Догонялки - В. Бирюк

Если какой-то прогрессор, вляпавшийся в средневековье, не понимает, что всё его подвиги и подпрыгивания имеют своей целью превратить существенную часть его народа вот в такие тощие, сутулые, больные «машины», сделать это превращение — существенно раньше и более массово, чем у других народов, чем в реальной истории, то он ничего не понимает. Ни в технологии, ни в экономике, ни в людях.

Возможно, это неприятно звучит, но опыт человечества показывает: прогресс без массовой ненависти — невозможен. Покрутите в голове эту фразу.

Прогресс — всегда изменение. Замена чего-то существующего чем-то новым. Значит — от старого нужно отказаться. Все 193 вида обезьян более предпочитают сохранить имеющееся, чем приобрести новое. Они не могут выпустить «кашу из кулака» даже под угрозой потери свободы или смерти. Хомосапиенс — вполне обезьяна. Он начинает двигаться только когда у него «чистые руки» — нет «каши в кулаке». И первое, что делает такая «чисторукая» мартышка — пытается отобрать «кашу» у соседки.

Вполне по-христиански: «И последние станут первыми, а первые — последними». Какие эмоции будут испытывать эти «бывшие первые»? «Чувство глубокого удовлетворения и искренней благодарности»?

А теперь посмотрите на это с точки зрения носителя этого самого прогресса. Прогрессор или — создаёт новое поле ненависти внутри общества, которое он собирается осчастливить своим «прогрессом», или — собирает вместе, объединяет существующие уже в обществе очаги взаимной ненависти в один большой пожар. А реально — всё вместе. И если хочется прогрессировать успешно — делай это жестоко. Иначе будет хуже всем.

Многие исследователи отмечают сходство целей реформ Самозванца Лжедимитрия Первого и Петра Великого. Но Пётр рубил боярам бороды и головы, тысячами казнил бунтовавших стрельцов, окружил Кремль гирляндами повешенных. А Самозванец пытался убедить, договориться. «Ребята! Давайте жить дружно!». Были бы казни, сходные по масштабу с казнями после стрелецкого бунта, и не было бы миллионов погибших, половины населения России, в Смутное время? Цена отсутствию предельной ненависти, жестокости, злобы — у реформатора есть распространение запредельной взаимной ненависти — в широких народных массах?

Ни у одного попаданца не встречал чёткого понимания: мы, прогрессоры, неизбежно привносим в целевое общество вирус озлобления. Иисус-то чётко формулировал: «Не мир я принёс вам, но меч».

Опять — в поперёк. Против самого себя. Против души моей. Против того, что я считаю «правильным», против души моей! Я же добрый и мягкий! Гуманный и человечный! Мне эпидемия озлобления… да не хочу я этого!

А что, у меня есть варианты?

Погрустил, повздыхал и… приступил. «Не корысти ради, а пользы для».

Для начала — классика. Использование «национальной розни». Европейцы на Мадагаскаре, например, организовывали труд туземцев, формируя команды работников из одного племени, а начальников ставя из другого. Сакалава под командой мерина очень хорошо копают канавы.

У меня здесь, на Верхней Угре, малагасийцев нет. Но есть голядины. Которых я принял под свою защиту. Которые — сироты, которых мало, которых местные уже пытаются обижать. «Защищать сирых и малых» — обязательный принцип каждого благородного рыцаря. «Благородю». Назначил всех троих — десятниками над группами мелких «пауков», велел взыскивать за упущения. Решение стандартное: «начальник-вражина». Как известно из опыта стройбатов Советской Армии: наиболее эффективны отделения азиатов с сержантом-украинцем во главе. В роли узбеков и таджиков у меня тут — славяне, «пауки»-кривичи. Но система работает аналогично.

Были кое-какие взбрыки. Особо «брыкливых» — отчислить из школы и «на кирпичи». А уж там Христово Дуло… довёл рабочий день до 16 часов и поставил карцер на болоте. Такой… решётчатый. По здешней погоде… хорошо остужает горячие головы.

Не надо думать, что я сразу загнал всех детишек в болото — «кирпичи жарить». Я себе не враг, «дети — наше будущее». И моё — тоже. Во всяком большом хозяйстве есть куча неприятных или тяжёлых работ, которые, естественно, навешиваются на двоечников, лентяев, неудачников. «Два наряда вне очереди» — повсеместно используемое русское воинское выражение. По моим наблюдениям — произносится значительно чаще, чем «Ура!» или «Служу России!».

В отличие от детей, взрослые работники давали значительно более интенсивный поток «штрафников». Что обеспечивалось просто ясной постановкой задачи и проверяемостью результата.

Взамен общепринятой на «Святой Руси» «повремёнки» я везде, где мог, внедрял «сделку». Хотя правильнее говорить, используя терминологию Российской Императорской каторги — «урок».

Что-то типа: сто брёвен, пяти саженей длины, пяти вершков толщины. Обрубленных, ошкуренных, на усадьбу вывезенных. С каждого. Лесосеку — вычистить, ветки, кору, обрубки — на дровяной склад.

Первые две бригады отработали нормально. Ну, там Хрысь команды подбирал, старших ставил, с мужиками разговаривал. Были кое-какие… негоразды. Более всего — по части убрать за собой.

— Да мы ж делянку всю вычистили! Да тама будто изба метённая… одни пни стоят, сучья — убранные до единого…

Мужики, вы кого дурить надумали? Снежком позакидали и «так и было»? Или я не знаю, как в Северлаге зимой насыпи под железную дорогу делали? Дяденьки, ну не надо попаданцу из социума с ГУЛАГовским опытом — «лапшу на уши вешать»!

Пришёл, дрючком своим поковырял. Я что, кучу веток под снегом не увижу?

— Дык это ж случайно! Вот те истинный крест! Бес глаза отвёл! Запамятовали, обмишулились! Счас всё подчистую начисто…!

— Это хорошо. И что — «счас», и что — «начисто». Потому как ежели я завтра хоть ветку под снегом найду, то вы тут сделаете как сами сказали — «полы в избе метённые». Весь снег с лесосеки вынесете и вон туда в болото сложите.

Дошло. Что со «Зверем Лютым» шутки шутить — себе дороже встанет.

Это были первые две команды. Два десятка матёрых, взрослых, разумных «пауков». Отцы семейств. Была у меня надежда, что они своих односельчан да домашних уму-разуму научат, и дальше нормально пойдёт. Ага. «Кабы соловому мерину черную гриву, был бы буланый жеребчик» — русская народная, прямо от Даля.

Прихожу на другой день — нет никого. Смена не пришла. Боярка, однако, получается. Только без Павки Корчагина. Бегу назад, между прочим — 10 вёрст в одну сторону. Поднимаю свою команду, брони вздеть, сани запрячь, едем в «Паучью весь». Ещё двенадцать вёрст.

— Хрысь, где работники?

Хрысь молчит, только желваками играет.

— Я им сказал. Вот список. Сказались больными.