Карамба, или Козья морда - Дмитрий Щеглов

– Закрой-ка дверь, посмотрю, если ли щели, – попросил Данила Настю, оставаясь в пристройке.

– Дурной, что ли, а если сейчас Горилла появится, что будешь делать? – спросил я не в меру расхрабрившегося приятеля. Но Данила как водолаз, потерял чувство реальности.

– Закрывайте. Раньше, чем через пять часов он здесь не появится.

Настя стала крутить колесо, и дверь встала на прежнее место. Данила поднял вверх большой палец.

– Вообще ничего не видно. Ровная стена. Открывайте.

Легко сказать открывайте. Колесо-штурвал заело, оно больше не поддавалось ни в одну сторону.

– Кончайте дурить, открывайте, – вновь беспечно напомнил о себе Данила.

– Данилушка, не открывается, – елейным голоском пропела Настена, – ты потерпи пока миленький, сейчас что-нибудь придумаем.

С этой стороны хорошо советовать, а каково на той стороне. С Данилы моментально слетел дурацкий кураж. Он сначала подумал, что мы так глупо шутим, но когда и через десять минут дверь осталась закрытой, он вдруг как мышь забегал по пристройке и неожиданно уединился в ближнем, невидимом через прорезь углу и присел в гордой позе орла.

– Данила, ты где, потерпи, сейчас вытащим.

Я осветил фонарикам этот удивительный монашеский механизм, господи, что могло там заесть.

– Я, кажется, внутрь заколку уронила, – наконец подсказала Настя, заглядывая туда же.

Хорошо, что это признание не слышал Данила. Я заглянул через прорезь внутрь помещения, чтобы посмотреть, как там держится наш супер боевой товарищ. Данила отходил от стены, застегивая штаны.

– Как он? – виновато спросила Настя.

– Молодец, держится, – поддержал я товарища.

– Вон она, вижу ее, – вдруг обрадовано закричала Настя.

Но увидеть, еще не значит вытащить. Заколка попала, между зубьями двух шестеренок и не давала возможности им крутиться. Заколку видел и я, но достать, рука не дотягивалась. Каким только макаром, мы не перепробовали достать ее оттуда, ничего не получалось.

– Что там Данила делает? – спросил я Настю.

– Вытащил блокнот, что-то пишет… Листок оторвал… и на верстак положил.

В это время внутри пристройки раздался слишком громкий скрип. Мы с Настей прильнули к прорези. Крышка люка, в которой недавно исчез Хват, вместе с верстаком стала подниматься вверх. Нет, такого не может быть. Ни один силач в мире, не может поднять такую тяжесть. Передвинуть на другое место, еще, куда ни шло. Но, противу всякой логики, крышка люка медленно со скрипом поднималась. Мы видели, как Данила метнулся в тот, невидимый от нас угол. Пока ничем мы не могли помочь своему приятелю. А люк, все так же медленно, вместе двухтонным верстаком поднимался и поднимался. Я глазам своим не верил, казалось его, толкала железная рука. И вот оттуда показалась плутоватая физиономия Хвата. В руке у него был пистолет. Он вылез из люка и пошел в тот угол, где минут десять назад лежали платиновые гантели. Ничего он там конечно не нашел. Его лицо приняло озабоченное выражение, он внимательно огляделся, но ничего подозрительного не увидел. Затем, подумав, что Горилла мог и перепрятать платину, медленно, как в американском боевике, держа двумя руками пистолет, стал обходить все помещение. Наконец он дошел и до того угла, где прятался Данила. Мы застыли в нехорошем ожидании.

– Ах, ты животное, ах ты скот. Ну, гад, держись, – неслась из угла несусветная брань Хвата, – ты мне ответишь за все, и за платину в том числе. Я тебя заставлю лизать мне ботинки, сволочь. Языком, языком лизать.

– Все, пропал Данила, – зашептала Настя, – давай я заору, он его перестанет мучить.

– Он, до него еще не дошел, орать будешь, когда я скажу.

– А на кого он ругается?

– Пока на Гориллу.

Настя ничего не понимала. Не рассказывать же ей, что Хват вляпался в то, что Данила оставил на полу, перед тем как подтянуть штаны. Хват подошел к воротам, толкнул их. Они были закрыты, как и положено на два замка. Об тот чурбак, на котором сидел Горилла, Хват стал вытирать ботинки. Желчь и злоба так и клокотали в нем.

– Хвата– Барыгу, решил нагреть. Зеленый еще Сопель, зеленый. Из-под земли достану.

И тут он увидел записку лежащую на поверхности верстака. Он взял ее, и медленно вслух прочел.

– Мачить исчо рана.

Что тут началось? У Хвата от ярости выступила пена на губах.

– Ах ты, обезьяна! Ах ты змей, хвостатый, – ругался он на Гориллу, – обвел меня, старого Барыгу. Сукин сын, в паре с кем-то работает. А я ему пятнадцать тысяч отдал. Сам принес. С поклоном. Горилла, вот тебе денежка на дорогу до Рио-де-Жанейро. Остальные позже принесу. А они, что удумали, мало меня кинули, так еще и замочить решили. Ах, молодцы. Только вы не знаете Хвата-Барыгу. Я не зря, сам как Граф Монте-Кристо пол года рыл этот тоннель из своего дома. Ты, думал Горилла, что поставил сверху верстак в две тонны, и закрыл мне проход. Нет дорогой, я вмонтировал в крышку самый мощный домкрат, он вагоны шестидесяти тонные поднимает. Я как Архимед, им черта переверну. Замочить решили. Нет, небритый. Ты будешь Горилла, меня, как кот мышь, караулить у подземного хода, а я через ворота приду. До вечера еще много времени. Приходи со своим дружком, приходи за деньгами. Посмотрим, кто на коне отсюда уедет, кого Боливар увезет.

Хват, как паровоз немного выпустил пар, и полез обратно в свой люк. Мы облегченно смотрели, как крышка медленно опускается. Верстак съехал чуть в сторону, и снова прижал сверху крышку люка. Для нас троих наступила временная передышка.

– Думай Настя, думай, чем подцепить заколку? Десять сантиметров не хватает.

Я как-то раз дома уронил плоскогубцы, в меж крановое пространство за туалетным бачком, уверяю вас, легче из пропасти достать сорвавшегося альпиниста, чем оттуда плоскогубцы.

И тут мне в голову пришло инженерное решение. Надо было всего лишь как на велосипеде перебросить цепь с одной шестеренки, на другую. Увеличивалось усилие при вращении колеса-штурвала и только. У монахов был предусмотрен рычаг, для ослабления натяжения цепи. Я им и воспользовался. Сняв цепь, с той шестеренки, меж зубьев которой попалась заколка, я надел ее на другую, меньшую диаметром и подтянул цепь.

– Готово!

И в это время дверь пошла. Данила выбрался из своего угла. Сколько же было радости, когда он влез к нам на лестницу, и мы закрыли дверь. Мне казалось, что приятель сплавал к людоедам в Америку и вернулся обратно. Мы поздравляли и обнимали его.

– И ты совсем не испугался, даже когда он пистолет на тебя навел? – спрашивала его Настя.

– Нет, – безбожно врал Данила.

– А как он тебя в углу не заметил?

– Не дошел, – стал скисать герой.

Я скорее перевел разговор на другую тему: – Как ты догадался записку написать и перевести все на Гориллу с сообщником. Что ты там написал?

И тут Данила рассказал про свои переживания: – Я когда увидел, что дверь не в шутку, а всерьез заклинило, испугался, что придется разбираться с Гориллой. А у меня, при нем язык отнимается, не будешь же ему на пальцах объяснять, что придется вернуть перепрятанное. За это время он тебя десять раз сдуру замочит, и пикнуть не успеешь. Вот, я на всякий случай запиской и запасся. Написал так, чтобы ему понятно было. «Мачить исчо рана Гарила» Хотел еще дописать, мол, все вернем, но тут крышка люка поехала. Кто же знал, что этот старый аферист Хват, решил так хитро надуть Гориллу. Он ведь догадался, что Горилла полезет сейчас же на колокольню, наблюдать за ним, уехал он за деньгами или нет. И как только Горилла покажется на колокольне, Хват тут же вернется обратно в эту пристройку, домкратом откроет люк, заберет платину и пока Горилла будет думать, что он сдает на анализ металл и ищет деньги, спокойно, через Шереметьево улетит в Швейцарию.

– Пора нам отсюда ноги уносить, – предложил я друзьям.

– Минуточку подождите, – сказал Данила, – и без свечи и фонаря скатился по ступеням в подземный ход. Спустя минуту он вернулся, держа в руках козлиную голову.

– Как ты ее без света отыскал? – удивилась Настя.

– По запаху. Воняет сильно. Откройте дверь, я ее хочу в подарок Горилле оставить.

Пришлось еще раз крутить штурвальное колесо. На этот раз Данила, не захотел даже отнести ее на видное место и просто кинул на пол.

– И так найдет, по запаху.

Мы с Данилой, взяв по платиновой гантели, спустились по ступенькам к разветвлению лаза.

Удачно монахи сделали подземный ход. Он все время, петляя, шел наклонно вниз. Гантели надо было только направлять, они сами катились к выходу.

– Я знаю, для чего монахам нужен был этот подземный ход, и почему он такой широкий. – когда мы остановились передохнуть, сказал Данила. Нас с Настей заинтересовала его версия.

– Для чего?

– У них в монастыре был свой Хват-Барыга, и как в советское время зав складом продавал своим людям дефицит, так и он с монастырского двора через этот потайной ход втихомолку продавал бочки с медом.

– А почему именно с медом?