Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов

Через полчаса мы, сопровождающие бабушкиными напутствиями кататься аккуратно и не лезть на лёд, а также греться, толкаясь друг с другом, спустились с крыльца, привязали и затянули покрепче сыромятину на валенки и лёгким накатом двинулись вниз по улице к мосту через Тобол. А с него – в любимую, таинственную, бесконечную и прекрасную снежную степь.

На мосту мы остановились.

– Блин! – Жердь посмотрел через перила вниз. Как стол, на который пролили варенье, бывает облеплен мухами, ценителями сладкого, так и лёд под мостом был облеплен рыбаками. Они сидели плотно и кучно как  за праздничным столом, но стол этот был круглым, а круг в диаметре приближался к ста метрам. Тобол в этом месте разлился, может метров на пятьсот.– Как они сюда всю рыбу сманили? Глядите, нигде больше и нет никого. Два мужика откололись от этого сплоченного коллектива, сидят в стороне. Чего не идут в кучу? Странно…

– А вы гляньте, какой обалденный спуск идет от начала моста! – я подкатился к краю и глянул вниз. Это был прекрасный  спуск. Длиной метров в триста. А высота моста от его дороги до берега Тобола – сорок метров. Склон не то, чтобы крутой, но и не пологий. Скорость можно набрать аховую. – Катнёмся?

-А к солдатам когда? Успеем?– Жук разглядывал мужиков на льду и зевал.

  Но если бы смотрел художник, то он определил бы картинку на льду как натюрморт. Потому, что вполне живые рыбаки напоминали мумии, которых я насмотрелся в Детской Энциклопедии. Они напялили на себя несколько слоёв всяких одежд, а на некоторых было по две шапки. Одна вязанная снизу, а поверху – пухлая волосатая ушанка. Двигаться эти любители зимней  рыбы и рыбалки могли только в двух режимах. Подергивать мормышку – первый режим. Вытаскивать из лунки рыбешку и, повернувшись всем корпусом влево или вправо, снять её с крючка и уронить на лёд – режим второй. Третий вариант движения этих «мумий» использовался реже, но труда требовал большего. Временами то один, то другой стягивал зубами с ладони брезентовую варежку, в которую была вставлена толстая шерстяная, проталкивал ладонь за пазуху и доставал фляжку с водкой или спиртом. Откручивал крышку, закрепив посудину между коленками. Потом её выдёргивал, отклонялся назад и полусогнутую руку с фляжкой размещал сверху надо ртом. Заливал спирт струйкой в себя и совершал полный обратный процесс. Прятал фляжку, зубами натягивал на руку варежку, поднимал мормышку, разгонял в лунке тонкий ледок брезентовым большим пальцем и снова застывал. Какой должна быть страсть к ловле окуньков длиной в два пальца, чтобы терпеть ветер, почти тридцатиградусную холодрыгу и многочасовую скованность в движениях, объяснить мог, наверное, только какой-нибудь крупный учёный-психиатр.

– А давай катнёмся! – смело выкрикнул Нос, уперся подмышками в верхушки лыжных палок, крутнулся и с толчка вылетел на край ската.– Полетели!

  Он разогнался так быстро, что я подъехал к склону, когда Нос  был почти внизу. После него остался глубокий, иногда виляющий след. Через три минуты мы все, наглотавшись ледяного воздуха, проморозив легкие, горло и носы встречным ледяным ветром, стояли возле рыбаков. Интересно было наблюдать за ними не сверху, а стоя рядом. Мы потихоньку, чтобы не злить мужиков, которые изо всех сил охраняли рыбий покой, чтобы выдернуть чебачка или окуня из родной стихии и заморозить на льду, стали ходить от одного к другому. Рыбаки эти были молчаливые и полностью погруженные в процесс. Лица у всех были красными от холода и ветра, Похоже, что сидели они тут с рассвета и будут сидеть до заката.

  Бабушка Стюра мне давно уже, правда, когда мы с пацанами летом с удочками бегали на Тобол, совсем не  в шутку советовала ловить простой удочкой, у которой удилище из длинной ветки, леска обыкновенная, копеечная, один стандартный крючок, самодельные грузило из кусочка свинца и поплавок из пробки со вставленным в него пером от гуся. Она объяснила мне так, что люди, имеющие дорогие хитромудрые причиндалы для рыбалки: удилища раздвижные, лески под цвет воды, не заметные рыбе, да ещё наборы отштампованных крючков из нержавейки, специальную прикормку, всякие сачки для вывода рыбы, коробки с двадцатью всевозможными поплавками, раздвижные стулья и фабричные подставки под удилища, которых всегда минимально  пять, – это просто фанатики. То есть, двинутые на всю башку. И что вообще любой фанатизм убирает у человека весь остальной полезный комплект интересов и делает его кособоким, неразвитым и злым на всех, кто не разделяет его захватывающей любви к тому, во что он вляпался по уши.

– Всего надо делать и иметь в меру,– сказала бабушка Стюра. – А мера эта правильная, если ты с удовольствием имеешь только то, что есть и не  затариваешь себя кучей модных, но не очень нужных вещей. Если делаешь ещё много разных дел и ни одно из них не отнимает у тебя интерес к разнообразной жизни.

Мудрая у меня была бабушка. Справедливая, честная и разборчивая в делах и людях.

Мы уже примерно двадцать минут бродили между этих закоченевших изваяний в брезентовых накидках и толстых шубах под ними. И никто нас не видел в упор, как нормальные здоровые люди не видят нигде никаких привидений и злых духов. Но Жердь остановился вдруг, широко открыл рот, долго пытался, но наконец громко, звонко и затяжно чихнул подряд три раза. Над простором ледяного Тобола его чих повис как сигнал военной сирены и расколдовал большинство мужиков, завороженных азартным  гипнотизированием своих лунок.

– О! Пацаны! – воскликнул хорошо подогретый изнутри спиртом рыбак в овечьем тулупе с голубой мормышкой в сиреневой пуховой варежке. – Рыбы надо? Возьмите рыбу. Видите, сто штук поймал. Она замороженная, не растает в рюкзаках. Возьмите. Мне столько не надо. Я один живу. Да и не ем почти рыбу-то…

– Берем? – спросил меня Жук.

– Спасибо, дяденька! Нам пригодится, – Я собрал со снега штук десять скрюченных окуньков.

– Эй! Ребятки! – крикнул какой-то рыбак издалека. От множества одежд он выглядел бесформенно и страшновато. – И у меня берите. Я тут наловил столько, что жена из дому выгонит. Ей же чистить! Возьмите, а! Вкусный чебачок. Только здесь такой водится. В других речках похуже. Берите, сколько хотите!

  Нос поехал к мужику и накидал в рюкзак штук двадцать.

В общем, остальные вскоре тоже очнулись и все заставили нас взять у каждого понемногу.  Мы рыбаков поблагодарили, пожали руки почти всем и попрощались.

  Можно было подняться на мост, но мы пошли прямо по заснеженному льду наискось через реку к посёлку Затоболовка, чтобы оттуда выйти к развилке двух трасс и между ними выбраться