Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932–1934 - Макс Галло

Все, что сказал Рем, давно всем известно. Аудитория понимает, что главное впереди. Рем продолжает говорить со своим баварским акцентом; его голос звучит ровно, но сильно – это голос офицера, привыкшего командовать. «Многолетняя борьба за осуществление идей немецкой революции – этапа, который мы сейчас переживаем, – научила нас бдительности. Большой и горький опыт позволяет нам распознавать явных и скрытых врагов новой Германии, под какими бы личинами они ни скрывались».

Означает ли это, что враги новой Германии скрываются под личинами нацистов? Может быть, СА считают своим врагом любого человека? Агрессивная, бестактная фраза Рема пугает всех, кто не является членом штурмовых отрядов.

«Мы совершили не просто националистическую, а национал-социалистическую революцию, – продолжает Рем, – причем в первую очередь социалистическую». Его голос повышается до крика, который режет ухо дипломатам и иностранным журналистам. «Все эти реакционеры, буржуазные конформисты, – вопит Рем, – когда мы думаем о них, нам хочется блевать!» В зале воцаряется тишина, напряженная и недовольная, которая показывает, что только что произнесенные слова и сам тон, которым они были произнесены, здесь совершенно неуместны, что Рем забыл, что он выступает не в «Спортпаласте» и что слушают его не штурмовики, а совсем другие люди.

«СА, – заканчивает он, – это национал-социалистическая революция!» С задних боковых рядов, где стоя слушают Рема сержанты СА, раздаются аплодисменты. Рем садится, и его адъютанты, особенно граф фон Шпрети, горячо поздравляют его.

Теперь, на террасе отеля «Дреесен», Геббельс и Гитлер вспоминают об этой речи, хотя и не ссылаются на нее напрямую. В этом нет нужды – Гитлер хорошо помнит слова Рема.

Неожиданно разражается гроза. На террасу падают первые крупные капли дождя, налетает свежий ветер, поднимая небольшие фонтанчики пыли. Поблизости раздается удар грома, и на сад перед террасой обрушивается сильный ливень, от которого сгибаются деревья и кусты. Все бегут в укрытие, за исключением Гитлера и Геббельса. Фюрер медленно встает, тряся головой, и смеется, откидывая назад мокрые волосы. Геббельс тоже смеется и, шагая рядом с ним, делает широкие жесты.

Снаружи, перед отелем, с еще большим энтузиазмом, чем раньше, звучит пение, словно молодые парни, собравшиеся там, решили продемонстрировать, сколько в них энергии и выносливости. Вдруг ветер стихает, также неожиданно, как и начался, падают последние капли, и в природе снова воцаряется покой. От мокрой земли исходит неожиданная, пробуждающая силы свежесть.

Для фюрера и Геббельса вносят сухие стулья. Когда Гитлер вновь выходит на террасу, толпа встречает его появление восторженными криками. Гитлер отвечает почти механическим приветствием. Толпа снова взрывается криками. Позже, вспоминая этот вечер, Геббельс писал: «Фюрер пребывал в серьезном, задумчивом настроении. Он смотрел в ясную темноту ночи, которая после очищающей грозы мирно раскинулась над широким, гармоничным ландшафтом».

Гитлер и Геббельс продолжают свой разговор. Время от времени появляется Брюкнер, который передает Гитлеру поступившие сообщения. Кто верен канцлеру, а кто готов изменить? Разве Рем не подтвердил клятвы верности 20 апреля после своей речи перед представителями дипломатического корпуса? Это было сделано по случаю сорокапятилетия Гитлера. По всей Германии проводились праздники, произносились речи, молодежные клубы организовали парады, а на партийных собраниях под огромными портретами фюрера ораторы призывали собравшихся кричать «Хайль Гитлер!». Все эти мероприятия организовало министерство пропаганды под руководством Геббельса. В тот день Рем произносил панегирики в адрес Гитлера. «Адольф Гитлер, верховный вождь СА... Для нас всегда было, есть и будет наивысшим счастьем и гордостью находиться среди самых верных его соратников, на которых он может опереться во времена побед, а самое главное – поражений. Да здравствует Адольф Гитлер, фюрер всех немцев, верховный вождь СА!» Кто же все-таки Рем на самом деле – лицемер и интриган или враг, но не столько самого Гитлера, сколько тех, кого штурмовики привыкли называть реакционерами?

Гитлер должен сделать свой выбор, и Геббельс приехал сюда, чтобы развеять все его сомнения. Более того, он явился, чтобы сразу же увидеть, что этот выбор сделан.

К обер-лейтенанту Вильгельму Брюкнеру подходит эсэсовец и что-то тихонько ему говорит. Адъютант фюрера быстро встает и удаляется в глубь отеля. Геббельс замолкает. Вместе с канцлером они ждут возвращения Брюкнера. Тот появляется с телеграммой, которую прислал рейхсминистр Геринг. Канцлер читает ее и передает Геббельсу. В Берлине Карл Эрнст, обергруппенфюрер СА, в пятницу 29 июля, начиная со второй половины дня, привел своих штурмовиков в состояние боевой готовности. Геббельс подтверждает это известие. Он и сам собирался сообщить об этом фюреру. Сообщение очень серьезное. Неужели СА собираются приступить к решительным действиям в столице? Неужели это начало той самой «ночи длинных ножей», о которой так много говорили штурмовики? Карл Эрнст очень решительный человек, один из тех лидеров СА, которые поднялись к власти из самых низов, убивая по приказу партии ее врагов. По мере увеличения силы и богатства моральных принципов у этих людей становилось все меньше и меньше. Теперь эти убийцы дорвались до власти.

Карлу Эрнсту нет еще тридцати пяти, а он уже командует армией в 250 тысяч человек. Бывший швейцар в отеле, а потом официант в кафе, он носит теперь блестящую форму, увешанную медалями и знаками отличия. Фуражка обергруппенфюрера на его большой вульгарной голове всегда лихо заломлена набок. Это голова малолетнего преступника, чьи толстые губы свидетельствуют о ненасытном аппетите. Он любит соблазнять наследниц семей высшего берлинского света. Поговаривают, что он такой же гомосексуалист, как и Рем. Когда он посещает заброшенные склады и подвалы, превращенные СА в бункеры, где штурмовики занимаются исправлением непокорных, его глаза загораются, а с уст слетает циничный смешок. Люди Эрнста не боятся наказания: грабежи, убийства, изнасилования – все это политические дела, и Эрнст гарантирует своим головорезам защиту. Жители Берлина боятся его, для некоторых он обыкновенный садист, убийца, превратившийся в ответственного чиновника, представителя порядка и государства. Тем не менее его принимают в высшем свете, его постоянно видят в обществе Августа-Вильгельма Прусского, четвертого сына кайзера. Таков человек, только что объявивший в своих войсках состояние боевой готовности. И он недоволен тем, что коричневорубашечники устроили заговор?

Еще в конце апреля Эрнст конфиденциально обсуждал свои проблемы в совсем не подходящем для этого месте. Он принял французского военного атташе генерала Ренондо, что принесло этому искателю приключений глубокое удовлетворение и способствовало успеху его предприятия. Эрнст хвастался перед генералом своими прошлыми подвигами и новыми обязанностями. Их частный разговор продолжался более двух часов. «Он рассказал мне, – писал генерал, – о многих эпизодах своей карьеры, которая только началась, но которая до момента захвата власти Гитлером была очень смелой и рискованной». Как и многие старые бойцы, Эрнст был неутомим.

«Я сказал ему, – продолжает генерал Ренондо, – что его нынешние обязанности, вероятно, кажутся ему более легкими, чем те, что приходилось выполнять раньше. Но он ответил: «Вы ошибаетесь. Мы много обещали, а эти обещания очень трудно выполнить. Мы должны успокоить нетерпеливых и безрассудных. Я конечно же в первую очередь позаботился о своих старых товарищах, которые сражались рядом со мной. Они все получили работу. Но на их место пришли другие, а с ними не так-то просто». Генерал Ренондо добавляет: «Это признание одного из самых активных штурмовиков из тех, что я встречал, показалось мне очень важным».

И вот, если верить Герингу и Геббельсу, недовольные берлинские штурмовики приведены в состояние боевой готовности и готовы к сражению.

Тишину, царящую в отеле «Дреесен», снова нарушает рев мотоцикла – пришло еще одно сообщение от Геринга о ситуации в Берлине и Мюнхене. В Мюнхене штурмовики тоже подняты по тревоге. Канцлер перечитывает послание, но ничего не говорит. Геббельс, сидевший напротив него, позже вспоминал: «Фюрер, как это всегда бывало в сложных и опасных ситуациях, снова поступил в соответствии со своим старым принципом – говорить только то, что совершенно необходимо, и только тому, кто должен это знать». Гитлер ничего не сказал Геббельсу – он еще не стал для него близким человеком, которому можно было бы доверить самые сокровенные мысли. Гитлер диктует ответ Герингу.

Весь этот день, 29 июня, фюрер обменивается посланиями с Германом Вильгельмом Герингом, всякий раз по воздуху. Самолеты вылетают в Темпльхоф из аэропорта в Эссене либо из Хангелара, расположенного рядом с Бонном. В берлинском аэропорту их встречает посыльный. Геринг шлет свои ответы тем же самым путем, сочетая секретность со скоростью, что соответствует стилю, очень подходящему этому человеку, который сочетает обязанности министра без портфеля в правительстве Гитлера, министра внутренних дел Пруссии и воздушного комиссара рейха. Канцлер знает, что ему нечего опасаться рейхсминистра – он никогда не пойдет на союз с Ремом, начальником штаба СА.