Мое самодержавное правление - Николай I

Возле его ставки устроен был огромный барак, где постоянно была дежурная прислуга и где, на длинном столе, каждый из приезжающих с донесениями офицеров находил, во все часы дня и ночи, все нужное для подкрепления сил. Все испытавшие на себе неизбежные лишения и трудности похода 1828 года, в опустошенной и разоренной Болгарии, оценят вполне эту похвальную в начальнике заботу.

29 августа, к назначенному часу, государь, в сопровождении небольшой свиты, высадился на берег с корабля «Париж» и верхом прибыл в лагерь. Сойдя с лошади, он прямо направился к ставке, где лежал раненый князь Меншиков, переносивший страдания свои с неимоверною твердостью.

Трогательно было это свидание: со слезами обнял государь князя и в теплых, задушевных словах благодарил его за службу. Потом уже перешел в палатку князя Воронцова, куда, чрез несколько минут, я один был позван.

Государь смотрел на карту, когда я вошел в палатку, и, подняв на меня свой проницательный взгляд, стал в подробности расспрашивать о местности на южной стороне крепости. Увидев же, между прочим, на карте небольшую дорогу, выше переправы у Гебедже, выразил опасение, что неприятель может ею воспользоваться для обхода, сказав по-французски, «Cela peut paralyser nos projets[312]».

Я отвечал государю, что от пункта переправы ведут к Варне две дороги: одна вдоль берега лимана, другая же выше, лесами, по которой можно удобно провести гвардейские войска, незаметным для турок образом; что же касается до пути, возбудившего опасение государя насчет обхода, то, по личному осмотру моему, дорога эта непроходима для войск по причине болот и разлива речки Девно и что, во всяком случае, достаточно будет иметь тут небольшой наблюдательный пост.

Граф Воронцов, разделяя это мнение, начал сам читать государю соображения свои для движения гвардии, и когда, по выслушании их, они были вполне одобрены, то я получил личное от государя повеление состоять при назначенном к обложению крепости отряде.

Начальство над ним было вверено генералу Головину. В состав отряда вошли: одна гвардейская бригада (Финляндский и лейб-гвардии Егерский полки), 4 армейских батальона, 6 эскадронов улан и сотня гвардейских казаков с 2 артиллерийскими батареями, всего не свыше 6 тысяч человек, которые, выступив в ночь на 30 августа, прибыли к рассвету к Гебедже.

Дальнейшее движение для обложения крепости, как полагал граф Воронцов, произошло совершенно неожиданно для турок. Горные, лесистые высоты, образуемые отрогами Малых Балкан, дали возможность скрыть направление нашей колонны, и утром 31 августа, при ярком осеннем солнце, засверкали штыки и пушки русских войск на высотах перед крепостью.

Тесная блокада Варны была окончательно завершена, причем отряд генерала Головина разделился на две части: одна спустилась вниз и заняла перешеек между морем и лиманом, образуя собственно блокаду крепости; другая же часть расположилась в нескольких от нее верстах, по дороге, ведущей в Бургас, имея фронт к Камчику.

Кроме небольших кавалерийских разъездов, быстро умчавшихся в крепость при нашем появлении, и пушечных выстрелов из южных бастионов против нижнего отряда, неприятель нигде не обнаруживал своего присутствия.

Но, по сведениям, которые имелись в главной квартире, было известно, что из Шумлы, где был сам верховный визирь, направляется к Варне отдельный корпус войск под начальством паши Омер-Врионе, с тем чтобы пробиться в крепость и вынудить нас снять осаду.

Это известие увеличивало опасность южного отряда при крайней малочисленности его. Совершенно отдаленный от войск графа Воронцова и не имея почти отступления, так как с одной стороны было море, а с другой лиман, а в тылу крепость, он не мог получить скорого подкрепления иначе как высадкой на судах.

В предвидении этой крайности, в одно время с движением отряда генерала Головина, приступлено было к устройству пристани на морском берегу близ мыса Галата-бурну, и при ней расположена рота Гвардейского экипажа.

Государь, со дня прибытия к Варне, имел постоянное пребывание на корабле «Париж», где, кроме морских чинов, помещались и все окружающие его лица. Близко следя за всем происходящим в осаде, где подступы к крепости с успехом подвигались вперед, государь почти ежедневно выезжал на берег, как для совещаний с гр. Воронцовым, так и для осмотра постепенно подходящих гвардейских войск.

В особенности заботил царя высланный уже на южную сторону отряд; выбежавшие из ближайших окрестностей, болгары положительно утверждали, что турецкий корпус паши Омер-Врионе идет по дороге из Правод и занял дер. Гаджи-асаклар в 18 верстах от места расположения отряда генерала Головина. Все эти тревожные известия не остановили, однако же, государя в решении своем лично обозреть его на месте.

4 сентября получено было о том извещение и на меня возложено было поручение сопровождать государя. Для сообщения от пристани с верхним отрядом проложена была торная дорога у самой подошвы высот, но она обстреливалась из крепости, и еще накануне несколько матросов, ехавших с обозом провианта, были на ней убиты.

Я не мог решиться вести по ней государя и по необходимости должен был избрать для следования едва доступную для верхового проезда тропу, которая вела на крутые высоты морского берега. Конвой из черноморских гвардейских казаков был собран у пристани, и 5 сентября утром государь, прибыв на катере, сел на простую казачью лошадь и приказал тотчас же вести его.

Едва поднялись мы по каменистым утесам мыса Галата-бурну, как мне пришлось отвечать на различные вопросы государя о положении отряда, а между тем, при малейшем невнимании, легко было потерять след тропы, которая совершенно исчезала во многих местах. Это привело в крайнее беспокойство сопровождавшего государя графа Бенкендорфа.

Подскакав ко мне, он строгим голосом повторял несколько раз: туда ли веду я куда следует? где отряд генерала Головина? и знаю ли я, какой подвергаюсь ответственности за малейшую оплошность? Не желая отвечать грубостью, я пришпорил лошадь и ускакал вперед для осмотра глубокого оврага, где, как я знал, придется просить государя сойти с лошади и спуститься пешком.

Благосклонность государя меня ободряла, между тем как грозный взгляд графа Бенкендорфа неотступно меня преследовал. Около 4 верст продолжался этот поезд, о трудности которого я еще на пристани доложил государю, и когда наконец выехал я на Бургасскую дорогу, то милостивое царское слово «Спасибо тебе» вполне вознаградило меня за неуместную недоверчивость графа Бенкендорфа.

Государь в подробности обозрел всю позицию верхнего южного отряда, здоровался с людьми каждой роты и, лично указав место для постройки укрепления, тем же путем и на той же казачьей лошади возвратился чрез несколько часов к пристани для отплытия на флот.