Отцеубийца - Александрова Марина

Стерев с лица земли сей славный град, двинулся Батый дальше, уничтожая деревни и города, опустошая землю Русскую. Подошел он к Москве и сжег ее дотла, взял в плен князя Владимира и, умертвив воеводу и всех жителей, пошел дальше.

Встали на пути душегуба стены великого града Владимира. Ужаснулись жители города, понимая, какая судьба им уготована. А Батый послал своих людей, которые спрашивали, в городе ли князь великий или нет его. Не знали защитники города, что юный князь их Владимир пленен татарами. Не стали говорить с проклятыми ворогами росичи, вместо ответа пустили в Батыевых людей острые стрелы. А татары выставили перед собой несчастного князя Владимира.

Великий плач поднялся за городскими стенами, однако сдаваться росичи не пожелали.

Против самих Золотых врат, что во Владимире, разбил Батый свои шатры и стал ждать, когда русы одумаются и сдадут город.

Больно уж велики орды татарские. Отрядил Батый своих людей, и взяли они без труда город Суздаль, истребив, как у них водится, всех жителей. Вернулись посланные к Батыю с легкой победой, кровью умытые.

Тем временем надоело хану ждать под стенами Владимира, и приказал он брать город приступом. Поняли владимирцы, что пришла их неминучая погибель. Князь Всеволод, жена его, бояре и многие родовитые люди собрались в храме и молились день и ночь напролет.

А на следующий день ворвались татары в город Владимир. Убили они почти всех жителей, а кого полонили, те умерли от жестокого холода. Расстались тогда с жизнями своими и славные князья, и все родичи княжьи.

После того, как взял хан Батый Владимир, пришла череда других городов русских. Разрушил он Ростов и Ярославль, сжег Городец, что на Волге-реке… Потом пошел Батый к Новгороду. Но испугался болот и лесов и так и не дошел до него. Повернул кровопийца обратно к Дону, но с того времени довлеет над Русью его злая воля! И нет сил у разоренной нашей земли противостоять его несметным полчищам…

Так закончил Иван свой невеселый рассказ, и повисло тягостное молчание. Лишь ветер шелестел в кронах плакучих ив над рекой, да журчала вода, да стрекотал в знойном мареве беззаботный кузнечик.

Дядя, как и в прошлые приезды, гостил недолго, и вскоре собрался в обратный путь. Мать провожала его с великой скорбью – время было тяжкое, и если кто с кем прощался, то всегда держал в уме – быть может, навеки. Оно и понятно было – Батый недалече, кто знает, может опять нагрянет, и тогда уж спасения не будет.

Роман хотел было проситься с дядькой, очень ему хотелось белый свет повидать, да потом передумал – матери и так нелегко, а уж с детьми малыми одной и вовсе невмоготу будет.

– Вы тут остерегайтесь, – говорил дядька Роману, седлая коня. – Батый ушел, да по всему видать – не навеки. Того и гляди, опять нагрянет… – Иван ожесточенно сплюнул наземь. – Времянки в лесах стройте… Как почуете неладное, сразу снимайтесь с места и в лес уходите. Они, татары эти, в лес обычно не суются – не привыкли по чащобам шастать, собачьи дети. Они все больше в степи… – Дядька глубоко вздохнул и присел на камень. – С тяжелым сердцем оставляю я вас. Боюсь, как бы чего не вышло! Уж лучше бы поехали вы все со мною, какое-никакое жилье вам бы нашлось, а до Новгорода-батюшки, даст Бог, Батый не дойдет. Но вот Дарья уперлась и хоть трава не расти! О малых бы подумала, что ли, если уж своя голова не дорога… – Дядька тяжело вздохнул, – Ладно, чего уж теперь! Но, если случится что, то вы как-нибудь ко мне перебирайтесь. В Новгороде я нынче, в дружине юного князя Александра Ярославича.

Дядька поднялся, обнял крепко Романа и, расцеловав троекратно, как на святую Пасху, сказал:

– Держись, малец, тяжкая доля выпала тебе, большая забота. Да только не сломить она должна тебя, а закалить. Знаешь, как меч булатный в горниле закаляется – он после огня только крепче становится. Так же и ты крепче духом стать должен.

С этими словами отринул Иван от себя Романа и пошел прощаться со своею сестрою и племянниками малыми.

Долгие проводы – лишние слезы. Это Иван знал точно, потому и прощание его было коротко. Скоро скакал он уже прочь на вороном своем коне. Мать, стоя возле крыльца, утирала слезы, непрерывно катящиеся по щекам. Близнята бегали рядом и то и дело теребили материну юбку, не в силах понять, отчего родительница их так грустна.

После отъезда Ивана жизнь скоро вошла в прежнее русло. В доме вновь стало тихо и скучно, как раньше. Хотя Иван помог сестре звонкой монетой и припасами – да все ж не сравнить с прошлой жизнью, когда в кисельных берегах молочные реки текли, а о татарах никто слыхом не слыхивал!

ГЛАВА 4

Дурные предчувствия дяди Ивана оправдались скоро – не прошло еще и года с тех пор, как Батый прошел по Руси, оставляя за собой лишь сгоревшие города и деревни и сотни, тысячи трупов ни в чем не повинных жертв, не успели еще оставшиеся в живых как следует оплакать мертвых и отстроить свои дома, как татары вновь вторглись в пределы Руси.

В этот раз оставшиеся в деревне люди были предупреждены о приближении ворогов заранее. За день до нападения проскакал по бывшей улице бывшей деревни всадник на взмыленном коне. Куда ехал он, откуда был родом, никто так никогда и не узнал.

– Беда, беда! – кричал человек. – Татары вновь на нас идут – города и деревни жгут, людей губят. Скоро у вас будут – почитай, что к концу дня.

Прокричал и скрылся за поворотом дороги, словно растаяв в поднятой конскими копытами густой пыли.

Тут же поднялся плач и вой, да некогда было предаваться горю – начали собирать нехитрый свой скарб, выводить скот, и через недолгое время жители покинули вновь обреченную на сожжение деревню.

Роман с дедом Макаром также собрали пожитки, мать вывела близнят, и все они, груженые кой-каким барахлишком, отправились в лес, где поставили они избенку, как дядя Иван советовал. За ними потянулись и другие жители несчастной деревни.

Устроившись в лесной обители, Роман с семьей прожил там три дня, а затем отправился обратно, поглядеть, ушли ли злые вороги или еще где-то близко бродят.

Мать, по бабьему обыкновению, ударилась в слезы и молила Романа не ходить, коли не хочет разбить он ее сердца.

Однако ж Роман был тверд в своем решении и, едва оторвав от себя мать, отправился в путь. К вечеру он был уже на холме и с унынием взирал на открывшуюся пред ним картину.

Как и в прошлый раз, татары выжгли только что отстроенные дома дотла, сгорел и новый дом на холме. А сколько труда было в него вложено!

Роман прислушался. Издалека до него донесся неясный гул, который постепенно нарастал. Вскоре уже можно было различить топот конских копыт и гортанные крики на незнакомом языке. Стоя на вершине холма, Роман отовсюду был виден снизу. Поэтому мальчик поспешил укрыться за старой ивой, росшей неподалеку от места, где раньше стоял дом. Листья на дереве свернулись от жара, ствол также местами обгорел, но был настолько толст, что юному Роману спрятаться за ним не составило труда.

Роману хорошо была видна дорога, ведущая к деревне, и ждать пришлось немного – из нарядной, мирной рощицы, выскочили всадники. Насколько мог разглядеть Роман молодыми, острыми глазами – были это смуглые люди, одетые в халаты и одежды из шкур. За то короткое время, пока всадники проносились мимо, успел Роман рассмотреть и оружие ворогов – луки, колчаны со стрелами, копья с крюками, кривые сабли.

Отряд промчался по сожженной деревне и, подняв клубы пепла, вскоре скрылся из виду.

Обратно в лесную избушку Роман возвращался уже под вечер. По пути размышлял он о том, что возвращаться в деревню людям никак нельзя. Видать, разделилось татарское войско на малые отряды, которые действуют разобщенно, а значит, никак нельзя предугадать, когда они нападут на деревню в следующий раз. Поэтому лучше всего оставаться в лесу и ждать, когда татары уберутся восвояси.

Все свои мысли поведал Роман матери, деду Макару и остальным людям. Решили они оставаться в лесу – как-нибудь прокормятся лесными дарами да дичью, а там, глядишь, отступят супостаты, и можно будет хотя бы хлебушек прибрать.