Хаос (ЛП) - Шоу Джейми

— Ну же, ребята? — Я многозначительно смотрю через стол на своих братьев, особенно на трех самых старших, которые должны знать, что я не нуждаюсь в защите. — Серьезно, «поздравляю» было бы неплохо в любом моменте этого разговора.

— Кит… — начинает мама, но я только качаю головой.

— У меня начинает болеть голова. Мы можем поговорить об этом позже, но это мое решение, и я просто хотела, чтобы все знали.

Я бросаю на родителей еще один умоляющий взгляд, прежде чем повернуться и уйти, но голос Кэла плывет за мной:

— Поздравляю, Кит.

В тишине своей комнаты я падаю на кровать и гадаю, кто из парней поднимется сюда первым. В обычный день я бы поставила на Кэла, но этот день был совсем не нормальным, и честно говоря, Кэл, похоже, не слишком доволен мной прямо сейчас. Может быть, это будет Брайс, хотя бы для того, чтобы спросить меня, буду ли я доедать остаток своего чесночного хлеба или он сможет его съесть. Или Мэйсон, чтобы сказать мне, что я не должна вести себя как ребенок, если не хочу, чтобы со мной так обращались.

Когда кто-то стучит в дверь и входит Райан, я почти благодарна ему.

— Эй, — говорит он, присаживаясь на край кровати и похлопывая меня по колену.

— Эй.

Обычно идеально уложенная челка Райана спадает на лоб — признак того, что стрижка у него намечена на завтра, если не на сегодня.

— Мы просто беспокоимся о тебе, ты же знаешь.

— Может уже хватит, — говорю я, садясь и подтягивая колени к груди. Мои ботинки упираются в одеяло, выражение лица становится еще более непреклонным, чем я себя чувствую. — Я больше не ребенок. И сама могу принимать решения.

— Ты сама принимаешь решения с самого детства, Кит, — говорит Райан с теплым смехом. — Может быть, именно поэтому мы так беспокоимся. Ты когда-нибудь думала об этом?

Я смотрю на него, он щелкает меня по лбу, и я не могу удержаться от смеха. Наши родители держали нас всех близко друг к другу, так что, хотя нам с Кэлом по двадцать одному году, Брайсу — двадцать четыре, Мэйсону — двадцать шесть, а Райану — двадцать семь, никто из нас не знает, как вести себя друг с другом в нашем возрасте. Обычно я не считаю это плохим, пока не ставлю четверых против одного и не оказываюсь на проигрышной стороне спора.

— А разве не важно, что я счастлива? — спрашиваю я, и Райан усмехается.

— Конечно же, важно.

— Тогда почему мама настаивает, чтобы я была учительницей музыки?

— Потому что мама сумасшедшая, — отвечает он как ни в чем не бывало, и я снова начинаю хихикать.

Райан забирается на мою кровать, пока его спина не упирается в стену, и он сидит так в тишине, пока я не говорю:

— Шанс играть в этой группе очень много значит для меня, и я не хочу, чтобы вы, ребята, все испортили, ясно? Именно этим я хочу заниматься, Рай. И ты это прекрасно знаешь. Этот город всегда был слишком мал для меня.

— Думаю, весь мир слишком мал для тебя.

— Но это не обязательно плохо.

Мой выпад вызывает легкую улыбку на его губах.

— Я этого и не говорил. — Он хлопает меня по колену и встает, останавливаясь у моей двери. — Просто пообещай мне, что нам не о чем беспокоиться. Я поговорю с ребятами и буду держать Мэйсона на поводке.

— Тебе не о чем беспокоиться, — эхом отзываюсь я, и могу сказать, что Райан мне не верит, но он знает, что в мире не хватит всех ламп для допросов, чтобы заставить меня выплеснуть свои эмоции. Не с четырьмя властными братьями, которые всю жизнь показывали мне последствия того, что я говорю им не то, что они хотят слышать.

— Ты же позволишь мне помочь тебе переехать?

Я одариваю его искренней улыбкой.

— Конечно, Рай. Ты можешь помочь мне переехать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Когда я перебираюсь в свою новую квартиру через несколько дней после Пасхи, все четверо моих братьев и отец помогают мне переехать на новое место. Я утверждаю, что это перебор, и моя мама молча соглашается, но мужчины настаивают на встрече с моим новым арендодателем — милой старой леди, которая сдает мне комнату над своим гаражом — и они не жалуются, когда она кормит их печеньем с молоком и напевает о том, как они все красивы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Спустя неделю пришло время для моей первой репетиции с ребятами, и если бы я оценивала ее по шкале от куска пирога до зомби-апокалипсиса, я почти уверена, что все в группе ели бы лица друг друга.

— Кит, — говорит Шон тем голосом, которым критиковал меня весь чертов день, — серьезно, сколько времени тебе нужно, чтобы запомнить эту песню?

В гараже Майка на окраине города я борюсь с желанием сыграть роль настоящей рок-звезды и разбить свою гитару об пол. Я подала заявку на должность гитариста группы, а не личной боксерской груши Шона, но с того момента, как мы начали репетицию, он спустил мою уверенность в унитаз. Мои зубы скрежещут, звук царапает барабанные перепонки, и я звучу, как один из моих братьев, когда рычу:

— Серьезно? — Краем глаза смотрю на Джоэля, а потом снова перевожу взгляд на Шона. Его слова жалят, и я кусаюсь в ответ: — Ты винишь меня?

— Ты каждый раз лажаешь в одном и том же месте.

— У твоего басиста гребаное похмелье! — рявкаю я, эхо моего оскорбления теряется в шумоподавляющем оборудовании, установленном на стенах. С темными кругами под глазами и ирокезом, торчащим в беспорядке на макушке, Джоэль выглядит так, будто пил всю чертову неделю и выбрал неправильное время, чтобы остановиться. — Как, черт возьми, я могу держать ритм, когда он постоянно сбивается?

Шон бледнеет, а Майк вертит в пальцах барабанную палочку.

— В точку.

— Она права, — вмешивается Джоэль, прежде чем кто-нибудь успевает его защитить. Он отстегивает Фендер от своей шеи и ставит его на подставку у стены гаража.

— Ты в порядке, — заверяет его Шон, снова глядя на меня своими глазами изумрудного цвета. — Не набрасывайся на него только потому, что ты не можешь делать свою чертову работу.

— Воу, — говорит Адам, но я уже швыряю свой гитарный медиатор в Шона, как будто это метательная звезда ниндзя, и вылетаю из гаража Майка. Толкаю дверь так сильно, что, когда она хлопает о стену дома, я удивляюсь, как это крошечное сооружение не падает.

Не знаю, почему я вообще решила, что присоединиться к группе Шона будет хорошей идеей. Он был мудаком в старших классах, мудаком и остался, и если бы этот чертов дом рухнул, не уверена, что стала бы тратить свою энергию, выкапывая его из руин.

— Кит!

Я игнорирую его дурацкий голос и продолжаю идти, каждый удар моих ботинок превращает гравий на подъездной дорожке Майка в пыль. Ветер сдувает волосы назад, превращая меня в очень злого ангела-мстителя, который не собирается тратить свое время на отмщение. После двух недель, когда я не могла спокойно спать из-за того, что была очень взволнована, и не могла есть из-за того, что очень нервничала, Шон сделал все возможное, чтобы я чувствовала себя еще менее значительной, чем та пятнадцатилетняя девочка, которой была, когда впервые заговорила с ним. А я не настолько уж и ничтожная, черт возьми.

Я кладу гитару на заднее сиденье джипа, забираюсь на водительское сиденье и вставляю ключ в замок зажигания.

К черту возвращение за футляром для гитары. Предпочту купить себе новый.

Когда Шон запрыгивает на подножку рядом со мной и цепляется за перекладины над моей головой, я отказываюсь позволить ему давить на меня. У меня в бардачке есть электрошокер, и у парня есть десять секунд, прежде чем мы оба узнаем, как он работает.

Десять… девять…

— Прости, — говорит он. — Я вовсе не хотел… быть таким…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Таким козлом? — рявкаю я, отказываясь от электрошокера, когда он соглашается.

— Да.

Я прищуриваюсь, превращая свои глаза в крохотные черные дыры.

— Слишком поздно.

— А?

Послеполуденное солнце отбрасывает вокруг него ослепительный ореол, и я, прищурившись, смотрю на его тупое великолепное лицо.