Голубой ангел - Франсин Проуз

– Можно я ваши книги посмотрю? Так я быстрее успокоюсь.

Свенсон может попросить ее не курить. Но не может же он запретить ей встать и посмотреть его книги. Он хочет сказать: «Это рабочая встреча. Давайте не будем отвлекаться».

– Ради бога, – кивает он. – Будьте как дома.

– Давайте сначала просто поговорим о чем-нибудь, – предлагает она. – А то мне как-то неловко.

Анджела бродит по кабинету, бросает взгляд на старые открытки, фотографии в рамках, задерживается у полок с Толстым, Чеховым, Вирджинией Вулф.

– Глазам не верю! – говорит она. – У меня висят такие же открытки.

Так давно никто (и сам он в том числе) не обращал внимания на то, чем он себя окружает. Много лет назад девушки, придя к нему домой, обязательно смотрели на его книги, его безделушки. Это было очень эротично: сидишь, бывало, и разглядываешь девичий зад, пока его благодетельница расхаживает вдоль полок. На сей раз – никакой эротики, может, потому, что зад Анджелы – два аккуратных белых полукружья – и так просвечивает сквозь драные джинсы.

Анджела рыщет взглядом по книжному шкафу, примечает одну книжку, достает ее и показывает Свенсону. Естественно, это Стендаль. «Красное и черное». Он не помнит, говорил ли он в классе, в минуту эгоистического откровения, что работает над романом, в чем-то перекликающимся с книгой Стендаля. Кажется, нет. Это что, совпадение или телепатическая связь, почему Анджела говорит: "Этот роман я люблю не меньше, чем «Джейн Эйр»?

– Почему? – осторожно спрашивает Свенсон.

– Очень мне нравится, как Стендаль умеет быть и внутри Жюльена, и снаружи: ты представляешь, будто делаешь то же, что и Жюльен, одновременно думая, что сам на такое никогда не пойдешь.

Вот это у Свенсона никак не выходит. Он не может проникнуть внутрь своего героя, Джулиуса Сорли. Свенсон смотрит только снаружи – наблюдает со стороны.

Анджела снова усаживается в кресло.

– Вы как? У вас сейчас был такой расстроенный вид.

– Все отлично, – говорит он.

– И у меня тоже. Вроде как. Мне гораздо лучше. Так… – Она делает глубокий вздох. – Мой роман называется «Яйца».

– Интересное название. – Свенсон внутренне содрогается, представив себе трехсотстраничный опус, поток яйцесознания в духе Анаис Нин. – И о чем же он?

– Не хочу рассказывать. Я вам принесла первую главу. Давайте побеседуем, когда вы ее прочтете. И знаете что? Давайте я скажу заранее, пока вы сами этого не поняли. У меня ужасный текст. Насквозь фальшивый.

– Наверняка нет, – говорит Свенсон. – Мы можем обсудить его на следующем семинаре?

– Вы лучше почитайте сначала. Я могу приносить вам главу за главой. У меня уже половина написана – я с лета над ним работаю.

Главу за главой. Три самых страшных слова в английском языке.

– Давайте сначала я прочту первую, – говорит он, – а там посмотрим. Может, лучше будет разобрать ее в классе. Решим, что делать.

– Решать будете вы, – говорит Анджела.

– Она долго роется в рюкзачке, наконец выуживает конверт, уже изрядно помятый. Цвет его – ярко-оранжевый – наводит на мысль о том, что выбран он не случайно.

– Гадость какая! Ну во что я его превратила! – Она вспархивает с кресла и с шутливым полупоклоном протягивает Свенсону конверт. – Спасибо вам, – продолжает она. – Спасибо, что уделили мне время. И еще раз умоляю, извините – я, может, вас разбудила или оторвала от работы…

– Вовсе нет. – Свенсон улыбается – максимально доброжелательно. Беседа близится к концу.

Близится ли? Анджела мнется в нерешительности.

– Мы можем обсудить это на следующей неделе? Не хочу навязываться, но если вы прочтете раньше, вы можете мне позвонить или послать письмо по электронной почте. Ой, понимаю, я так навязываюсь. Но мне необходимо знать ваше мнение. Я ужасно нервничаю. Этого еще никто не читал.

– За неделю прочту. – Пора заканчивать. Девица что, намеков не понимает?

– До встречи, – говорит Анджела. – И еще раз спасибо. – Она открывает дверь, оборачивается помахать Свенсону на прощание и застывает в проеме. – Ой, да! Чуть не забыла. Там в тексте несколько опечаток. Я собиралась их исправить…

– Про опечатки забудьте, – говорит Свенсон.

– Ага! Извините. До скорого!

– Увидимся, – отвечает Свенсон.

Он ждет, пока не стихнут ее шаги на лестнице. Ее конверт он сует в портфель, где лежит позавчерашняя «Нью-Йорк таймс». Он посмотрит текст, со временем. А пока что… с глаз долой. Ему бы домой, заняться своим романом. Вместо этого он опять всю свою творческую энергию спустил – растратил на беседу со студенткой, а от этого только тупеешь. Сегодня опять денек, когда не пишется, а если не пишется, возникает куча проблем, и одна из них – как убить время.

Наверняка надо куда-нибудь позвонить. Черт, жаль, своему редактору, Лену Карри, он звонил всего пару недель назад. У издательства Лена контракт на следующий роман Свенсона. Все тактично молчат о том, что сроки уже два года как вышли. Раз в полгода он звонит Лену, тот всегда рад его слышать и рассказывает в основном о том, как его заела работа.

А вот в Монтпилиер он не ездил уже дней десять. Можно посидеть часок в книжном магазине – попить кофе, полистать малотиражные журнальчики, покупать которые ему не по средствам, хоть и следовало бы – дабы поддержать литературное сообщество. Литературное сообщество… Хватит и того, что он постоянный клиент «Брэдстрит букс», а мог бы ездить в другую сторону, в берлингтонский «Барнс энд Ноубл», – расстояние то же, а кофе лучше.

Вот такой идеологической белибердой и забит мозг писателя. Отсюда вывод: быть писателем значит уметь выбрать свой книжный магазин.

Адам Би запускает кофеварку на всю мощь и посетителей приветствует, дергая за рычаги и выпуская кверху клубы пара. Ту-туу! Очень рады, заходите! Свенсон отвешивает агрегату шутливый поклон, в глубине души стыдясь того, что мечтает он об огромном книжном магазине, где никто никого в лицо не знает. Это нечестно по отношению к кофеварке, к ней Свенсон испытывает нежные чувства. Кофеварка – единственное серьезное новшество, появившееся с тех пор, как в начале семидесятых Адам Би открыл «Брэдстрит букс». Злые языки поговаривают, что в Монтпилиере он поселился, скрываясь от обвинений в участии в терактах «Уэзерменов» [6].

– Ола! – радостно приветствует его Адам, престарелый гном с седой бородой, нависшей над огромным дирижаблем пуза.

– Привет, дружище! – говорит Свенсон. – Как делишки?

– Да вроде справляюсь. Как обычно?

Диалог скорее для бара, нежели для книжного магазина. Свенсону на самом деле жаль, что он не пошел попросту в бар.

– Как обычно, – отвечает он.

Машина издает звук, весьма напоминающий последний вздох, и Адам протягивает Свенсону двойной эспрессо.

– Как работается? – спрашивает Адам.

Да пошел ты, думает Свенсон. А ведь Адам спрашивает из вежливости. Как на ферме? Как жена, дети? Он вовсе не хотел досадить Свенсону, который с тех пор, как Адам был свидетелем одного из многих унижений Свенсона – их с Магдой Мойнахен совместного литературного вечера здесь, в магазине, – считает, что Адам взял над ним опеку.

Провести этот вечер их уговорил Адам. Они назвали его «Юстонские чтения». Естественно, в тот день случилась метель и, естественно, никто не пришел. Были одни ряды пустых стульев. На столах вино и канапе с сыром, а угощаться некому, кроме Адама, Магды, Свенсона и парочки этих мерзких андрогинов, которых Адам выписывает из Годдарда.

Была единственная слушательница. Старушка в заднем ряду. Поэтому они решили, что отменять ничего нельзя – она же пришла в такую непогоду. Свенсон читал начало первой главы «Часа Феникса», которое цитировали, превознося его суровую энергетику, все рецензенты, – то место, где отец героя-подростка устраивает самосожжение в знак протеста против войны во Вьетнаме. Через несколько минут старушка подняла руку и попросила Свенсона читать погромче. Он вежливо предложил ей сесть поближе, но она отказалась, сказав, что ей, возможно, придется уйти до окончания чтений.

Кто его знает, помнит ли это Адам. Наверное, только Свенсон всякий раз, когда оказывается в «Брэдстрит букс», заново все переживает. Он берет кофе и садится за самый дальний от Адама столик, для чего ему приходится сделать круг по залу – проход две молодые мамаши заставили колясками. Он прихлебывает горькое пойло. Услада интеллектуала – кофе и книги. Итак, что будем читать?

Он берет экземпляр «Художественной литературы сегодня». Посмотрим, кто чем занимается. В первом рассказе писатель, чья фамилия кажется ему смутно знакомой, описывает, как отец семейства хладнокровно убивает собственного пуделя. Он это пролистывает, заглядывает в следующий рассказ: опять фамилия вроде бы знакомая, автор – какая-то женщина, но бросает читать, когда мамаша наезжает машиной на котенка рассказчицы. Это что, тематический номер? Или редакторы не заметили? Может, его ученики читали то же самое? Это бы многое объяснило. Они слишком юные, слишком трепетные, они не решатся убивать животных, вместо этого они их насилуют. Ему хочется думать, что его ученики это читали. Он ставит журнал обратно на полку, берет «Поэтов и писателей», пролистывает рекламу летних семинаров (на которые его уже не приглашают) и антологий (участвовать в которых ему не предлагают), проглядывает интервью с довольно известной писательницей, где та объясняет, как учит своих студентов избегать в рассказах описаний еды.