Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

велел в клети запереть, чтобы не сбежал следом. А потом, в стороне ото всех, увидела чужаков. Среди них она знала лишь конунга Харальда. Встречала, когда несколько зим назад тот гостил на Ладоге.

Чеслава с неприязнью поджала губы. Все же на рожи тех, кто был одного рода-племени с Рюриком, смотреть было тяжко.

Вестимо, в тот день никто никуда не отправился. И войско осталось на месте. Но времени долго радоваться и праздновать у них не было. Князь привез в лагерь найденную дочь лишь потому, что не хотел рисковать понапрасну и отправлять ее в ладожский терем с ма́лым отрядом. Ведь с собой он взял совсем немного кметей.

Дольше затягивать было нельзя, и, едва соскочив на землю с коня, Ярослав не знал ни минуты отдыха. Он вместе с воеводами — своими да чужими, князем Желаном Некрасовичем и конунгом Харальдом ходил по лагерю, осматривал войско и толковал, как станут выступать против Рюрика.

Сперва Чеслава толком не успела с Яромирой и словом обмолвиться, когда князь велел идти за ним. Уходя, она приметила, как к княжне осторожно подступился Вячко и чуть успокоилась. Будет, кому за ней присмотреть.

«Княгиня, поди, с ума сходит в тереме, — озабоченно размышляла Чеслава, прислушиваясь к тому, о чем толковали Ярослав Мстиславич и конунг Харальд. — Дочка пропала, сын сбежал… Хоть бы кто весточку ей отправил!»

— Отправили, знамо дело, — сказал ей Стемид, когда она подступилась к нему с расспросами. — И на Ладогу, и в Новый Град князь отправил гонцов.

— А в Новый Град нашто? — подивилась воительница.

— Чтобы сложили оружие да без боя сдали городище, — подсказал вездесущий воевода Буривой, прислушавшийся к их разговору.

Стемид смерил его внимательным взглядом, но не нашел, к чему бы прицепиться, и потому смолчал. Выразительно посмотрел на Чеславу: помни, мол, что есть, кому за тебя вступиться, и поспешил догонять ушедшего вперед князя.

— Ведаешь ты, что этот Харальд потребовал взамен своих драккаров и дружины? — Буривой как-то странно посмотрел на Чеславу.

Та равнодушно пожала плечами. Еще в тереме на Ладоге говорили, что сговорились они на серебро, товары, грамотки купеческие. Это воительница и произнесла вслух, но услышала невеселый смешок. Воевода медленно покачал головой.

— Это уже в прошлом, — сказал он. — Нынче чужак потребовал княжью дочь. И Новый Град.

Что решил князь Ярослав — то было неведомо. Но тем вечером люди гудели, ошеломленные жадностью и дерзостью чужаков. Утром должны были они выдвигаться в дорогу, но многие не спали до глубокой ночи, склоняя и хая пришлых викингов на все лады.

Им припомнили все. И Рюрика — выкормыша их рода-племени. И набеги на беззащитные земли. И свирепую, звериную жестокость. И жажду наживы. И веру в иных Богов. И вероломство, которое передавалось из уст в уста. И пожженные избы — не конунгом Харальдом, вестимо, но разве ж людскую молву это могло остановить?.. И что у себя на севере жили те в грязи, в полуразрушенных хибарах, ели одну рыбу да хлебали кислое пиво, а тут шибко высоко метили — над Новым Градом стать!

— Всяк сверчок знай свой шесток, — говорили дружинники, и их ближники кивали, хмурясь.

— Верно, в их ледяных землях совсем они головы себе отморозили. Последний разум, как сопли зимой, в сосульки скрутился.

Чеслава поморщилась, услышав, и посмотрела на весельчака из сотни Будимира. Воевода ничего ему не сказал, но и не одернул, и кмети продолжили балагурить.

Вечер возвращения князя выдался совсем не таким радостным, как утро.

Выругавшись сквозь зубы, Стемид слишком резко поворошил палкой поленья в костре, и вокруг разлетелся густой столп огненных искр.

— Этот… сучий потрох выкручивает нашему князю руки, — пробормотал он мрачно. — Ведает, что нужны драккары, иначе Рюрика не прогнать. Утечет в море — вот и вся недолга, — воевода отбросил палку, словно ядовитую змею, и сжал кулаки.

Яромира, незаметно выросшая у него за спиной, лишь подлила масла в огонь.

Тихая, рассудительная девчушка, которую Чеслава знала, исчезла. Все, что с ней приключилось, вытравило из княжны былую беззаботность и легкость, смешливость и озорство. Той, которая решилась сбежать из терема с детским другом Вячко в ночь накануне сватовства, чтобы поглядеть на звезды, больше не было.

За спинами кметей стояла незнакомая, чужая княжна. Костер, освещавший ее лицо, лишь пуще подчеркнул его бледность и худобу. Тени и отблески огня заострили скулы и показали запавшие щеки. И только глаза двумя ясными звездами выделялись на ее лице. Глаза, в которых бушевало то же гневное пламя, которое Чеслава не единожды видела у ее отца.

Яромира была похожа на князя гораздо сильнее, чем Любава. А ведь раньше воительница мыслила иначе…

— Как ты смеешь хаять конунга Харальда? — хлестко спросила Яромира, без страха глядя в глаза Стемида.

Когда воевода поднялся на ноги, княжне пришлось задрать голову, чтобы продолжать на него смотреть. Против него она казалась тонкой, словно щепка.

Чеслава нервно перехватила ладонью рукоять меча. Не то что бы она мыслила о чем-то дурном… Ну больно уж круто пылала гневом княжна Яромира.

— Он спас меня и не отдал воеводе Трувору — младшему брату конунга Рюрика! — звонким голосом воскликнула она. — Он одолел его в морском бою, перебил бо́льшую часть его дружины! А после казнил воеводу и тех, кто выжил. И сжег его драккар. Он выступил против Рюрика на тинге вождей раньше, чем мой отец. Единственный из всех северных конунгов!

Яромира тряхнула косой и замолчала, чтобы перевести сбившееся дыхание. Она волновалась, Чеслава видела это. Волновалось гораздо сильнее, чем должна была.

Но нынче, стоя перед кметями в мужицких портках да рубахе, в накинутом на плечи плаще князя, без привычных, милых взору украшений, пылая гневом, Яромира напоминала отца. Таким, каким Чеслава застала его лишь на излете, когда Ярослав Мстиславич еще не заматерел, еще не успокоился под гнетом ладожского венца и престола. Когда жена еще не смягчила его крутой нрав. В ту самую первую зиму, когда воительница только-только пришла на Ладогу.

— Княжна, я не… — Стемид чуть потупился.

Он не склонил упрямой головы, но взгляд его дрогнул, и он растерянно взлохматил ладонью волосы на затылке.

— Ярлфрид.

Чужой говор резанул по ушам, и Чеслава ощерилась раньше, чем себя осознала. Она круто повернулась одновременно с дюжиной кметей, что собрались у костра.

В тени в нескольких шагах от них стоял