Абсолютно ненормально - Лора Стивен

Во время обеда я разговаривала с Дэнни. Это правда. Он действительно в меня влюблен. И это катастрофа небывалых масштабов. Наш разговор был примерно таким:

Я: «Чувак, что происходит? В последнее время ты ведешь себя как-то странно».

Дэнни: «Что?»

Я: «Дэнни».

Дэнни: «Меня просто бесит, что вы с Аджитой постоянно обсуждаете парней».

Я: «Мы с Аджитой обсуждаем парней с одиннадцати лет. И раньше тебя это не волновало».

Дэнни: *краснеет и долго молчит*

Я: *так же долго молчу, не желая с ним ссориться*

Дэнни: «Ну а сейчас это меня беспокоит».

Я: «Почему?»

Дэнни: «Не знаю».

Ты можешь сказать, что это не похоже на обычное признание в любви. И да, пока печатала наш разговор, я тоже задумалась, правильно ли все поняла. Но, хотя, возможно, это покажется излишне самолюбивым, остаюсь при своем мнении. Он влюблен в меня. И у меня есть доказательства.

Во-первых, когда я поинтересовалась, почему он так странно себя ведет, он выпалил ответ со скоростью света. А значит, он ожидал, что я об этом спрошу. И знает, что ведет себя странно. А потом, когда я чуть сильнее надавила на него, он провалился, как игрок в покер с парой двоек. Поверь мне, я прекрасно знаю Дэнни. Он точно что-то скрывает.

Во-вторых, он покраснел. Дэнни ни разу в жизни не краснел. Собственно, он такой бледный, что я даже предполагала, что его кровь бесцветная, как физраствор в капельнице.

В-третьих, он сказал: «Не знаю». Но уверяю тебя, Дэнни – самый занудный сын проповедника на планете. Возможно, во всей Солнечной системе. Поэтому такие слова ему совершенно не свойственны. Он просто не знает, что сказать.

Я не уверена, как мне относиться к таким переменам. Думаю, в большей степени мне грустно: меня пугает все, что может поставить под удар нашу дружбу. Все знают: безответная любовь – рак дружеских отношений. А я ни капли не влюблена в Дэнни. Я люблю его как надоедливого кузена или хомяка, требующего особой заботы, но уж точно не влюблена в него. Не думаю.

А может, все-таки влюблена? Может, мне просто не хватает какого-либо знака. Может, тошнота, охватывающая меня, когда он отрыгивает национальный гимн, вызвана не отвращением, а глубоко спрятанным влечением. Может, нам так комфортно друг с другом, что я даже не стесняюсь совершать видеозвонки из туалета, потому что мы родственные души. Я, конечно, не так представляла себе свою первую великую влюбленность, но действительно ли стоит ждать эпической истории, как в «Дневнике памяти», в наши дни в моем возрасте?

А как ты понимаешь, что втрескалась в кого-то?

[Я не уверена, стоит ли тут использовать «втрескаться», но оставлю, как было в блоге.]

21:16

В четверть десятого в пятницу вечером, вместо того чтобы трясти хаером на концерте и/или употреблять наркотики ради забавы, я беседую с Бэтти в гостиной за чашкой какао.

Наша гостиная не больше сарайчика в саду. Стены оклеены странными рельефными обоями, какие встречаются в старых деревенских домах. Наш бархатный диван мы нашли на улице, после чего, осмотрев его (не поели ли его термиты), накрыли одеялами и подушками из благотворительного магазина. На пособие, выплачиваемое за опеку, и заработную плату у Марты не купишь мебель из IKEA, слыша про которую, мистер Рузенквист, наверное, содрогается по причине своего шведского происхождения.

А еще у нас есть один из тех старых телевизоров, которые в толщину больше, чем в высоту, и нет кабельного телевидения. Но хотя бы есть Wi-Fi, за установку которого у нас была война с Бэтти. Примерно как во Вьетнаме, только с большим количеством воды.

Мы сидим в трениках на бархатном диване. Она вяжет, положив морщинистые ноги мне на колени, а я массирую ее ступни. Бэтти стонет, как только я задеваю ее выпирающие косточки. И мне в тысячный раз становится жаль, что я не могу пойти на тяжелую работу вместо нее. Когда я вернулась из школы, то обзвонила все места, где оставляла свое резюме, но никто не захотел меня нанять. Даже Марта.

Я принимаюсь красить Бэтти ногти ярким лаком цвета фуксии и рассказываю ей о ситуации с Дэнни. Она не притворяется удивленной. Даже Дамблдор смотрит на меня так, словно говорит: «Тоже мне новость, это было написано на его лице еще в начале лета, а теперь подай-ка мне одну из этих конфет с арахисовой пастой или я выпущу Авада Кедавра в твою задницу». Она спрашивает, как я к этому отношусь, и я повторяю, что безответная любовь – это рак дружеских отношений, и, возможно, на самом деле влюблена в Дэнни, но принимаю это чувство за легкий желудочный грипп. После этих слов она замирает.

– Иззи О’Нилл, ты уж точно не любишь Дэнни Уэллса.

– Нет, не думаю, что люблю. – Я вытираю ваткой пятно лака с ее мозолистой кожи. – А ты откуда знаешь?

– Ты хочешь его поцеловать?

– Нет.

– Хочешь выйти за него замуж и стареть рядом с ним, а потом помогать ему завязывать ботинки, когда его замучит артрит?

Она щелкает спицами со скоростью света, и эти звуки сливаются в единый гул, словно рой цикад залетел в нашу гостиную.

– Ни капли. Даже мысль об этом меня ужасает.

– А может, ты хочешь переспать с ним?

– Определенно нет.

По-видимому, этого достаточно, чтобы вынести окончательный вердикт: любовь Дэнни безответна. А затем она пускается в юмористический монолог о том, как ей всегда нравился Дэнни и что она не удивлена такому развитию событий. Позвольте, я перескажу его вам:

– Вы с Дэнни всегда были близки, особенно когда дружили вдвоем. А когда вы на третьей неделе шестого класса пришли из школы с Аджитой и взобрались на этот диван, увлеченно обсуждая ваши первые посиделки за играми, я поняла, что вас связывает что-то особенное. Он единственный ребенок в семье, поэтому ему нелегко пришлось, когда ты стала жить с ними, но вскоре он преодолел это. Вы постоянно цепляли друг друга, шутили, придумывали игры и делали прекрасные сценические постановки даже без сюжета. Уже тогда мальчик сдувал с тебя пылинки, но ты всегда держала его на расстоянии. Дэнни всегда до безумия тебя любил и, думаю, этим летом все для себя решил. Бедный ребенок.

– Ну, – говорю я. – Это дерьмово.

– Действительно дерьмово. – Она шикает на спустившуюся петлю на шарфе, который вяжет, держа его между указательным и большим пальцами и оценивая ущерб. – Эй, он ничего не говорил тебе в последнее время про своих родителей? Я про Дэнни.

Нахмурившись, я закрываю лак для ногтей и любуюсь проделанной работой. Ноги выглядят уже не так ужасно.

– Вроде нет. А что? У них все в порядке?

Она пожимает плечами.

– В общественном центре говорят, что их брак на грани краха. Может, это просто сплетни маленького городка, но вдруг нет? – говоря это, Бэтти откладывает вязальные спицы и принимается растирать виски круговыми движениями больших пальцев.

Сначала мне кажется, что таким образом она пытается вызвать Святого Духа, но, судя по муке на ее лице, она не очень хорошо себя чувствует.

– Снова мучает головная боль? – спрашиваю я.

– Это всё проклятые светильники на кухне в закусочной, – ворчит она. – У любого будет мигрень, если смотреть на люминесцентные лампы по шестьдесят часов в неделю.

Примерно в то же время, что и BuzzFeed[13], в интернете появился феномен – прославлять бойких пожилых женщин, работающих до ста лет. Только посмотрите на них! Они затмевают любого рядового завсегдатая и безжалостного менеджера, которым подают вчерашний кофе! Так весело и вдохновляюще! И это правда. Все больше и больше беззащитных пожилых людей не могут позволить себе уйти на пенсию – и поэтому продолжают каждый день выходить на изнуряющую работу просто потому, что иначе им не прожить. Они работают, несмотря на больные ноги, головные боли, ноющие кости, усталость, болезни, травмы и горе. От этого так тошно.

Как бы то ни было, после разговора с Бэтти мое всепоглощающее уныние из-за ситуации с Дэнни сменилось сокрушающим чувством вины. Что мне теперь делать? [Это чисто риторический вопрос. Я очень редко прислушиваюсь к советам других из-за безумного упрямства.]

Мне хотелось бы набраться храбрости, чтобы взять дело в свои руки, как солдату, который с гордостью бросается в бой. Но, увы, вместо этого я собираюсь спрятаться в сырой траншее, пока проблема не исчезнет или меня не разорвет случайной гранатой. И по тому и по другому сразу понятно, что я трус и не тот человек, с которым вы захотели бы пойти в разведку. [В этом посте много военных метафор, которые, как мне кажется, прекрасно передают эмоциональную сумятицу в моей голове и глубокий внутренний конфликт. Образы и прочее. Вот такой я поэт. Как Т. С. Элиот[14], только с сиськами.]

Конечно, неразумно, но я немного сержусь на Дэнни за то, что он испортил совершеннейшую дружбу. Если подумать логически, в этом нет его вины.