Весёлый третий - Мария Киселёва

— А чего ей исправляться, что она испорченная, что ли? — закричал Петя, барахтаясь в рубашке, которую он как раз надевал.

Гиндин, наверно, ничего не понял, потому и сказал:

— Вот, вот. Пусть исправляется.

— Да чего исправляется? — заорал Петя, как только просунул голову в ворот. — Она и так лучше всех! Просто мышей боится… Если бы ты боялся…

— Ну а олово? Тоже боится?

— Как дам вот сейчас! Говорю же, сковородку прожег! Если бы у тебя прожгли… Да что это такое? Где же пуговицы?

Все посмотрели Пете на ворот. Там действительно не было ни одной пуговицы.

— Их мыши ученые отгрызли, — съязвил Гиндин.

— Ой, Петька, — сказала Вера. — Это же не твоя рубашка. У тебя же в зеленую клетку.

— Это Сенькина рубашка, — угадал Сковородкин.

Тут и Гиндин узнал свою рубаху по чернильному пятну, и они с Петей стали меняться, но когда Субботин снова оделся, рукава у него оказались чуть ниже локтей, и все грянули смехом.

— Пугало огородное! — кричал Сеня Гиндин, а Петя теперь уже растерялся, потому что перемена кончилась, все были готовы, а на нем была какая-то чужая рубашка. Он так и стоял, действительно, как пугало огородное, в чужой рубахе, когда вошла Нина Дмитриевна. Она не выдержала и засмеялась.

— Кто же еще не в своей рубашке? — спросила Нина Дмитриевна. — Посмотрите на себя.

— Все в своей.

— А ты, Миша Капустин?

— В своей.

— Ну сними-ка куртку и встань.

Миша встал.

— Ой, второе пугало! — закатывался от смеха Гиндин и показывал на Мишины рукава, которые съезжали ниже пальцев.

Субботин и Капустин тоже рассмеялись, когда поглядели друг на друга, потом поменялись рубашками, и урок начался. Прошел он не очень спокойно, потому что еще не был решен вопрос с Петиной бабушкой. На перемене Валя Савчук сказала:

— Знаешь, Петя, никто про твою бабушку ничего знать не будет. Можно ведь фамилию не называть. Просто спросить: как быть пионеру, у которого трудная бабушка? И все. Или по радио, например. В воскресной передаче. Очень хорошо.

Петя Субботин решил все же бабушку свою увлечь. А если не поможет, тогда уж по радио передать. Без фамилии, конечно.

Но пока такой передачи не было.

Каждый пионер должен помогать младшим. Это в тетрадке звеньевой записано. У Сени Гиндина в квартире есть дошкольница Маринка, а больше никого нету. Тут уж выбирать не приходится. Сеня вызвал Маринку в переднюю.

— Во, гляди, — он показал ей новые коньки с ботинками.

— Ой, каки-ие! Это не «снегурки», да?

— «Снегурки»! На таких чемпионы катаются, поняла?

Маринка поняла. Тогда Сеня позвал ее на каток.

— Ты что? Я никогда не каталась.

— Дело какое! Я научу. В валенках — это тьфу! В ботинках — это да. И чемпионы падают.

— Ну вот. А я никогда…

— Да что ты заладила. Чемпионы не падают, это я так. И потом: чемпиона никто не держит, а я тебя за руки буду держать. Поняла?

Маринка нерешительно теребила свой передник.

— Трусиха. Сказал же не отпущу. Буду твоей, как говорится, верной опорой.

— Подпоркой, — поправила Маринка.

— Ну да. Ой, что я? Какой подпоркой? — закричал Сеня. — Не учи, когда не знаешь. Иди собирайся!

По лестнице они сходили за руки.

— Ой, ой! — выкрикивала негромко Маринка.

— Не бойсь! Со мной не пропадешь.

Когда сошли со ступенек, Маринка еще раз сказала «Ой!» и пошла вдоль стены. Сеня смело шагнул и покачнулся.

— Держи…

— Держу, держу.

— Да я говорю: «Держись», чудо-юдо.

Каток был крохотным, круглое ледяное блюдечко в середине двора. Но Маринка глянула и отступила назад. А Сеня уверенно шагнул на лед. Тут же левый конек его лязгнул по Маринкиной «снегурке», Маринка дернулась вперед и попала на каток руками раньше, чем ногами.

— Ничего, — сказал Сеня вставая, — ничего. Я тоже падал сначала.

Они опять взялись за руки. Ступни у Сени вихлялись, в щиколотках ломило.

— Постой, я зашнуровал туго. Вот в чем дело. — Он сел на лед и стал развязывать шнурки. Развязывал, потом затягивал, потом опять… Наконец встал. — Нет, теперь слабо.

И снова сел на лед, потому что сесть больше было некуда.

— Ты постой, — говорил он Маринке. — Шнурки — это важное дело. Куда пошла одна? Шлепнешься опять. Ну вот готово. Держись за меня, — он подтянулся и шагнул вперед. Вдруг один конек сразу запнулся, а другой легко описал вокруг него дугу, и Сеня, сделав полный оборот, сел прямо перед Маринкой.

— Ой, ха-ха! Как ты вертелся, Сенька! Вон твоя шапка, сейчас принесу.

— Стой на месте! «Ха-ха». Без тебя принесу.

— Я прямо испугалась сначала, правда. Думала…

— Думала! Ты фигуры на льду видала? Ничего ты не видала. Стоишь-то как? Вот как надо.

Сеня уперся руками в лед и стал подниматься. Коньки кляцали друг о друга и не стояли на месте.

— Ой, ха-ха!

— Что «ха-ха»! Сама стоять не умеешь, опять скривилась.

— Ха-ха! — заливалась Маринка. — А как ты меня видишь? Через четвереньки? Из-под рук и из-под ног?

— А как бы ты тут стояла? Тут место скользкое.

— А должно быть не скользкое?

— Должно быть скользкое, отстань! Да не такое.

Сеня снова стал подниматься, и опять коньки буксовали на скользком месте. Маринка неуклюже прошла взад-вперед по катку и принесла Сенину шапку.

— Да отвяжись со своей шапкой! Без нее жарко. Опять ты косолапая! — закричал Сеня. — Учишь, учишь…

Он подтянул ноги и быстро встал.

— Вот смотри: берешь ногу и опираешься ра-а-аз!

— Как — берешь ногу? — фыркнула Маринка.

— Как, как? Что это за каток? — Сеня опять поднимался с колен. — Какой балда тут ямок наделал? Что стоишь, показал ведь?

Маринка поставила ногу носком наружу, как Сеня велел, и прокатилась немного.

— Та-ак, так. Эй, эй, теперь не так.

Сеня сидел на льду и уже не пытался вставать.

— Куда повернула? Как я учил? Смотри. — Он, сидя, поставил конек.

— Ха-ха! Учитель какой. Встать не может!

— «Ха-ха», — не в первый раз передразнил Сеня. — А ты видала учителей? Они что, всегда стоят, да?

— Ну ладно, теперь так? — Маринка проехала вокруг Сени.

— Давай, давай, гони! — командовал Сеня и, чтобы видеть Маринку, поворачивался вокруг своей оси. — Стоп! Зачем через ножку? Кто показывал?

Когда Маринка устала, ее учитель сказал:

— Хватит. Пошли домой.

Маринка свезла Сеню со льда. На тротуаре они взялись за руки.

— Завтра поворот покажу, — сказал Сеня. — Выучишь, не бойся. Я говорил, со мной не пропадешь.

После этого Сеня, конечно, мог записать в тетрадь звена, что он помогал младшим.

Сегодня Гошка обещал достать бобы. Конечно, самые обыкновенные, из которых суп варят. Только их ни у кого не оказалось. Это в первом звене. А во втором и в третьем еще вчера их положили в мокрую вату. Проращивать. Потому что началась весна.

Ну где же Гошка? Со звонком открыла дверь Нина Дмитриевна, Сковородкин прошмыгнул у нее под рукой и — бегом на заднюю парту. Шурик слова сказать ему не успел, а по лицу у него разве узнаешь, достал или нет?

— Ты что, Шурик, все назад поворачиваешься? — спросила Нина Дмитриевна. — У тебя чернил нет?

Да все есть, только не понятно, что Сковородкин знаками показывает. Так головой кивает, будто он достал, а то вроде и не достал. Потом показал растопыренные пальцы. Неужели десять штук принес?

Наконец урок окончен. Действительно, Гошка принес десять штук.

— А чего же ты головой мотал вот так? Я думал, ты не достал.

— Да говорю же, сначала не мог найти, вот и мотал, а потом уж достал под самый вечер.

Бобы были гладенькие, блестящие, как морские камушки.

— А вот это три фасолины, — показал Гошка.

После уроков хотели сразу идти к Шурику и положить бобы в мокрую вату, но Гошка свернул в свое парадное:

— Только бабушке покажусь, а то опять скажет, что я к кому-нибудь закатился.

И правда, он пришел быстро. Ткнул пальцем в мокрую вату и торжественно объявил:

— Начинается посадка бобовых культур!

Полез в карман, потом в другой, повертел обеими руками в двух карманах.

— Стойте, где же культуры?

— Может, в портфеле оставил?

— Да нет, я туда не клал. Клал в пенал, но это на уроке. В парту выкладывал, это тоже на уроке. Потом в брюки положил, еще дорогой показывал…

И вдруг как закричит:

— Ой! Это же какие брюки! Тьфу ты! Это же не школьные. Бабушка велела переодеть.

Гошка побежал домой.

— Внимание! — закричал он, как только вернулся. — Начинается посадка бобовых культур!

И зерна положили в вату.

— Ну чего теперь? Гулять?

— А если вата высохнет?

Посидели еще. Вата не сохла. Пошли гулять. Потом несколько раз прибегали смотреть. Соседская бабка, которая открывала дверь, стала ворчать: