Мертвые могут нас спасти. Как вскрытие одного человека может спасти тысячи жизней - Клаус Пюшель

Младенец, погибший от сильного встряхивания; мужчина, набивший камнями свой рюкзак перед тем, как прыгнуть в Эльбу; подросток с наушниками в ушах, не услышавший приближение поезда… Смерть других людей заставляет нас задуматься. Какой смысл в жизни, если все когда-нибудь закончится? Или, выражаясь иначе, какой смысл мы можем придать своему существованию?

С самого рождения в человеке присутствуют любознательность и жажда исследования, стремление познать мир с помощью органов чувств. Наука, искусство или спорт – в течение жизни люди могут достичь выдающихся результатов. Расшифровка генома человека, метод CRISPR/Cas[23], развитие компьютерных технологий, передача и хранение данных – все это достижения человечества, имеющие огромное значение для нашей жизни и дальнейшего прогресса. Будь то в науке или в повседневном быту, люди постоянно превосходят самих себя, тем самым придавая смысл своей жизни. Некоторые оставляют после себя наследие, которое продолжает жить долгие годы или столетия спустя. Другие же, подобно жертвам Фрица Хонки, напротив, живут неприметной жизнью, и никто их даже не хватится. Парадоксальная ситуация: с одной стороны, старания продлить жизнь хоть на пару минут или часов, а с другой – все упущения, приводящие к выпадению людей из системы социальной защиты…

Для меня как эксперта судебной медицины смысл жизни заключается в том, чтобы у каждой новой жертвы устанавливать причину смерти, тем самым внося свой вклад в расследование, правосудие, познание в сфере криминалистики и науки, в профилактику. Он также связан с моим обязательством проводить больше вскрытий, чтобы способствовать прогрессу медицины, который подпитывается исследованиями. А выражается в том, что при жизни я отдаю что-то свое, сдавая кровь. А также в том, что я неустанно напоминаю людям о донорстве органов. Потому что после смерти мы все можем придать жизни смысл, позволив другим людям существовать благодаря нашим органам и тканям.

Факты: в декабре 2018 года только в Германии примерно 12 тысячам человек требовались донорские органы. В том же году было пожертвовано 2995 органов.

Снова и снова я сталкиваюсь со скептицизмом, когда речь заходит о донорстве органов. Здесь имеет место страх преждевременной констатации смерти мозга, потому что другие остро нуждаются в жизненно важных органах. Создателям плохих фильмов и сериалов известно, насколько сильное воздействие этот страх оказывает на зрителей. Хирурги нетерпеливо переминаются с ноги на ногу, держа под мышкой коробки для органов перед еще теплым и дышащим телом потенциального донора. Но жизнь заканчивается со смертью мозга, этого мощного телесного коммутатора, являющегося вместилищем нашей личности.

В ходе моей профессиональной деятельности со мной часто консультировались как с экспертом по вопросам установления гибели мозга. В каждом рассмотренном случае оно оказалось вполне достоверным диагнозом. Во всех случаях функционирование мозга отсутствовало, причем этому не предшествовала неудача при оказании помощи. К телу, органы которого передаются для использования в качестве трансплантата или для научных целей, относятся с осторожностью и тщательно контролируют в медицинском отношении. Только квалифицированные специалисты уполномочены устанавливать наступление смерти и диагностировать гибель мозга. И все они давали присягу, как и я.

В Германии закон о трансплантации регулирует все процессы, права и обязанности, связанные с донорством органов и тканей, с целью предотвращения их неправомерного использования[24]. Система в Германии и большей части Европы хорошо проработана, надежна и прозрачна. Органы не извлекаются незаконно, а торговля ими строго запрещена. Тем не менее время от времени возникают громкие скандалы, связанные с донорством органов. Порой случаются манипуляции с листом ожидания в пользу того или иного реципиента органов, что является наказуемой практикой, которая может нанести серьезный ущерб системе донорства. Одной манипуляции достаточно, чтобы разрушить доверие людей. Но это крайне редкие, единичные случаи; нет никакого систематического мошенничества, но есть тысячи успешных трансплантаций и десятки тысяч людей, в срочном порядке нуждающихся в органах.

Почти в двух третях случаев донорство органов отменяется потому, что отсутствует согласие родственников. Вот почему так важно носить с собой удостоверение донора органов и заблаговременно обсуждать с семьей свою позицию. Между прочим, Церковь объявила донорство органов актом благотворительности. Но после смерти человека кто поговорит об этом с его родными? Такой разговор нелегко дается даже врачам и священнослужителям: скорбь и боль слишком сильны.

Независимо от того, внезапной или освобождающей была смерть, тот факт, что это событие окончательное и бесповоротное, обычно осознается лишь тогда, когда оно действительно происходит. Мы подпитываем в себе спасительные представления о том, что умерший человек избавился от страданий и отныне он будет покоиться с миром. Эти мысли вполне понятны, но в то же время потенциально смертельны для другого человека, нуждающегося в донорском органе.

Желание, чтобы тело умершего осталось нетронутым, чтобы его запомнили именно таким, вполне можно понять, особенно если покойный имел длительную историю болезни. Но со смертью начинается гниение тела и его тканей, естественное разложение, о котором скорбящие забывают, стоя у могилы.

То, что останется от человека, – это не тело, а как раз органы и ткани, которые были подарены другим из благотворительных или чисто прагматических соображений. И даже родственники, чувствующие, что не в состоянии согласиться на трансплантацию сразу после смерти близкого человека, все же могут постфактум придать его жизни смысл: роговица остается жизнеспособной до 72 часов после смерти и может быть пересажена в течение этого времени. Она может дать шанс слепому вернуть зрение. Серьезная нехватка роговиц наблюдается не только в нашей стране. В Руанде, где я вместе с коллегами расследовал геноцид[25], существует банк роговиц, дающий возможность простым людям – тем, у кого нет денег лететь в более богатые страны и лечиться там, – снова видеть, в первую очередь детям и молодым. Это ли не утешительная мысль, что ребенок сможет видеть? Что он сможет пойти в школу, получить образование, реализовать свой потенциал? Разве это не может придать смысл смерти?

Церковь теперь признает не только донорство органов, но и вскрытия и даже считает их полезными. Однако лишь немногие соглашаются при жизни завещать свое тело для исследований и обучения. Возможно, понимание того, что мертвые спасают нас, живых, еще недостаточно прижилось. Возможно, слишком мало людей знают, что судебная медицина помогает изучать болезни и предотвращать смерть.

Смерть всегда идет рука об руку с расставанием. Однако есть и другая форма расставания, смерть при жизни – болезнь Альцгеймера. Когда человек теряет способность помнить, когда в один прекрасный день он перестает узнавать даже ближайших родственников. Это крайне