Город мелодичных колокольчиков - Анна Антоновская

— О великий Осман! Основатель могущественной династии! Ты, кажется, улучив минуту, когда одалиска Хатум прижалась ко мне сильнее, чем дозволяет приличие, шепнул: «Мурад Четвертый! Мой величественный потомок! Очнись на один песочный час и выслушай мой совет. Смиренно, с трепетом домогайся согласия Моурав-бека на две войны. И если аллах смягчит его сердце и он благосклонно одобрит твое намерение, поспеши между вторым и третьим намазом заключить военный союз с королем Франции Людовиком Тринадцатым, после чего снова сможешь вернуться к усладе из услад».

Хозрев-паша оценил иронию султана. «Но разве только над везиром смеется султан? И для Георгия, сына Саакадзе, воля повелителя вселенной под сенью полумесяца может быть только священной!» И Хозрев поспешил обрадовать де Сези.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В поварской священнодействовал старший повар, беспрестанно взмахивая сверкающим ножом. По настилу, заполненному грудами битой птицы, стекала кровь, и уже снимались котлы с готовыми супами из слив, кизила и вина, ставились на огонь глиняные горшки с чанахи, помощник поворачивал вертела с ягнятами, вдыхая пряный запах чахохбили и других яств, готовых к подаче наверх. В огонь очага летели все новые вороха сухих веток, багровые блики скользили по сосредоточенным лицам слуг, без устали разливавших вино по тунгам и втаскивающих на верхнюю площадку лестницы упругие тики — бурдючки.

Необычное оживление царило и в верхних помещениях Мозаичного дворца. Слуги взбивали мутаки, потом мчались с кувшинами в погреб и обратно и никак не могли понять, какое же вино угодно господину Папуна — белое, как туман, или красное, как закат, терпкое, как поцелуй красавицы, или нежное, как весенняя синева.

Дареджан торжествовала: «Бога вспомнили, и он вспомнил. Колокольный звон принес радость».

Ворота распахнул сам Димитрий. «Барсы» встретили Эракле рукоплесканиями и песней:

Счастлив будь тот, кто встреченДружбы дружной дружиной!Блеском солнца отмеченБратства круг нерушимый!

С трудом вызволив растроганного Эракле из цепких рук «барсов», Саакадзе повел друга в «комнату еды». И как ни протестовал Эракле, его все же усадили на почетное место. В глазах фанариота отражались застенчивость и признательность, и он смущенно повторял:

— Наконец сбылась моя мечта, и я нашел то, к чему стремился всю жизнь: семью! О боги, какую семью!

Смотря на сияющие лица, Вардан терялся в догадках: «Что произошло? Слава защитнице, видно, радостное!» И еще: «Я давно мог оставить Константинополь, но Моурави не отпускает меня, намекая на какое-то дело, которое вот-вот я возглавлю. Товар же мой не портящийся, и я, Вардан, в убытке не останусь. Так успокаивает меня Моурави. А я так рассуждаю: тот не купец, кто нетерпелив, — и поэтому покорно жду, как парус — ветра. Но сетовать, слава святому Саркису, нечего, госпожа Русудан часто удостаивает приглашением к скатерти, нередко „барсы“ обильно угощают, а Моурави жалует разговором. Но почему удерживает, так ни разу и не открыл».

И вот сейчас Вардан не сомневался, что такой радостный пир в будний день устроен недаром. Пытался он выведать что-либо у «барсов», но они лишь отшучивались, доказывая, что настоящий купец сам должен догадаться, почему доброжелательный Моурави задержал его в турецком раю.

— Задержал — мало, — сочувствовал Ростом, — но еще уверяет, что это выгодно Мудрому Вардану.

— А на деле выходит, выгодно нам одним, — умышленно сокрушался Элизбар. — Вот, Вардан, и отгадай, почему так долго замечательную Нуцу не видишь?

— Может, бог решил проявить справедливость и отмерил Моурави тысячу аршин удачи в беседе с султаном?

— О-о, дорогой Вардан! Ты почти угадал, — посмеивался Дато. — Удача пришла, но здесь не аршин нужен, а весы.

Пировали долго, но Вардан так и не смог понять причину веселья, ибо приобретение оружия держалось в большой тайне. И шепнуть купцу об этом решили к концу пира.

Никто из Афендули, по желанию Эракле, не был приглашен на пир: какая же тайна, если в нее проникнут болтливые женщины? Вот почему всех несказанно удивило, когда у ворот остановились крытые носилки и из них выпорхнула Арсана…

С некоторых пор Фатима настойчиво советовала Арсане быть в курсе всех дел дома Саакадзе.

— Что-то затевается, — шептала Фатима, зловеще позвякивая браслетами, — слух ходит, что твой дядя Эракле влюблен в ханым Хорешани. Может, все богатство ей оставит? О, что за жизнь без власти? А разве власть не дается богатством? — разжигала она воображение девушки. — Бедная ты, Арсана, ведь Моурав-бек зависит от монет султана, значит, и Автандил ничем не богат, их поместья в Картли забрал царь. О Арсана, Арсана! Открой шире твои прекрасные глаза! — вкрадчиво шептала Фатима. — Следи зорко за тем, что происходит в доме Саакадзе, где Эракле стал бывать до неприличия часто. Выспрашивай, Арсана, у своего возлюбленного, о чем говорят Моурави и его приближенные, по какому случаю пируют, по какой причине печалятся, выспрашивай и говори мне, а я щедро наделю тебя советами, приносящими пользу и счастье. Моя нежность к тебе, прекрасная из прекрасных Арсана, простирается до седьмого неба. Я помогу тебе стать счастливой, властной и всепокоряющей.

Арсана жаждала счастья, власти и богатства!..

Рассказав жене о выгодной продаже им оружия, Хозрев просил совета, как получить его обратно, ибо раз поместье их, на что имеется запродажная запись, незачем рисковать. Капудан-паша может выдать: ведь вместо трехсот ливров он дал ему двести и вместо пяти коней — одного и старую фелюгу. И потом, нехорошо греку иметь оружие. Ай-яй, как нехорошо! Да охранит аллах всех правоверных от гнева султана! Оружие должно быть возвращено!

Преподнесенное ей везиром бесценное ожерелье несколько смягчило Фатиму, и она заявила, что оружие будет возвращено, но не силой, а хитростью.

И вот Арсане почти приказано было внезапно появиться у Саакадзе, когда туда отправится ее дядя, и выпытать, о чем у них тайная беседа. Необходимо пустить в ход все свои чары, ум, ловкость. Пусть любыми средствами раздобудет тот ключ, которым Фатима откроет замок счастья Арсаны.

Наконец настал день, когда Эракле особенно тщательно облачился в богатый наряд и направил носилки к Мозаичному дворцу.

Еще утром пришел Ибрагим и рассказал «барсам», что Рехиме накануне встретила у ханым Фатимы чем-то взволнованную Арсану, которая жаловалась, что на пир к Саакадзе, кроме Эракле, никто не приглашен. И Фатима шептала: «Все равно ты должна быть там, может, против тебя заговор…».

Тщетно упрашивала Арсана сестру отправиться с нею к Саакадзе. О, она лишь взглянет в божественное лицо возлюбленного и тотчас вернется. Елена отказалась. Со времени знакомства с домом Саакадзе она стала чувствовать себя грузинской княгиней, подражая и Русудан и Хорешани. Она стала рваться в Грузию, где всесильный князь Шадиман пусть временно удалился от управления царством, но с новым «богоравным» возвратится к власти и создаст ей, Елене, настоящую жизнь. Она рвалась в Грузию, ибо к этому побуждал ее дядя Эракле. Он даже тайком от всех подарил ей ларец с драгоценными украшениями, дабы блистать ей при дворе. Нет, она не поедет в дом Моурави, поскольку их не пригласили обычно приветливые Русудан и Хорешани. Значит, так надо. Возможно, решают, каким способом отправить сыновей Шадимана с домочадцами в поместье Марабду; возможно, другое решают…