Политическое лидерство. Путь к всеобъемлющему анализу - Жан Блондель

Если в понятии хариэматической власти и есть один бесспорный элемент, то таковым является прямая связь между лидерами и их последователями. Вот что пишет верная последовательница Вебера А. Уиллнер: «Харизматическая власть не основана ни на должности, ни на статусе, а вытекает из способности конкретной личности вызывать и поддерживать веру в себя как источник легитимности»[11].

Объект харизмы — личность лидера, непосредственно и исключительно.

Однако Вебер не дает четкого определения харизматической власти. Он утверждает, что харизма «есть определенное качество ннцивидуальной личности, на основе которого она оценивается как исключительная, и к ней относятся как к личности, наделенной сверхъестественными, сверхчеловеческими или исключительными возможностями или качествами». Вебер говорит о харизматической власти, что она основана «на преданности святости, героизму или образцовости конкретной личности, нормам и приказам, открываемым или отдаваемым ею»[12]. Ни один из этих комментариев не дает нам четкого ответа на вопрос, что же в самом деле есть харизма.

Проблема не проясняется и при обращении к примерам, приводимым Вебером: он уделяет много внимания пророкам и другим религиозным лидерам, но упоминает и многих других руководителей. Не удивительно, что К. Фридрих дает такой комментарии: «Сейчас следует задать вопрос о том, справедлива ли генерализация термина „харизма“ путем его расширения и включения светских и нетрансцедентальных типов призвания, а конкретнее — инспирационного лидерства демагогческого типа»[13]. Но вопрос, наверное, не столько в расширении самого термина, сколько в том, что Вебер при этом не меняет направленности и характеристик харизматической власти настолько, чтобы даваемое определение не опиралось столь явно на религиозные примеры.

Почему Вебер столь решительно сохраняет ориентацию на «божественное призвание» и «сверхъестественные элементы»? Не в силу ли своей неуверенности в том, что ему удастся полностью вывести харизму из сферы религии? Вебер сделал первый шаг на этом пути, однако он не пожелал полностью оторвать понятие «харизма» от религиозных корней, вследствие чего его анализ оказался несколько непоследовательным или двусмысленным. Еще важнее, может быть, то, что концепция харизмы сама страдает от неопределенности, связанной с рассуждениями, основанными на аналогиях.

Почему же Вебер не порвал с религиозными истоками понятия «харизма»? Он считал, очевидно, что оно в своем первоначальном религиозном смысле имеет особый «аромат» и особую силу, от которых не следует отказываться при включении в модель политических ситуаций и политических лидеров. «Аромат» и «сила» харизмы вытекают из иррациональной в своей основе связи, которая, по мнению Вебера, похожа на причащение, когда, вера шире, чем принадлежность к конкретной церкви. Его концепция харизматической власти является поэтому целиком и абсолютно эмоциональной, гораздо более эмоциональной (если это возможно), чем связь, существующая между лидерами, их последователями и обществом в традиционном контексте. Вебер не рассматривает возможность того, что идеальный тип харизматической власти есть лишь крайняя точка континуума, включающего много промежуточных позиций. Он не берет во внимание возможность «движения» от чисто харизматического полюса к институциональному, возможность «рутинизации» харизмы. Он не считает возможным, что харизматическая власть может перестать быть «иррациональной», став «интеллектуальной». Полное молчание Вебера по этому вопросу должно быть истолковано как показатель его точки зрения, что никакое легитимное правление не может быть основано на прямой «рациональной» связи лидеров и их последователей. Вебер, по-видимому, считал, что такая связь недостаточно сильна для управления всем обществом и что «рациональные» последователи «естественно» обратятся к институтам, если пожелают найти «правильную» основу для организации общества.

Неудивительно, что веберовская концепция породила много споров и навлекла на себя критику. Даже такие ревностные последователи Вебера как А. Уиллнер или А. Швейцер не могут полностью с ней согласиться. Швейцер, в частности, пытается показать, что не существует слишком больших различий между религиозной ситуацией и политической ситуацией. Швейцер подчеркивает, что Вебер не обязательно считал (как пытается доказать К. Фридрих) «главным признаком харизмы наделение конкретного человека божественными качествами и неким сверхъестественным бытием. Главное — природные способности избранной личности и ее вера в свое призвание по выполнению великой и длительной задачи». Швейцер делает вывод, что «в политической харизме, однако, вера в призвание может занять свое место, в любом случае она будет не божественного происхождения, а внушена судьбой или роком»[14]. Следовало бы однако уточнить, из чего именно состоит такое «призвание» и какая разница существует между религиозным «призванием» и чисто идеологической точкой зрения или идеей, в которые лидер верит.

Итак, желание как можно теснее связать понятие харизмы с его религиозными истоками привело к двусмысленностям и неясностям при его концептуализации. Но еще более серьезные трудности возникли при попытках операционалиэации того понятия.

Из всех исследователей A. Уиллнер пошла дальше всех при выявлении тех характерных черт, которые свойственны харизматической власти. Она перечисляет четыре измерения: имидж лидера, согласие, сплочение и эмоции[15]. Уиллнер определяет каждую из этих черт и выявляет, каким образом каждая из них проявляет отношения харизматического лидера и его последователей. Имидж лидера означает, пишет Уиллнер, что «сторонники верят либо в сверхчеловеческие качества лидера, либо в качества, высоко ценимые в данной культуре». Согласие означает, что «сторонники верят заявлениям, сделанным лидером, и идеям, высказанным им, просто потому, что именно лидер их сделал и высказал». Далее, сторонники сплачиваются потому, что им достаточно, что «лидер дал команду». Что касается эмоций, то «сторонники отвечают лидеру своей преданностью, благоговением или слепой верой, то есть почти теми же эмоциями, что и при религиозном поклонении».

Эти выводы Уиллнер значительно помогают выработке более ясного понимания того, чем является или мог бы быть харизматический лидер Однако трудности остаются. Во-первых, как и у Вебера, используются аналогии, и имеет место соскальзывание с более высокого на более низкий уровень. Весьма туманно описание эмоций, как «близких религиозному поклонению». Как и Вебер, Уиллнер оказывается неспособной разорвать пуповину, связывающую харизму с религией, в результате чего создается впечатление, что она пытается придать харизме мистический характер, в то время как политическая харизма совершенно нерелигиозна.

Далее Уиллнер не обосновывает, почему она выбрала именно эти четыре «характерные черты», а не другие и почему они непосредственно вытекают из веберовской концепции харизмы. Конечно, в широком смысле эти черты соответствуют тому, что имел в виду Вебер. Однако религиозный элемент в них заметно преуменьшен.

Таким образом, попытка, предпринятая Уиллнер, не снимает теоретических трудностей, связанных с веберовской концепцией харизмы.

Влияние лидера — это не единственный фактор, в связи с которым можно было бы измерить роль хариэматической власти. Вебер делает вывод, что хариэматическая власть появляется тогда, когда общество переживает серьезный кризис, поражающий всю его структуру, когда граждане перестают выражать согласие и признавать институты. Отсюда вытекает основное различие между харизматической властью и двумя другими формами власти. Традиционная и «законно-рациональная» власти, так сказать, «нормальны», они имеют место в стабильных ситуациях. Хариэматическая власть может быть только в исключительном случае разлома (либо когда новые институты власти еще не окрепли). Выяснить, насколько подобные ситуации действительно редки — это дело эмпирического анализа. Однако они исключительны (с точки зрения Вебера и, видимо, многих других обществоведов) в том смысле, что ломка институтов не может продолжаться долго, не угрожая существованию государства, как независимого целого.

Однако кризис — это необходимое, но недостаточное условие для появления харизматического лидера. Более того, вряд ли можно утверждать, что присутствие харизматического лидера есть показатель того, что кризис достиг точки разлома и что бедственное положение граждан стало всеохватывающим. В действительности, нет никаких четких указаний на то, какие условия могут привести к появлению харизматического лидера, кроме того, что институты должны быть доведены до состояния ломки. А лидеры, которые представляются гражданам «харизматическими», обладающими способностью спасти их от бед и несчастий, могут появиться, а могут и не появиться. Имеющиеся данные говорят, что зависимость между кризисом и появлением харизматического лидера очень невелика. С другой стороны, имеется много примеров лидеров с «неполным харизматическим статусом», которые, тем не менее, сыграли важную роль в развитии своих стран.