Доктор Данилов в Крыму. Возвращение - Андрей Шляхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И чего бежали как сумасшедшие? – проворчал себе под нос водитель. – Я даже машину не запер…
– Бежали, потому что некоторые, – Лариса посмотрела на мужчину, – путают разрыв околоплодного пузыря с разрывом матки! Вам что, было трудно правду сказать?
– Я не знал, – мужчина затряс головой и развел руками. – Я не понял… – Одеяло рухнуло к его ногам, но он от растерянности этого даже не заметил. – Все было так хорошо, и вдруг… Меня чуть волной не смыло…
– Славик, оденься! – напомнила девушка.
– Да уж! – Лариса окинула мужчину с ног до головы уничижительным взглядом, сделав секундную остановку посередине. – Иногда и маленькое орудие может вызвать разрушительные последствия…
– Наденьте какую-нибудь рубашку или длинную футболку и ложитесь на носилки, – начал распоряжаться Данилов, не любивший отвлеченных комментариев при пациентах. – Лариса, запроси место. А вы, – он обернулся к мужчине, который успел снова завернуться в одеяло, – если собираетесь ехать с нами, то, пожалуйста, поторопитесь. В смысле – наденьте что-нибудь другое…
– Мы путевку выиграли, бесплатную, на конкурсе «Молодая семья года», – на девушку, как это нередко бывает после пережитого испуга, напала разговорчивость. – Билеты на самолет тоже бесплатные. Но все четко по датам, изменить невозможно. Жалко было упускать такой шанс. Я посчитала, выходило так, что успеем вернуться. А если и нет, так ничего страшного, можно родить и в Крыму…
Лариса, шедшая за носилками, которые несли Данилов и Юрий Палыч, многозначительно хмыкнула.
– Россия же, не заграница, полис действителен, – начала объяснять пациентка, неверно истолковав Ларисино хмыканье. – Или у вас полисы из Перми не действуют?
– Действуют, действуют, – успокоил ее Данилов. – А с отошедшими водами можно рожать и без полиса. Куда теперь деваться…
Возле машины топтался небритый мужик в оранжевом рабочем комбинезоне.
– Ты что творишь?! – начал орать он на Юрия Палыча, чутьем угадав в нем водителя. – Цветов на пять тысяч раздавил! Кто за них платить будет?! Пушкин?! Нет, ты скажи – кто?! Оплачивать ущерб будешь или полицию вызвать?!
– Вызывай! – разрешила Лариса, распахивая задние дверцы для загрузки пациентки. – Оформим тебя за вымогательство. За два чахлых цветочка, которым пять копеек цена, ты хочешь пять тысяч содрать?! Вот, выкуси! – она сунула Оранжевому под нос кукиш. – Шустрый какой!
– Я все оплачу, – пообещал будущий счастливый папаша, доставая из поясной сумки бумажник. – Не волнуйтесь, пожалуйста. Сколько вы говорите?
– Триста рублей ему хватит! – опередила Оранжевого Лариса. – Купит бутылочку и выпьет за здоровье вашего ребеночка.
– Купите две! – расщедрился будущий папаша.
Получив деньги Оранжевый тут же исчез, совсем как джинн из сказки. Был человек – и нет его.
Данилов давно заметил, что салон скоропомощного автомобиля действует на пациентов и их родственников успокаивающе. Медицинская атрибутика и близость медиков создает ощущение защищенности. Будущие родители пришли в себя настолько, что, пока ехали до пятой больницы, успели поспорить насчет того, как они назовут своего первенца. Будущий отец хотел, чтобы сына назвали Данилой, а будущей матери больше нравилось имя Никита. Начали обсуждение шепотом, но в пылу спора повысили голоса чуть ли не до крика.
– Да угомонитесь вы! – шикнула Лариса. – Лишние волнения мамочке сейчас ни к чему. И вообще существует традиция называть детей именами тех, кто к вам на вызов приехал. Если что, то доктора зовут Владимир Александрович. А меня Ларисой, на всякий случай.
– У нас будет мальчик! – гордо сказал будущий отец. – Нам два узиста сказали.
– Или девочка, у которой пуповина между ног болталась, – усмехнулась Лариса. – Знаю я этих узистов…
Сдав пациентку в приемный покой, решили взять обед, благо ситуация этому благоприятствовала – ни одного «стоячего» вызова плюс наличие хорошего кафе около пятой больницы. За обедом, согласно традиции, выпили по стакану компота за здоровье ребенка, которому скоро предстояло родиться, и его матери.
– Ну не фокусники! – усмехнулась Лариса. – Я так неслась, что думала – инфаркт получу.
– А я сначала решил, что мы не в тот номер попали, – сказал Данилов. – Ожидал же совсем другого.
– А вам приходилось выезжать на разрыв матки? – спросила Лариса. – Мне вот ни разу.
– Твое счастье, – Данилов предпочел проигнорировать вопрос, потому что за обедом вспоминать о плохом не хотелось, а хотелось непринужденной легкой беседы, способствующей хорошему пищеварению. – У меня, кстати, крылатое выражение родилось. Говорят, что любви все возрасты покорны, а мы можем сказать, что ей покорны все сроки.
– За любовь! – Юрий Палыч поднял стакан с остатками компота.
Дружно и звонко чокнувшись, выпили за любовь.
– Хорошо живет «скорая помощь», – донесся откуда-то из угла мужской голос, – бухают средь бела дня на работе.
– На такой работе если не бухать, то скоро ласты склеишь, – сказал другой голос.
– Прошу оставить разговорчики! – возмутилась Лариса. – Мы компот пьем, если кто не понял!
– Не заводись, – попросил Данилов. – Чем больше оправданий, тем сильнее подозрения.
Данилов и подумать не мог, какими неприятностями обернутся в недалеком будущем вызов в пансионат и столовский компот…
На линии Данилов работал только по воскресеньям. Субботы у главного врача станции были сплошь рабочими, хотя формально считались выходными. В ночь на воскресенье Данилов ложился спать пораньше, чтобы хорошенько выспаться, а в понедельник, сдав смену, поднимался в свой кабинет и начинал руководить. С сонливостью боролся при помощи чая и женьшеневой настойки, которую готовил самостоятельно. Мешочком с правильным сушеным корнем женьшеня, выросшим в правильном регионе и собранным в правильное время, Данилова перед отъездом снабдил его друг Игорь Полянский. Сказал, что тому, кто будет днями и ночами заботиться об общем благе, просто необходим хороший растительный стимулятор. Присутствующая при этом Елена заметила, что мужу, находящемуся вдали от жены, скорее нужно пить бром, а не женьшень. Полянский смутился (он всегда немного робел перед Еленой) и стал пространно объяснять, что не имел в виду ничего, как он выразился, «адьюльтерного». Настойку Данилов добавлял в холодный апельсиновый сок, столовую ложку на стакан. Получался замечательный бодрящий коктейль.
Утро главного врача «скорой помощи» начиналось с общегородской видеоконференции. Данилов выслушивал доклады заведующих подстанциями, давал распоряжения и советы, записывал в свой органайзер просьбы. После конференции к Данилову приходила теневой руководитель станции главный фельдшер Евгения Сергеевна Тыжненко, тридцативосьмилетняя дама, под миловидной внешностью которой скрывался стальной характер руководителя высшего дана. О таком главном фельдшере, как Евгения Сергеевна, можно было только мечтать. Евгения Сергеевна все знала, всюду успевала, все замечала и все помнила. Данилов ее не просто уважал, а боготворил и прощал ей некоторые недостатки, такие, например, как бесцеремонность в общении и склонность к употреблению нецензурных слов. Бесцеремонность в общении с начальством – это же скорее достоинство, а не недостаток, поскольку она свидетельствует об искренности и прямодушии.
Евгения Сергеевна входила в кабинет главного врача без стука и спроса. Плюхалась на стул, всплескивала руками и говорила свое обычное:
– Ну, мать его так-растак тридцать три раза! Ну разве ж с такими … можно работать?
Затем она четко и внятно излагала суть живонасущных проблем. Бесцеремонность сочеталась у Евгении Сергеевны с трогательной деликатностью. Если она видела, что Данилов двинулся в неверном направлении, она не говорила: «вы неправы», а намекала на то, что надо бы поискать другое решение. Намекала в своей неповторимой манере:
– Боюсь я, что Поленька повесится. Она у нас такая впечатлительная…
Поленькой Евгения Сергеевна называла заместительницу по экономическим вопросам Полину Яковлевну Бобрик, которую Данилов про себя прозвал Русалкой. Полина Яковлевна была высокой томной зеленоглазой блондинкой с фигурой, которая могла бы вызвать зависть у любой кинозвезды. Еще большую зависть вызывал метаболизм Полины Яковлевны. Осиную талию она сохраняла без каких-либо ограничений в еде. Полина Яковлевна обожала сладкое и поглощала его в неимоверных количествах, говоря, что глюкоза – это горючее для мозгов. На столе у нее всегда стояли коробки с пирожными и шоколадными конфетами. Евгения Сергеевна, с великим трудом удерживавшая свой вес в пределах семидесяти пяти килограмм, говорила, что за Поленькин метаболизм она готова отдать три года жизни. Полина Яковлевна была перфекционисткой, что Данилову очень нравилось, и очень трепетно относилась к своему авторитету, что иногда создавало сложности. В случае возникновения каких-либо разногласий Полине Яковлевне нельзя было приказывать. От этого она сразу же начинала плакать и жалеть себя вслух – отдаю все силы работе, из-за нее, проклятой, семьей так и не обзавелась, а меня не ценят и не уважают и т. д.
