Город пустых. Побег из Дома странных детей - Ренсом Риггз

Эмма вышла вперед.

— Джейкоб пошел с нами, чтобы помочь, — произнесла она. — Но он должен вернуться назад, к своей прежней жизни, пока она у него еще есть и ему не поздно ее догнать.

Похоже, дети это понимали. Они на меня не сердились. Большинство из них искренне за меня радовались.

Мисс Королек заглянула в комнату, чтобы ввести нас в курс дела. Она сказала, что все идет прекрасно. Мисс Сапсан поправляется и к утру должна вновь стать самой собой. С этими словами мисс Королек исчезла.

— Хвала богам! — воскликнул Гораций.

— Хвала птицам! — поддержал его Хью.

— Хвала богам и птицам, — добавила Бронвин. — Всем птицам на всех деревьях во всех лесах.

— Спасибо и Джейкобу, — произнес Миллард. — Мы ни за что не сумели бы проделать этот путь без него.

— Да мы и с островабез него ни за что не сумели бы выбраться, — вставила Бронвин. — Джейкоб, ты так много сделал для всех нас.

Ребята подошли и начали по очереди меня обнимать. Затем они разбрелись, и осталась одна Эмма. Она обняла меня самой последней. Это было долгое объятие, в котором нежность слилась с горечью и которое слишком напоминало прощальное.

— Еще никогда мне не было так трудно, как в тот момент, когда я попросила тебя нас покинуть, — произнесла она. — Я рада, что ты меня послушал. Вряд ли у меня хватило бы сил попросить тебя об этом еще раз.

— Как я все это ненавижу, — ответил я. — Как я хотел бы найти мир, в котором мы смогли бы спокойно жить вместе.

— Я знаю, — отозвалась она, — знаю, знаю.

— Я хотел бы… — снова начал я.

— Не надо, — ответила она.

Но я все равно произнес то, что собирался:

— Я хотел бы, чтобы ты могла уйти со мной.

Она отвела глаза.

— Ты знаешь, что случилось бы со мной, если бы я это сделала.

— Да, знаю.

Эмма терпеть не могла долгие прощания. Я видел, как она собирается с духом, пытаясь скрыть свою боль, пряча ее глубоко внутри.

— Итак, — деловито произнесла она, — материально-техническая часть плана. Когда мисс Сапсан превратится в человека, она проведет тебя обратно через ярмарку, и вы спуститесь в подземку. Как только пройдешь через порог перемены, ты окажешься в настоящем. Дальше, я полагаю, ты справишься и сам.

— Думаю, да, — кивнул я. — Я позвоню родителям. Или пойду в полицейский участок, или еще что-нибудь придумаю. Зная папу, я не сомневаюсь, что моя фотография имеется во всех полицейских участках Британии.

Я засмеялся, потому что если бы не сделал этого, то мог бы расплакаться.

— Ну ладно, — произнесла Эмма.

— Ну ладно, — произнес я.

Мы смотрели друг на друга, не чувствуя, что готовы расстаться, не зная, что делать дальше. Мне хотелось ее поцеловать, но я запретил себе и думать об этом. Теперь это было недопустимо.

— Иди, — произнесла Эмма. — Если ты больше никогда ничего о нас не услышишь, то хотя бы сможешь рассказать нашу историю. Ты расскажешь о нас своим детям. Или своим внукам. И мы не будем окончательно забыты.

И я понял, что с этого момента каждое произнесенное нами слово будет причинять боль, оно будет окутано страданием этих мгновений. И я понимал, что должен отстраниться, если хочу положить этому конец. Я грустно кивнул, коротко обнял ее еще один раз и ушел в угол, чтобы немного поспать, потому что я очень, очень устал.

Спустя какое-то время остальные дети притащили в комнату матрасы и одеяла и устроили вокруг меня некое подобие гнезда. Мы сбились вместе, согревая друг друга и своим теплом отгоняя надвигающийся на нас холод. Вскоре мои друзья уже дремали, но мне заснуть не удавалось. Несмотря на крайнюю степень усталости, я встал и начал мерять шагами комнату, издали наблюдая за спящими.

С тех пор как началось наше путешествие, я испытывал множество всяких чувств — радость, страх, надежду, ужас… Но до этого момента мне ни разу не было одиноко. Бронвин назвала меня братом, но мне это казалось неправильным. В лучшем случае я приходился им троюроднымбратом. Эмма была права: мне никогда их не понять. Они были такими старыми и так много повидали. А я принадлежал другому миру. И для меня наступило время в него вернуться.

Наконец я уснул под звуки льда, стонущего и потрескивающего на нижних этажах и на чердаке над нашими головами. Здание казалось живым.

В ту ночь мне снились странные и тревожные сны.

Я дома, делаю все то, что привык делать. Вгрызаюсь в фастфудовский гамбургер — большой, коричневый и жирный. Еду на пассажирском сиденье «Краун-Вики» моего друга Рики. Из радиоприемника несется оглушительная музыка вперемешку с помехами. Иду по продуктовому магазину вместе с родителями. Ряды между полками длинные, чересчур хорошо освещенные. Я вижу Эмму, которая охлаждает ладони в холодильнике с замороженной рыбой. Повсюду растекается талая вода. Она меня не узнает. Затем я оказываюсь в галерее игровых автоматов, где отмечал свой двенадцатый день рождения. Я стреляю из пластмассового ружья. Взрываются тела. Это наполненные кровью воздушные шары.

Джейкоб, где ты?

Потом школа. Учитель что-то пишет на доске, но вместо слов получаются какие-то бессмысленные буквосочетания. Потом все вскакивают и спешат наружу. Что-то случилось. Какой-то громкий выбрирующий звук. Все замерли, запрокинув головы и глядя в небо.

Воздушный налет.

Джейкоб, Джейкоб, где ты?

Ладони на моих плечах. Это старик. Старик, у которого нет глаз. Пришел украсть мои. И это не человек. Это чудовище.

Я бегу. Догоняю свою старую собаку. (Много лет назад она убежала от меня вместе с поводком. Каким-то образом он зацепился за куст, пока она пыталась загнать на дерево белку. Она себя задушила. Мы две недели прочесывали округу, громко окликая ее по имени. Нашли только через три. Мою старушку Снаффлс).

Вой сирены просто оглушителен. Я бегу, но рядом со мной останавливается машина. Внутри сидят мои родители в нарядной одежде. Я сажусь в машину, но они на меня не смотрят. Замок защелкивается. Мы куда-то едем, и снаружи царит ужасающая жара. Но в машине работает печка, и все окна подняты. Радио громогласно что-то вещает, но волна сбилась, и я слышу только какое-то невнятное бормотание.

Мама, куда мы идем?

Она не отвечает.

Папа, почему мы тут останавливаемся?

Но мы уже вышли и идем пешком, и я снова могу дышать. Хорошенькое зеленое местечко. Аромат свежескошенной травы. Люди в черном собираются вокруг вырытой в земле ямы.