Северная сторона сердца - Долорес Редондо

Амайю, она улыбнулась, улыбнулась задорно, игриво, показав свои маленькие, неровные и острые зубы, похожие на зубы ребенка, у которого они только-только режутся, или на зубы крысы. Игнасио не сводил с нее глаз, пока дверца машины не захлопнулась. Его поразило то, что в ее глазах он не заметил ни капли досады или разочарования. Он не сомневался: волк еще вернется.

Глава 42

Базагра

Новый Орлеан, штат Луизиана

05:00, вторник, 30 августа 2005 года

Джонсон осторожно тронул ее за плечо.

— Саласар, проснитесь. Мы получили сообщение о стрельбе. Это неподалеку.

Он уже надел бронежилет; быстро осмотрел помещение, дабы убедиться в том, что они ничего не забыли.

— Который час? Еще не рассвело… — растерянно проговорила Амайя, пытаясь вырваться из сонной летаргии и всматриваясь в царившую снаружи темноту.

— Чуть больше пяти.

— Выстрелы последовательные?

— Сообщение было не очень конкретным, всего несколько слов: выстрелы в доме недалеко от кладбища Сент-Луис… Они полагают, что стреляли на улице Бьенвиль, но это не точно, — сказал Булл.

— Вряд ли нам это поможет; Бьенвиль проходит между кладбищем номер один и кладбищем номер два, и оба называются Сент-Луис, — печально сообщил Шарбу.

— В сообщении также говорилось о заложниках, — добавил Джонсон.

Амайя запрыгнула внутрь «Зодиака» и уселась позади рядом с Буллом, который уже завел мотор и быстро направил лодку прочь.

— Значит ли это, что он все еще там, вместе с ними? — спросила Амайя.

— Мы не знаем, — признался Булл. — Сообщение поступило не из центрального офиса, а с катера Красного Креста, который проходил неподалеку. Многие добровольцы не из этих мест и плохо ориентируются в городе, а таблички с названиями улиц исчезли.

Амайя ухватилась за толстый канат, обтягивавший периметр «Зодиака». Плоское дно лодки оказалось бесценным в их ситуации: неизвестно, сколько ветвей, обломков или даже автомобилей прятались под водой, когда они проходили на большой скорости. Именно по этой причине спасатели обычно выбирают надувные лодки. Тем не менее все равно существовал риск, что в руль или винт попадет какой-либо не видимый глазу предмет. Если б это произошло на скорости, с которой они продвигались вглубь города, их выбросило бы из лодки.

Они решили начать с кладбища номер один. Если сообщивший о стрельбе человек не был уроженцем Нового Орлеана, он понятия не имел о том, что существует еще одно кладбище Сент-Луис, в противном случае он бы уточнил.

Достигнув улицы Бьенвиль, они сбросили скорость и прислушались к окружающей тишине. Их ориентиром стали истошные вопли, доносившиеся из одноэтажного дома.

Вода доходила почти до половины первого этажа. Из открытого окна, расположенного на одной из половинок двускатной крыши, доносились не только крики; в них также мерцал желтоватый свет, возможно от свечей. Полицейские закрепили лодку, выбрались на просмоленную палубу и по команде Булла первыми ворвались в дом, а затем пропустили остальных. Амайя и ее коллеги оказались в мансарде, которая представляла собой тесное пространство между потолком и крышей. Опоры из грубого неокрашенного дерева пронзали строение насквозь, а по бокам располагался желтый пенистый утеплитель, покрывавший всю поверхность и выполняющий изолирующую функцию. На полу почти под самым окном лежал темнокожий сморщенный старичок и судорожно хрипел, словно от сильной боли. Его правая рука была прижата к груди, на лбу блестели капли пота. Увидев его, Амайя подумала, что в него стреляли. Ее гипотезу, казалось, подтверждало присутствие рядом пожилой женщины, держащей винтовку, которой она указывала на крутую, почти отвесную лестницу, осыпая яростными проклятьями кого-то невидимого в царившей внизу темноте. Маленький мальчик, на вид четырех или пяти лет, свернулся клубочком, забившись под скат крыши с желтым утеплителем. Он безутешно плакал.

Едва войдя, Амайя почувствовала, как кожа покрылась испариной. Внутри было не менее сорока пяти градусов. Пахло плесенью, мочой и потом, а также чем-то острым и одновременно тяжелым — быть может, утеплителем. Единственным источником света был огонек внутри старой лампы. Старуха поставила ее на пол, освещая уходившую вниз лестницу, и стоило ей шевельнуться, как мансарду окутывала тень и на мгновение все погружалось в темноту.

Шарбу подкрался к женщине сзади и ловко выхватил у нее винтовку. Женщина покорно позволила себя разоружить, но поток ругани в адрес неизвестного адресата удвоился. Это встревожило Шарбу, и он направил на лестницу свой револьвер.

Жара, вонь, крики, плач и стоны заполняли маленькое помещение, куда с трудом вмещалось столько народу. Старый утеплитель плохо защищал чердак от жары и, казалось, искажал окружающие звуки, словно сводя их в центре. Огни полицейских фонарей метались по стенам в поисках затаившихся злоумышленников. Амайя тяжело дышала открытым ртом, пытаясь избавиться от головокружения и не сойти с ума от криков раненого и голосов Булла и Шарбу, призывавших к спокойствию.

Джонсон присел рядом с раненым стариком. Его одежда так пропиталась потом, словно на него вылили ведро воды. Не слишком церемонясь, агент разорвал рубашку, чтобы осмотреть рану; она не кровоточила, хотя, по всей видимости, удар был сильным. Рану окружал красный ореол, начинавшей синеть: на месте ушиба постепенно образовывалась гематома.

— Возможно, у него инфаркт… — сказал Джонсон без особой уверенности.

Старуха, теперь безоружная, оказалась позади Шарбу, ухватила его за пояс и заголосила, указывая в темноту; казалось, она не знает, что делать — держаться за него или подтолкнуть к лестнице. Стоявший рядом Булл пытался уговорить ее отпустить напарника, одновременно стараясь расспросить о случившемся. Но все было бесполезно. Женщина продолжала бессвязно вопить, сопровождая истерические выкрики чем-то вроде спонтанного танца: стучала ногами по полу, то надвигаясь, то отступая назад, подпрыгивала, не переставая кричать, и махала рукой в сторону лестницы.

Дюпри отступил назад и оказался под окном, распахнутым прямо в небо, такое черное, словно в мире уже никогда не настанет рассвет. Он направил пистолет наружу, встав так, чтобы свет фонарика, прикрепленного к стволу, прочертил во тьме яркий луч, и выстрелил. Гром выстрела наполнил маленькое пространство, вызвав ощущение воздушного потока. На мгновение Дюпри оглушил присутствующих, заставив всех повернуться к себе. Все замерли, не сводя с него глаз. Он ничего не сказал, но Амайя подумала, что никто и не смог бы его услышать: в ушах звенело, как при перепаде давления. Дюпри поднес палец к губам, призывая к тишине, прошел мимо лежавшего на полу человека и медленно двинулся туда, где прятался ребенок. Присев на корточки, так что его голова коснулась обшивки, и, стараясь не слепить мальчика фонарем, он заговорил вполголоса:

— Мы из полиции, мы пришли вам на помощь, теперь вы в безопасности. Перестань плакать и послушай меня. Кто-нибудь еще здесь