Кто последний к маньяку? - Марина Серова

Ну, скажите, какой мужчина устоит перед обнаженной женщиной? Особенно если она красива и умна? Если это женщина, а не просто красивый кусок плоти?

Не устоял, конечно, и Славик. Он пультом выключил видеомагнитофон, продолжая внимательно рассматривать мое тело. Я молча ждала, что будет дальше.

– Знаешь, – он наконец нашел для себя обходной маневр, – я, кажется, ехал сюда не из-за кассеты… Старую любовь не вытравишь из памяти…

Все-е! Славик завелся. И добиться этого оказалось настолько просто, что сразу же стало скучно. Чем я, в самом деле, занимаюсь? Что, я раньше не знала, что стоит мужику продемонстрировать свои груди и волосы на лобке, как его магнитная стрелка, словно в компасе, тут же оказывается нацеленной на твое тело, будто во мне находится магнитный полюс! Да знаю я этот магнитный полюс, столь привлекательный для мужчин, ясно, где он находится…

Стало грустно и противно. Грустно от того, что Славкой оказалось так легко манипулировать, а противно от того, что мы с ним когда-то были очень близки. Ближе, чем мне теперь хотелось бы…

Ну вот и все, подумала я, осталось только «динамо» ему крутануть. Но в этот момент меня осенила очень и очень рациональная идея. Я вновь пришла в движение, погасив соблазнительные картинки перед не на шутку уже воспалившимся Славкиным взором.

– Послушайте, товарищ майор, – спросила я его, – а что, если завтра ваши подчиненные спросят, каким образом попала к вам эта пленка и во сколько вам обошлась? Что вы ответите?

– Не спросят. Их дело маленькое. И вообще, о чем ты говоришь, Танюшка? Иди ко мне…

Он сделал шаг в мою сторону. Та-аак! Майор Киреев пошел на сближение. Это уже опасно. Когда-то он прославился именно в операциях по захвату. Своей мертвой хваткой. Поэтому второй шаг я ему сделать не дала. В ближний бой мне переходить совсем не хотелось.

– Нет, Киреев! Если тебе самому наплевать на твою профессиональную честь и достоинство, то придется о них позаботиться мне. Я не могу допустить, чтобы человек, который дорог мне как воспоминание о безвозвратно ушедшей молодости, компрометировал себя, добывая следственные материалы с помощью не профессиональных, а сексуальных своих способностей. Ты что, хочешь, чтобы про тебя в управлении анекдоты начали рассказывать? Да и до жены дойдет. Представляешь? Ей, например, рассказывают анекдот про твой короткий ум и длинный…

– Заткнись! – крикнул на меня Славка. Не нашедшая выхода энергия сексуального возбуждения клокотала в нем, как перегретый пар в котле. Бледнолицый, кабинетного загара Киреев стал огненно-красным. Я даже забеспокоилась, не хватит ли его удар.

– Не волнуйся, Славик, – не дала я разойтись на всю катушку его раздражению. – У меня есть другой вариант. Давай меняться? Я меняю эту кассету на плоды твоей профессиональной деятельности. Таким образом твои честь и достоинство ничуть не пострадают.

– Что ты такое несешь? – спросил Славка, но уже намного спокойнее. – На какие плоды?

Я достала кассету из видеомагнитофона и протянула ее Кирееву.

– Держи. Она твоя. И я буду считать, что мы в расчете, как только ты расскажешь мне обо всем, что тебе известно о вчерашнем убийстве Ирэн Балацкой. Ты согласен? Подумай. А я пока переоденусь, чтобы не отвлекать тебя всякими ностальгическими глупостями…

– Ирэн? – переспросил он. – Зачем тебе…

Но не продолжил. Видно, и сам сообразил, что не из праздного любопытства.

На то, чтобы переодеться, сварить кофе и разрезать торт, у меня ушло минут пятнадцать. Все это время Славка просидел в кресле и сосредоточенно молчал, наверное, вспоминая подробности.

Я позвала его на кухню, и следующие минут сорок мы с ним провели не как бывшие любовники, а как коллеги, обсуждающие общую профессиональную проблему. То есть в режиме бесполового общения.

ГЛАВА 8

И вот что рассказал мне Славка на кухне за тортом и кофе.

Прежде всего убийство Ирэн Балацкой было не первым и даже не вторым в серии убийств, совершенных, как предполагала милиция, одним и тем же человеком.

Первое было совершено год назад, в самый разгар выборов губернатора, и прошло не замеченным журналистами. И потому, что главное их внимание было отвлечено событиями политическими, и потому, что милиция всеми силами постаралась замять это дело и не дать ему широкой огласки. Участие в выборах принимал один из недавних крупных областных милицейских чинов, и снижение уровня преступности, смягчение криминогенной обстановки, четкая работа милиции и безопасность граждан были опорными пунктами его предвыборной программы.

Дело замяли, убийцу не нашли, отставной милицейский генерал выборы проиграл, но история эта так и не вынырнула на мутную поверхность тарасовской прессы, утонула в болотах милицейских архивов.

А убита тогда была Лариса Латышева, владевшая крупной строительной фирмой, женщина независимая и очень богатая.

Она слишком часто меняла мужчин, не всегда выбирая их из среды, к которой принадлежала сама. Среди ее фаворитов были и солидные коммерсанты, и голь перекатная. Следом за директором банка место в ее постели занимал какой-нибудь казацкий сотник, его сменял никому, кроме своих поклонниц, не известный тарасовский поэт, далее следовал случайный попутчик, которых она любила подвозить на своем восьмиместном «Форде», и замыкал круг опять-таки человек бизнеса – что-нибудь вроде менеджера крупной оптовой фирмы. Затем следовал кратковременный перерыв, и постельная чехарда начиналась сначала, выходила на новый круг. Как только поклонник надоедал, Лариса Латышева просто-напросто выгоняла его, нисколько не заботясь ни о его чувствах, ни о его самоуважении.

– Представляешь, мы проверили четверых ее прежних поклонников, – горячился Славка, – и у каждого – у каждого! – был мотив для убийства. Я, помню, даже растерялся тогда. Эта баба просто довела этих несчастных мужиков до белого каления!

Славка возмущенно запыхтел, сверкая глазами от негодования. Ему-то тоже сегодня не много от меня досталось. Правда, я его довела, пожалуй, только до красного каления. Но и этого вполне достаточно, чтобы почувствовать мужскую солидарность.

– Ты-то чего раскаляешься? – остановила я его. – Или ты тоже был среди ее поклонников?

– Не перебивай, – отмахнулся от меня Славка. – Мне не до баб тогда было, мне майора должны были дать, а тут это убийство…

Это он, конечно, соврал, до баб ему всегда дело было. И всегда будет. Даже на смертном одре. Даже в чистилище. А то и после него.

– Да я верю, верю, Славик, – ехидно сказала я. – Уж мне ли не знать, какой ты скромник!

– Танька, не перебивай! Я тебя серьезно предупреждаю. А то я сейчас про всех своих баб рассказывать начну… Мне этих чудных воспоминаний не только до утра – до Нового года хватит.

– Все, Слава, все! – Я подняла ладони вверх. – Ради бога, избавь меня от этого любовно-эротического потопа красноречия.

Киреев еще немного попыхтел, но продолжил свою детективную повесть.

Любвеобильная предпринимательница обожала унижать мужчин, это о ней рассказывали все, кто только ее знал. У тех, у кого милиция установила наличие мотивов для убийства, было алиби. Женщина она была одинокая и бездетная, из родственников никто не объявился, соучредителей у нее не было. Никто не настаивал на розысках убийцы. Дело как-то само собой заглохло.

– Слава, можно вопрос? – перебила я. – А зачем ты, собственно, мне все это рассказываешь? Какое отношение это имеет к Ирэн?

– Ах да, извини, – спохватился он. – Все дело в способе убийства. И Латышева, и Ирэн, и директор «Перикла» – все были убиты одинаково. Журналисты, слава богу, до этого еще не докопались, а то у нас тут уже начался бы массовый психоз под названием «Джек-потрошитель»… Он перерезает бритвой горло, и жертва уже не может крикнуть, хотя все видит и еще понимает, что с ней происходит. Он не насилует, не грабит, не берет денег. У Балацкой с собой было около восьмисот долларов. Не взял ни цента. Он режет их бритвой. Щеки…

Славка, видно, хотел показать что-то на себе, но потом передумал и решил объяснить словами. Слава богу, сообразил. Ни в коем случае нельзя такие вещи на себе показывать. Очень нехорошая примета.

– …от внешних уголков глаз к центру верхней губы. Груди – от подмышек через соски к центру. Живот – от края ребер к лобку. Три парных надреза повторяющейся конфигурации: на лице – маленький, на груди – больше, на животе – еще больше. И все. После этого он уходит. Надрезы неглубокие, женщины погибают не от них, а от удара бритвой по горлу. Наши патологоанатомы считают, что он неплохо знаком с анатомией. Странно, но ни у одной из четырех жертв не была задета сонная артерия, при поражении которой смерть наступает через несколько секунд. Они еще все продолжали жить, когда он уходил, они видели, как он уходит. Они все задохнулись от крови, которая заливала трахею.

Киреев вздохнул и некоторое время помолчал. Видно, воспоминание об изуродованных трупах, виденных им в морге, действовало на него угнетающе. Еще бы. Для такого любителя женщин, как Славка, видеть обезображенное женское тело – это уже психологический стресс.