Апокалипсис и Россия. Вождю Третьего Рима - Михаил Назаров

Однако такому тотальному насилию человек инстинктивно более сопротивляется, чем свободному расчеловечению в либеральной демократии. В этом была огромная практическая слабость марксизма, приведшая его к поражению. История всех марксистских государств XX века – это история безуспешного принуждения людей жить по «муравьиным» схемам (что обошлось нашему народу в десятки миллионов жизней) – после чего последовал отказ от этих схем под натиском реальной жизни. В СССР демонтаж марксистской теории прошел через этапы реабилитации семьи (1920-е годы), нации и патриотизма (конец 1930-х – начало 1940-х), частной собственности и религии (конец 1980-х).

Забегая вперед, отметим, что именно после национальной мутации марксизма в годы войны СССР стал восприниматься мировой закулисой уже не как союзник, а как противник. Началась идеологическая холодная война, которую вожди КПСС проиграли также и из-за своего материализма. Ведь марксизм отрицал существование не только Бога, но и диавола и потому был слеп относительно противоборствующих духовных сил в мире – и в этом была его слабость в бунте против мировой закулисы (которая не отрицала духовного мира, но выбрала в нем сторону сатаны).

Последние вожди КПСС, видя практическую неэффективность марксизма, но не имея истинной русской идеологии, вследствие своей духовной неграмотности последовали новым чужеземным рецептам, на этот раз демократическим, и вместо оздоровления государства повели его по новому смертоносному пути. Для демонтажа тоталитарной системы требовалось гораздо больше ума и иной духовный кругозор, чем для управления ею.

Особенность же нынешних российских коммунистов в том, что они, похоже, отказались от большей части марксистских догм, но, сохранив то же имя и знамя и поклоняясь тем же кумирам, несут на себе нравственный груз всех преступлений своих предшественников. Даже если на фоне нынешнего развала, справедливо протестуя против преступлений антирусской олигархической демократии, они находят сторонников своего «лучшего прошлого» – партия с таким названием и с такой историей не может иметь перспектив в будущей выздоровевшей России.

3. Фашизм абсолютизировал физическую силу и здоровье нации (и организующего ее государства). Он стал реакцией, в основном западноевропейской, и на демократический либерализм, и на интернационалистический марксизм после их победы над монархиями в Первой мировой войне. Стараясь защитить нацию от либерального разложения и от марксистского уничтожения, фашизм обожествил нацию как высшую ценность, которую должен культивировать у себя каждый цивилизованный народ. «Рай на земле» не для высшей (капиталисты) или низшей (трудящиеся) социальной группы, а для всей нации как цельного биологического организма, которому человек обязан служить всеми силами. Именно в этом суть классического (итальянского) фашизма, который не следует смешивать с его расистской крайностью – гитлеровским нацизмом, обожествившим свою германскую расу для господства над миром.

Нельзя не видеть, что гитлеризм скопировал в этом самосознание и методы своего главного противника – иудейского «богоизбранного» расизма – и обратил их, прежде всего, против самих же евреев как конкурентов. Это признавал даже столь либеральный богослов, как о. Сергий Булгаков, считавший к тому же, что в гитлеровских преследованиях еврейства исполнилась «неизбежная кара за то страшное преступление и тяжкий грех, который им [еврейством] совершен над телом и душой русского народа в большевизме»[19]. (Даже немногие чуткие евреи ощущали, что «Катастрофа была в значительной мере наказанием за грехи, в том числе – за грех руководства коммунистическим движением»[20].) А по большому счету, чувствовал Булгаков, в этом исполнилась клятва еврейского народа, добившегося распятия Христа («кровь Его на нас и на детях наших»), как и пророчество Христа: «Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле» (Мф. 23:35). В этом «наказании Божием и отвержении» наглядно проявилась тайна нации как соборной личности, когда и невиновным приходится страдать за нераскаянные грехи своего народа: «Самой таинственной стороной из судеб Израиля остается именно его единство. Благодаря ему вина одной лишь его части, вождей, является судьбой для всего народа, призывая на себя проклятие христоубийства и христианоборчества»[21].

У классического фашизма было несколько полезных интуитивных находок, взятых из средневекового опыта, – прежде всего это сословно-корпоративное представительство. То есть вместо конкурирующих друг с другом и тем самым расчленяющих общество партийных структур, из которых образуется парламент в западной демократии, были взяты за основу парламентского представительства трудовые корпоративные структуры. Под корпорацией (от латинского: corpus, corporatio – тело, сословие, объединение) здесь подразумевается часть народа, имеющая определенную функцию служения в едином народном организме, необходимую для всего целого. В зависимости от принятых критериев можно выделить разное число корпораций, например: корпорация занятых в сельском хозяйстве, металлургии, машиностроении, нефтегазовой промышленности, химической, в медицине, системе образования, науке, культуре, военном деле. В отличие от политических партий, такие корпорации не конкурируют друг с другом, а взаимно нуждаются друг в друге и стремятся к солидарному поведению ради общего блага. Это похоже на то, как в человеческом организме есть мозг, руки, ноги, глаза, уши, различные внутренние органы, которые только все вместе и составляют тело, оживляемое общей для всех душою.

Беда фашизма была в языческом, а не христианском, понимании этой народной души. Гитлера больше увлекали оккультные учения; нацистские идеологи вроде А. Розенберга вообще полагали, что христианство «ослабляет волю нации», и допускали его только для колонизируемых восточноевропейских народов. Даже классический фашист Муссолини видел в католической церкви, прежде всего, полезный для государства утилитарный инструмент и заявлял, что «фашизм… хочет заново создать человека, характер и веру»[22]; а фашистский идеолог Ю. Эвола провозглашал лозунг «Антиевропеизм, антисемитизм, антихристианизм».

Отношение Муссолини к Французской революции было отрицательным из-за соперничества с господствующей масонской демократией: «Мы представляем в мире новое начало, мы ясная и категорическая противоположность остальному миру, миру демократии, плутократии, масонства и «бессмертных начал» 1789 года… То, что сделал французский народ в 1789 году, теперь совершает фашистская Италия. Она берет на себя инициативу в истории, она говорит миру новое слово»[23], – восклицал Муссолини в 1926 году. Однако его «новое слово» состояло лишь в возврате к хорошо забытому старому: к языческому «ветхому» Риму с его культом силы, дисциплиной и жесткой иерархией (это выразилось и в символике: фашина, то есть связка прутьев с воткнутым в нее топориком, – атрибут древнеримской государственности – определила название идеологии как «связки» нации).

Гитлер тоже подчеркивал свою преемственность от языческого Рима в своей политической эстетике (она ярко выражена в нацистской архитектуре и монументальной скульптуре). Название же гитлеровского режима – «Третий рейх» – было ограничено рамками немецкой истории и означало преемственность от «Священной Римской империи немецкой нации» и от бисмарковского рейха[24] – и это также демонстрирует национальную узость историософского самосознания германского национал-социализма. (Сравним это с православной вселенской идеологией Третьего Рима – всемирного спасения, и с иудейской расистской идеологией Третьего храма – всемирного господства; гитлеризм явно ближе к последней.)

Если примерить на фашизм лозунг «Свобода, равенство и братство», то именно братство доминировало в нем – но кровно-языческое, в пределах собственной нации, становящееся вовне эгоистично-агрессивным.

Лишь в Испании у генерала Франко и в Португалии у профессора Салазара фашизм приобрел наиболее удачные для Европы формы, сочетаясь с католическим социальным учением. Недостатки этих режимов были обусловлены общими недостатками католицизма и западной культуры, почему эти две страны после смерти их вождей и были поглощены системой либеральной демократии.

Будучи порождением приземленной западной цивилизации, идеологи фашизма не могли понять, что катастрофические проблемы XX века (в том числе еврейский вопрос) могут быть осознаны только в масштабе православной историософии. Поэтому фашизм не смог восстановить истинных святынь, попранных либеральной демократией и марксизмом: все эти три идеологии стремились к земным ценностям и соперничали друг с другом за обладание ими. Царствие Божие как цель у них отсутствует.