Вольф Мессинг — человек-загадка - Татьяна Лунгина

Закончены телефонные переговоры, Вольф Григорьевич, заметно повеселев, продолжил свой рассказ:

— Итак — Берлин! Раньше я как-то слышал, что в столице Германии на Драгунштрассе останавливаются бедные евреи. Я разыскал эту улицу, где и находился дом для приезжих. Устроился у них мальчишкой на побегушках, выполнял самую черную работу: подносил вещи, мыл посуду, чистил обувь, мыл полы.

Я считаю эти дни самыми трудными в моей нелегкой жизни. Берлин ошеломил меня своим многолюдьем и огромностью, уймой всяческих соблазнов, требовавших денег, которых у меня, увы, не водилось.

Однажды отправили меня с пакетом в пригород. Хроническое недоедание, наконец, сказалось, и я в голодном обмороке свалился на берлинской мостовой.

Привезли меня в больницу, как потом мне сказали, без пульса и без признаков жизни. Бездыханного поместили в морг.

Так бы и похоронили меня в «братской» могиле для беспризорников, но спасла чистая случайность, а может, и провидение. Студент-практикант заметил, что сердце у меня все-таки бьется, тихо, но бьется... это и спасло меня...

Теперь зазвенел дверной звонок. Опять перебивают на самом захватывающем моменте. Первым к двери рванулся Дик, до этого «слушавший» своего хозяина, лежа под столом. Дверь отворила Аида Михайловна, и пропустила в прихожую молодую, лет 22-х, незнакомую девушку. Она передала пакет с продуктами хозяйке дома и попросила расписаться в получении заказа.

Мессинги поблагодарили ее за скорость доставки — ведь прошло не более часа, а девушка сказала: «Вам спасибо. В ресторане работает моя мама, она вас давно знает. А я студентка медицинского института. Много слышала о вас, но никогда не видела, а так хотелось! И я вызвалась сама отвезти вам заказ». Откланялась и ушла.

Вольф Григорьевич вернулся на прежнее место, но к рассказу в тот вечер больше не возвращался. Как бы оборвал на полуслове.

Аида Михайловна разбирала принесенные продукты, вместе с Вольфом Григорьевичем планировала завтрашний день.

За окном наступил вечер. Я простилась с Мессингами и ушла.

Глава 9

В объятиях эскулапа

До метро «Белорусская» я добиралась пешком. Дорога заняла что-то около полутора часов. Ни времени, ни усталости я не заметила, Я думала о Мессинге!

На сцене во время выступлений Мессинг кажется зрителям человеком не от мира сего. Его нервное состояние передается всем присутствующим, он буквально электризует зал. А в момент выполнения задания его взгляд мечется со зрителей на индуктора и обратно. Прикрывая ладонью рот, всхлипывая, словно после рыданий, он шепчет «мамочка», и создается впечатление, что перед вами беспомощный человек, в лихорадке. Но в домашней обстановке он совершенно преображался. Спокойный, ласковый, расположенный к шутливости, предупредительный и галантный. Между сценическим его образом и поведением в быту не было видимой связи, могущей хоть что-нибудь прояснить. Человек-загадка... А по молодости лет меня неудержимо влекло проникнуть в эту тайну, и узнать как можно больше о нем самом, обо всех и обо всем, что окружало его повседневно. Жаль, что приход девушки из ресторана остановил его. Но я утешала себя тем, что рано или поздно узнаю продолжение. Только бы ничего не помешало... Единственное, что меня волновало в тот день — опухоль у Вольфа Григорьевича. Я ее еще в Тбилиси заметила. Ниже правого уха, величиной с орех. (Да разве у него могут быть недуги, как у простого смертного?) Подсказать им, что с этим шутки плохи? Да уместно ли? Они оба должны понимать, что нужен хирургический осмотр. Вероятнее всего, заботы о других, полная отдача сил на выступлениях, болезнь сестры жены — все это отвлекало Мессинга от собственной болезни.

Вскоре возвратилась домой Ираида Михайловна. Узнала я об этом событии позднее, так как по делам издательства уезжала из Москвы. Ираида Михайловна ходила и в меру сил помогала по дому. Мессинги часто отлучались в гастрольные поездки, а Ираида Михайловна не была еще в полной форме. От этого пострадал Дик. Некому было гулять с ним. Приехали знакомые Мессинга и его забрали. Вольф Григорьевич ушел из дому. Этого видеть он не мог. Стало тихо и грустно в доме без Дика. Его все любили. Он был огромного роста, казался злым и ворчливым, а вообще был смирный, миролюбивый и добрый пес.

Когда я вернулась из командировки — новая напасть: в больнице сам Вольф Григорьевич. Прямо-таки наваждение! Но выписали его на следующий день после моего приезда, без каких-либо послеоперационных осложнений. Так что я застала его уже на ногах и в полном здравии.

А на операцию по удалению опухоли за ухом согласился, как он мне рассказал, легко и безбоязненно. Быть может, предчувствовал и в своем случае благополучный исход.

— Опухоль мне не мешала, — говорил он насмешливо, — но «мешала» зрителю. Я же знаю, что многие были убеждены, что именно благодаря этой шишечке я и читаю мысли на расстоянии. Она будто бы у меня как радиотелевизионная антенна, нечто вроде локатора...

Действительно, по Москве, да и в других городах среди обывателей ходили самые невероятные толки о способностях Мессинга. Поистине, безбрежная фантазия! Уверяли, что он, будучи заграницей, вшил себе под кожу за ухом специальный механизм: аппарат-улавливатель чужих мозговых импульсов. Другие россказни были еще невероятнее. Что-де за огромные деньги хирургическим путем вживлен в его мозг (наподобие того, как вживляют в землю грибницы шампиньонов) второй мозговой слой, который со временем «вырос наружу». Словом, с исчезновением «подозрительного» нароста исчезнет и его необыкновенный дар. Что какое-то научное общество в одной из Западных стран неофициально предлагало, в случае смерти Мессинга, миллион рублей за его мозг.

Все это Мессинга почему-то не злило, он как ребенок тщеславно наслаждался повышенным интересом к себе. И втихомолку посмеивался. Но, уходя на операцию, все же распорядился, не знаю насколько серьезно:

— Ну, а в случае чего... мой мозг останется здесь, в Москве!

Его оперировал Борис Петровский, тогда заведующий кафедрой госпитальной хирургии 1-го Московского медицинского института. Он уже тогда был в зените славы, имел немало научных трудов, множество проведенных сложных операций, а позднее достиг вершины административной карьеры, стал министром здравоохранения СССР.

Липому — жировую доброкачественную опухоль — удалили без труда, и вся операция прошла по классическим стандартам. В норму он пришел быстро и вскоре приступил к работе. Правда, меня всегда смущало это слово «работа» в применении к тому, что делал Мессинг. Работа ли это в обычном понимании?