Стервы большого города - Кэндес Бушнелл

— Видела? — Сеймур вошел в утреннюю столовую с «Нью-Йорк таймс» в руках.

К предстоящему дню Сеймур оделся, как студент колледжа — джинсы и какой-то дорогой спортивный свитер, длинные волосы заложены за уши. Глаза смотрят проницательно — это их обычное выражение, и Нико улыбнулась, подумав, что Сеймур, наверное, вышел с этим выражением прямо из чрева матери, перепугав всех в родильной палате.

— Что, дорогой? — спросила она.

— Статья в разделе «Метро». О Тренте Кулере. Модельере, только что свернувшем бизнес. Надеюсь, Виктория прочтет этот материал.

— Почему? — Нико сделала глоток чаю.

— Виктория должна порадоваться, что принимает то предложение. Она будет в безопасности, — пояснил Сеймур.

— Не уверена, что Виктория хочет безопасности.

— Все хотят безопасности, — возразил Сеймур. — Теперь она сможет уйти на покой.

Нико улыбнулась и съела ложку яйца. У Сеймура типично мужской подход. Забавно, но если заглянуть поглубже, то большинство преуспевающих мужчин работают только ради одного — уйти на покой, и чем скорее, тем лучше. Тогда как женщины действуют из совершенно противоположных побуждений. Она никогда не слышала от женщины таких слов: «Я работаю, чтобы выйти на пенсию и жить на необитаемом острове или на барже». Видимо, большинство женщин считают, что не заслуживают отдыха.

— Может быть, я приглашу Викторию на ленч, — сказал Сеймур, выходя из комнаты.

Нико кивнула, глядя ему вслед. Виктория, вероятно, слишком занята, чтобы обедать с Сеймуром, но не важно. Неудивительно, что он не понимает. Благодаря Нико он в каком-то смысле уже вышел на покой, единственной его реальной обязанностью остается преподавание в университете.

Но Сеймур прекрасно распоряжается своим свободным временем. Ей никогда не удалось бы занять себя так толково, как он. И снова Нико почувствовала укол вины.

— Как ты можешь изменять Сеймуру? — спросила ее Виктория.

— Я не такая холодная, как всем кажется, — ответила Нико. — У меня есть желания. Разве я должна подавлять их всю оставшуюся жизнь?

Виктория очень непримирима в этом отношении, подумала Нико.

— Ты рискуешь разрушить свою жизнь из-за какой-то интрижки. Именно этим постоянно занимаются мужчины, — заметила Виктория.

Нико обиделась, но люди, никогда не жившие семейной жизнью, идеализируют институт брака, тогда как люди женатые понимают все его несовершенство и необходимость мириться с этим несовершенством.

— Я люблю Сеймура. И никогда не брошу его. Но у нас нет нормальной половой жизни уже…

— Знаю, — прервала ее Виктория. — Но как такое возможно?

— Это случается. Ты слишком перегружена. Устаешь. А затем привыкаешь не заниматься этим. Так удобно. И есть другие, более важные вещи…

— Тогда зачем вообще это делать? С Кирби? — Виктория коснулась руки Нико. Подруги шли по Западному Бродвею навестить Венди в номере отеля «Мерсер». Какое это несчастье — не сравнить с ее собственной ситуацией.

— Мне что, всю оставшуюся жизнь обходиться без секса? — возмутилась Нико.

Она не могла объяснить, что общение с Кирби вернуло ей способность чувствовать, во всяком случае, поначалу. У Нико никогда не было такого секса. Словно получаешь новую игрушку — или, точнее, наконец понимаешь, почему все остальные поднимают вокруг этого столько шума. Благодаря такому сексу Нико казалось, что теперь она похожа на других людей.

— Некоторые говорят, что брак заканчивается, когда супруги прекращают заниматься сексом, — заметила Виктория.

— Некоторые всегда судят об отношениях других людей. И некоторые не знают, что может случиться, когда ты четырнадцать лет в браке. И Сеймур ни о чем не подозревает…

— Ты не можешь быть уверена в этом, — возразила Виктория. — Может, он и знает, да ему наплевать. Допускаю, ты права и он ни о чем не подозревает. Но это не важно. Даже если Сеймур не знает, знаешь ты. Я считаю, если ты намерена продолжать этот роман, тебе следует сказать мужу. Сеймур должен иметь возможность выбора. Вот что несправедливо в подобных ситуациях — ты не предоставляешь права выбора другому человеку. Конечно, мужчины постоянно так поступают, но мы должны быть лучше их. В этом есть некое бесчестье…

— Знаю… знаю, — согласилась Нико. — Меня это пугает, но я не могу взять и бросить…

— Нет ничего страшного в том, чтобы пытаться понять себя. Мы неизбежно совершаем ошибки. Но по-моему, тебе нужно остановиться сейчас, пока ты не разрушила семью.

— Даже если мы… разведемся, уверена, что не пропадем.

— Но ради чего? — воскликнула Виктория. — Таких мужчин, как Сеймур, немного. Да, иногда Сеймур бывает резковат, но он честен. У него есть характер. А у многих мужчин в наши дни его нет. Посмотри на Шона. Какая слабохарактерность. Брак не удастся, если мужчине недостает характера. Такой брак всегда кончается катастрофой. Но ты с самого начала выбрала правильно. Твой брак состоялся. Ты ведь сама не захотела бы, чтобы похоть разрушила так хорошо сложившуюся жизнь…

Нико вздохнула и выскребла остатки яйца. Виктория, конечно, права, и, вероятно, Нико поделилась с подругой, подсознательно желая, чтобы та отговорила ее. Она знала, что поступает неправильно и ей пора остановиться, но не так-то легко выпутаться из создавшейся ситуации.

Взяв тарелку и чашку, Нико унесла их в кухню, где смыла капли застывшего желтка под струей горячей воды. Когда тарелка засияла чистотой, Нико поставила ее в сушку. Кухня была большая — с плитами и духовками, как в ресторане, — и в целом чистая, но, оглянувшись, Нико заметила длинную нитку, зацепившуюся за горелку, наверное, от тряпки служанки. Нико хотела оставить ее на месте — это же лишь ниточка! — но знала: если оставит, то будет думать об этой проклятой нитке еще два часа. Значение нитки разрастется до угрожающих размеров, станет равным всему тому, чем она занимается. Нитка… и Майк Харнесс: орел или решка? Ненормально зацикливаться на нитке, но Нико ничего не могла с собой поделать. Схватив нитку, бросила ее в мусорное ведро и сразу почувствовала себя лучше. Да, Виктория права: она невротичка, и ей повезло, что у нее есть Сеймур, который мирится с ее недостатками. Он даже почти не жалуется. Если бы Сеймур находился в кухне, когда она сражалась с ниткой, то лишь рассмеялся бы. И совсем не обидно. Они с Сеймуром почему-то действительно любили друг друга, и всегда любили, и по большому счету разве это не более важно, чем вожделение?

Конечно, так. И, с удовлетворением придя к такому выводу, Нико отправилась наверх попрощаться с дочерью.

Комната Катрины была царством девочки. К ней примыкала даже ванная — никто из детей и не помышлял о такой роскоши, когда сама Нико была ребенком. Интересно, как они жили, когда на всю семью из пяти человек была одна ванная? Нико даже не имела своей комнаты, жила вместе с сестрой, которая была младше ее на два года, и как радовалась ее сестра, когда Нико уехала в колледж и у нее появилась возможность наконец занять комнату. Конечно, они любили друг друга, но постоянно воевали в детстве. Разумеется, все знакомые, сверстники Нико, не избежали в детстве невзгод: слишком пьющих отцов, разочарованных матерей, ежедневных унижений, несчастных братьев и сестер. Отцы считали нормальным, вернувшись домой с работы, наказывать детей ремнем. Тогда детей не боготворили, уж точно не так, как теперь, и к выходным их ждал бесконечный список поручений. Нико стригла газон и забирала почту, а когда подросла, стала в округе первой девушкой — разносчицей газет, — она предпочла это сидению с детьми. В общем и целом детство у Нико было не такое уж плохое, и, однако, никто из родителей ее возраста не хотел бы его повторения для своих детей. Все желали для них чего-то лучшего: чтобы те чувствовали себя более любимыми. Из своего детства Нико в основном помнила бесконечные жалобы родителей на детей: какие они плохие и ничего не достигнут. Вырастали люди с низкой самооценкой, как ее сестра. Та жила в маленьком городе, принадлежала к какой-то христианской секте и работала официанткой в местной пиццерии (и в третий раз была замужем — за маляром).