В Шторме - Pax Blank

Скайуокер проворно отстранился и, держа вес на той же самой ноге, прокрутился на триста шестьдесят градусов и ударил наотмашь в сторону ее лодыжек, получив импульс для удара от собственной защиты Мары.

Она отпрыгнула назад, но недостаточно быстро, чтобы успеть нанести встречный удар - потратив слишком много сил для отражения его предшествующей атаки.

Люк остановил направленный вниз клинок почти у самой ее лодыжки. Взглянув на него, она увидела склоненную набок голову в жесте “говорил же тебе”; в уголках глаз собрались редкие морщинки сдерживаемого смеха.

Испустив еще один разъяренный вопль, она рванулась вперед, делая несколько быстрых легких ударов, обходя его, чтобы получить преимущество. Скайуокер точно следовал каждому ее движению.

Наконец он стремительно отбил в сторону ее тяжелый нисходящий удар и, делая выпад, схватил Мару за предплечье, вновь притягивая к себе.

- И не раздражайся, позволяя эмоциям управлять тобой, - легко прошептал он, достаточно близко, чтобы его дыхание шелестело в ее красно-каштановых волосах. - Не набрасывайся вслепую только потому, что ты злишься.

- Ты - ситх, разве не так вы и поступаете? - выпалила она и немедленно пожалела об этом.

Его лицо тут же изменилось, и вся шутливость исчезла, сменяясь знакомым отстраненным спокойствием. Замкнутым бесстрастным щитом, который она видела всякий раз, когда он был рядом с Палпатином.

Отпуская ее, он шагнул назад и дезактивировал сейбер.

- Скайуокер… - начала она.

- Мои поздравления, Мара. Ты нанесла удар.

Он повернулся и ушел, не оглядываясь.

Глава 21 (2)

***

Люк стоял в тишине пустого Тронного Зала - громадной комнаты, лишенной своей обычной хаотичной толчеи; было еще слишком рано для собрания двора.

Он не мог сказать точно, что привлекло его сюда, однако это было именно влечение. Некий постоянный шепот в подсознании в течение уже нескольких месяцев после его освобождения из камеры, неустанно напоминающий о себе и чего-то требующий.

Люк пересек внешние залы, не глядя по сторонам - идя через угодливо расступавшиеся толпы источающих любопытство существ с завистливыми умами. Он не замедлял темп и не смотрел на них; в его восприятии они все сливались в одно грязное пятно, не стоящее сил для разделения.

Гвардейцы в кровавых одеждах, легко преграждающие всем путь, уступили ему, как только он приблизился к высоким помпезным дверям - вертикально подняв пики и встав по стойке “смирно”.

Люк беспрепятственно вошел внутрь; не то, что охрана могла бы остановить его, но борьба принесла бы ему некое удовлетворение, некий выплеск энергии после слишком долгой, застойной оцепенелости в этом приторно-надоедливом месте, похожим на склеп, ставший домом для нравственно мертвых существ, на монумент жадности и корысти.

Двери закрылись, оставляя позади беззвучное перешептывание и суету лживых, властолюбивых интриганов, сводя все вновь лишь к глухому, фоновому шуму, кормящему тени и темноту.

И затем он различил тот самый одиночный вибрирующий тон, расплывающийся шепот. Люк провел взглядом по этому скучному до зевоты месту: пепельные линии слабого света, падающего из высоких узких прорезей на дальней стене, вычерчивая контуры зала, едва доходили до конца возвышения.

Он беззвучно пошел через широченное пустое пространство, погрузившись в приводящую в восторг тишину – потянувшись к источнику этой странной исключительной вибрации…

и остановился, когда ноги коснулись края полукруга, выложенного перед подиумом.

Люк никогда не ощущал этого раньше - но и зал никогда прежде не был пустым, чтобы резонировать с его чувствами. Камень, из которого была выложена окружность, разделенная сейчас на две половины, был довольно древним: полированный мрамор бледно-сливочного цвета с красновато-коричневым тонким узором. Эта часть пола выглядела обособленной и изящной в отличие от всего остального напыщенного зала и явно старше - словно бы ее вырвали из недр скрытого прошлого и доставили сюда; вероятно, по приказу его Мастера. Люк замер, как вкопанный, прислушиваясь к Силе…

Вспыхнул иллюзорный образ круглого зала с величественными видами на городской пейзаж Корусканта; по периметру на одинаковом расстоянии друг от друга стояли стулья, вливающийся в окна свет отражался от бледного мрамора, выложенного в центре целостным кругом…

Тот же самый бледный мрамор… Люк нахмурился, пытаясь повторно вызвать образ, но он исчез - оставляя все ту же звучащую вибрацию на краю его восприятия, связанную в какой-то мере с этим полом под его ногами, но принадлежащую чему-то другому.

Взгляд притянуло многогранное великолепие Трона Солнечных Лучей, неуловимо напоминающего о солнцах Татуина. Этот Трон в сознании Скайуокера всегда был связан с Палпатином, с местом его правления. Люк видел трон по холо еще ребенком, учась в школе, и смутно помнил, что это был некий древний и бесценный артефакт.

Массивный трон с невероятным мастерством был изготовлен из цельного куска драгоценного металла. Огромное круглое солнце, формирующее спинку, окружалось яркими солнечными лучами, чеканная поверхность которых отражала даже унылые блики умирающего дневного света, преломляющегося во множестве крошечных граней. Перед троном стояла замысловато сделанная низкая скамеечка для ног из похожего металла оттенка розового золота. Выгравированное на ней представление галактики, находящейся под ногами Палпатина, было украшено темно-синей глазурью и драгоценными камнями.

Несмотря на ее очевидную ценность, Люк взглянул на скамейку только мельком, ровно столько, сколько потребовалось для понимания, что изначально она трону не принадлежала; она была простым безжизненным предметом, о котором он тут же забыл. Трон же… стоящий в тяжелой, косной неподвижности… именно трон был источником той особенной вибрации, зовущей мелодии, резонирующей до глубины души Люка.

Влекомый вперед, он медленно вступил на возвышение и обошел трон на некотором расстоянии – не испытывая желания подходить ближе и впервые замечая, что громоздкое солнце было зеркально продублировано сзади, как самостоятельная, отдельная часть, нижние лучи которой опирались на мрамор в качестве ножек. Два солнца, расположенные вплотную друг к другу, спина к спине, в прекрасном соответствии. Он не смотрел и не хотел смотреть на все это раньше – жесткая аура Палпатина подавляла столь неуловимое и призрачное явление в Силе.

Замедлив шаг, Люк отошел в тень позади трона и замер, поглощенный и очарованный - замечая едва различимые надписи, вырезанные тончайшими изломанными символами некого архаичного языка. Поначалу он не мог распознать его - пока эти странные письмена не растеклись в неровных изгибах окружности солнца, становясь видимыми в отдельных бликах света.

В состоянии, близком к трансу, словно под гипнозом, Люк уставился на вырезанные слова, выхватывая их под слабыми лучами света, пробивающимися сквозь закрытые ставни.

Единственным звуком в глубокой тишине был стук колотящегося в ушах сердца…

Раздавшийся из теней голос заставил его буквально подскочить, разворачиваясь и напрягая все мышцы; рука автоматически схватилась за лайтсейбер.

- Строишь планы… или просто мечтаешь? - сверкая желтыми глазами, Палпатин вышел из чернильной темноты, и Люк вдруг осознал, что во всем зале стало темнее; совершенно незаметно для него наступил вечер.

Он вынудил себя успокоиться, отвешивая легкий поклон:

- Нет, Мастер. Только изучаю часть истории.

Император прошел вперед, поглощая своими черными одеждами и без того унылый свет, словно сами тени следовали за ним. В собственническом жесте он протянул бледную руку и провел ею по краю трона; безмолвие тишины нарушилось звучным царапаньем ногтей.

- И что конкретно ты изучаешь?

Люк нерешительно помедлил, вновь смотря на вырезанный манускрипт:

- Читаю надписи.

Палпатин нахмурился, прослеживая взгляд Люка.

Трон в прошлом был так называемым Местом Пророчества джедаев - священным артефактом, принадлежавшим им с древнейших времен. Ситхи давно жаждали получить его, и когда Палпатину удалось это осуществить, забрав многовековое седалище вместе с другими реликвиями из разрушенного Храма Джедаев, он переименовал его в Трон Солнечных Лучей. Слова скрытого священного писания ревностно хранились некой тайнописью, настолько старой, что джедаи посвятили годы ее изучению и расшифровке - о чем свидетельствовало множество тщательно задокументированных различных вариаций, поправок и перестановок.

- Пророчество, - загадочно произнес Палпатин, внимательно наблюдая за мальчишкой.