глядя, как она на каблуках пробирается по палубе, хватаясь за что ни попадя. Яна любила эти взгляды. Они заряжали ее энергией.

– Снимай!

Она вскинула руки к небу. Волна дружески плеснула брызгами.

Господи, вот это жизнь!

– Хэй-хоу!

Щелчок камеры, еще один, и снова, и еще. Она позировала мужу профессионально, не делая себе поблажки. Эти снимки – все, что останется у нее к старости на память о том, что она больше всего ценит.