Я вам что, Пушкин? Том 1 - Ричард Рубин

— Ну что, готовы? Та-да! — не дожидаясь ответа, она сдернула салфетки. На подносе лежали шесть кексов. Кажется, нынче их называют капкейками или как-то так. Однажды Милке тоже взбрело в голову, что она охренительного левела кондитер и поэтому может организовать маленький бизнес и печь на продажу всякую мелочевку, типа кексов, пряников, имбирного печенья и прочей лабуды. Горела она своей идеей ровно полторы недели, после чего утратила всякий интерес, но за эти полторы недели я как штатный дегустатор всех образцов наел себе килограмм семь, не меньше. И капкейки среди этих образцов тоже имелись.

Только вот они и близко с этими не валялись. Каждый капкейк — небольшая башенка. Бисквитное тесто двух цветов (вроде бы такое называется мраморным), сверху шапка из густого сливочного крема, а на шапке выложена кошачья мордочка. Глаза, нос и рот темным шоколадом, а уши — молочным. Я бы даже не решился такое есть, не зафоткав сперва для инстаграма. А ведь у меня там даже профиля нет!

— Ого! — опять выразила всеобщие эмоции Саёри, — какие красивые!

Красотой она долго наслаждаться не стала и сразу вгрызлась в кексик. Сразу измазала всю мордашку в креме, но ее это, кажется, не очень заботило. Я даже позавидовал такому внутреннему спокойствию.

(тут не спокойствие. люди с депрессией часто на свой внешний вид забивают)

Я попытался задушить неприятные мысли в зародыше. Тем более, что один из шести кексиков как раз очутился передо мной. Взяв его в руку, я прищурился. Искоса глянул на Нацуки — она явно следила за моей реакцией. Что ж, попробуем.

Откусил, пожевал немного и чуть не замычал от удовольствия. Я капец как не люблю сладкое, даже шоколад предпочитаю покупать тот, в котором почти сто процентов какао. По вкусу он похож на деготь, но по-своему приятен и очень бодрит. То что нужно во время ночных бдений за компом. Но сейчас я чувствовал себя так, будто меня ангел взасос поцеловал. Тесто оказалось мягким, пропитанным то ли ромом, то ли шоколадным сиропом, а крем порадовал легкой кислинкой — наверное, Нацуки сметану туда добавила.

— Это просто отвал башки, Нацуки, пять баллов, — заявил я с чувством, отгрызая котику глаз.

— Ну еще бы, — усмехнулась девчонка, — я же лучше всех!

И скромнее, хотел добавить я, но вместо этого засунул в рот остатки выпечки и откинулся на стул. Спорить, когда в желудке такая вкуснота, совсем неохота. Тем более, что моя похвала явно польстила Нацуки. Она даже как-то расправилась и щеки чуть менее бледными стали. Ну что ж, мне не жалко и еще добавить.

— Не стоило так стараться ради меня, — сказал я благодушно.

— Хм, — поджала она губы, — а кто сказал, что я для тебя их пекла, м?

— Да ты же сама и говорила, что… — начала Саёри.

— Это не для тебя в смысле «тебя»! — перебила подругу Нацуки.

Прекрасно. Где-то я уже сегодня это слышал, кажется.

— Все равно. Получилось очень вкусно. Спасибо тебе. День сегодня начался паршиво, но теперь стал немного лучше.

Нацуки отвернулась, пытаясь скрыть смущение. Лицо у нее сделалось таким же розовым, как и волосы. Буркнув что-то похожее на «не за что», девчонка принялась изучать собственные ногти.

Наконец подоспела Юри. С собой она несла еще один поднос, на котором стояли пять дымящихся чашек. Поставив одну перед каждым из нас, она отправила поднос на ничем не занятую парту и приземлилась на стул справа от меня. Кажется, назревает новый раунд.

К чаю я тоже был равнодушен. Знаю, что многие делают из этого ритуал — заказывают сборы за бугром, особым образом подогревают воду до нужной температуры, настой несколько раз процеживают.

В итоге все равно получается вода со вкусом травы, как ни крути. А если она и из пакетика за пятнадцать рублей, и из брикета за пять тыщ одинаковая, то нахрена переплачивать? Только ради понтов, что ли?

Но как оказалось, Юри интересовало не мое отношение к благородным напиткам, а кое-что другое.

— Гару, а что ты обычно читаешь?

Ожидаемый вопрос. Вообще так, наверное, сразу и не скажешь, но за свои двадцать шесть лет я недурно так в книжках наблатыкался. Спасибо бабушке с ее советской библиотекой всемирной литературы, из которой маленький Игорёк перетаскал почти все тома. Всякую душнину типа Толстого, Тургенева и прочих помещиков, пишущих для помещиков, я сразу отбросил, но вот Чехов и Салтыков-Щедрин пошли гораздо бодрее. А уж приключенческие штуки Жюль Верна или Джека Лондона и вовсе до дыр зачитал. Потом в старшей школе стало не до этого — наши преподы отлично умеют отбить всякий интерес к чтению, и я забросил. Снова ударился только тогда, когда в студенчестве пошел подхалтуривать ночным охранником в одну контору. Обязанностей там было с гулькин хер — раз в два часа здание с фонариком обойти, а в остальное время ты предоставлен самому себе и делай что вздумается. Тогда-то в моей жизни и появились Геральт, Роланд-стрелок, Ктулху с его тентаклями и Ринсвинд-недоучка. Эта компашка не раз скрашивала унылые ночи. Так что мне есть о чем порассказать Юри.

Только вот нельзя — Моника сразу спалит.

Надо подумать. Насколько помню, главный герой с его интеллектом черемши тогда ляпнул что-то максимально кринжовое, поэтому повторяться и выставлять себя идиотом мне не хотелось. По-моему, лучший вариант — двинуть что-нибудь без конкретики, но умное.

— Да много чего читаю, на самом деле. В основном, конечно, романы. Фэнтези там, приключения, иногда и ужастики беру — здорово подстегивают воображалку.

— П-правда? — моими словами Юри явно осталась довольна, уголки ее губ приподнялись, — я т-тоже люблю ф-фэнтези. Особенно р-романы, в которых автор не поленился и построил богатый, продуманный мир со своими законами, где прописал каждого героя, дал ему характер, мотивацию, стремления. Это настолько кропотливый труд…

Кажется, ее вопрос оказался просто предлогом поговорить о книгах. Как только это удалось, Остапа, что называется, понесло. Даже легкое заикание испарилось. Почему-то это преображение показалось мне очень милым.

— Точно, — подхватываю, — я их даже больше, чем кино люблю, потому что на экране тебе приходится смотреть, что там режиссер навыдумывал. А когда читаешь, то в любом случае собираешь свое видение. И оно всегда окажется ближе, кто бы там этот фильм ни снимал.

— Именно! — обрадовалась