Пророки - Роберт Джонс-младший
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что стряслось? Ты ранен? — Джеймс поднес светильник к его лицу. — Пол? Там животные вырвались. Я велел своим людям разбудить черномазых и загнать всех по местам.
Джеймс шагнул к нему, и Пол вздрогнул.
— Что? — спросил Джеймс.
Тот беззвучно шевелил губами.
— Говори же! — рявкнул Джеймс. — Что случилось?
Пол не ответил. Оттеснив Джеймса в сторону, он поволок черномазого к двери, стащил его с крыльца и направился к иве.
— Черт возьми, Пол! Там скотина разбегается! — Джеймс поспешил за ним, стараясь не наступать на намертво въедавшийся в пол кровавый след. — Что происходит? Пол?
Пол остановился, выпрямился и сгорбился.
— В доме… — прохрипел он
— Рут? — ахнул Джеймс.
Он рванул обратно, взлетел вверх по лестнице и огляделся по сторонам. Ни звука, только тени мечутся по стенам. Джеймс помчался по коридору. Пол под ногами был мокрым, впереди брезжил неясный свет. Дверь в комнату Тимоти оказалась открыта. Джеймс ворвался внутрь. Все перевернуто, на кровати извивается Рут. Рот ее широко открыт, но из него не вырывается ни звука.
— Вам больно? Кто на вас напал?
Изменившись в лице, он бросился к кровати, споткнулся о чьи-то ноги и, поглядев вниз, увидел на полу Тимоти. У парня не было глаз, прямо как у черномазых в его недавнем сне.
— Боже всемогущий, — прошептал Джеймс.
Осторожно переступив через труп, он бросился к Рут. Хотел поднять ее, отнести в спальню, помочь ей умыться, но она тут же начала отчаянно отбиваться, даже попыталась его укусить. Он с шумом выдохнул.
— Рут. Мы ничего не можем…
Все было неважно. Такой уж она избрала себе способ скорбеть. В нем чувствовалось что-то древнее, куда более древнее, чем представления самого Джеймса. Словно бы скорбь эта родилась одновременно с самой землей. Может быть, она потому и была сейчас так не похожа на себя, что ее захватило нечто потустороннее? Кто же она тогда? Чтобы узнать это, Джеймс должен был ее покинуть, а узнать хотелось отчаянно.
Он скатился с лестницы и бросился к Полу. У ивы собрались уже и другие надсмотрщики — наконец проснулись! — и огромная толпа рабов. Джеймс подбежал к Полу. Тот так и держал черномазого за руку, как заботливый отец любимого сына. У Джеймса кровь застыла в жилах.
— Веревку, — приказал Пол.
Зик кивнул. Малакай заметался на месте. Джонатан взвыл. Джеймс, несмотря на приказание Пола, велел ему и другим пойти заняться скотиной.
— Эти черномазые Бога не боятся! — крикнул Джонатан ему в лицо.
Зик захихикал. Джеймс рявкнул:
— Тихо!
Но тот не унимался.
Джеймс подошел к Полу и указал на распростертого на земле раба.
— Кто это?
— Какая разница? — бросил Малакай.
— Пол? — снова окликнул Джеймс.
И тут Пол рухнул на колени и завыл. Руку черномазого он наконец выпустил. Джеймс наклонился к нему.
— Пол.
Пол обернулся, и Джеймс внезапно разглядел в его глазах свою мать. Не на смертном одре, нет. Сидя в коляске, она уезжала прочь, а за спиной ее занимался чарующий рассвет. Чинно сложив руки на коленях, она думала о своем сыне, теперь ставшем взрослым мужчиной. И не осуждала его за то, что он потерял себя. Знала, что где-то еще остался осколок его прежнего, пускай отыскать его под силу только матери. В конце концов, это ведь она его породила. На Джеймса она не смотрела, но улыбалась, а ему и того было довольно. Теперь он особенно остро ощутил, что они с Полом родня. Даже острее, чем в тот первый день, когда притащился сюда, засыпая на ходу, и купился на его ложь. Джеймс прошептал кое-что так тихо, что услышал только Пол, хотя слова предназначались и не ему. И внезапно Пол гаркнул:
— Вздерни этого черномазого! Да повыше!
Джеймс моргнул, потом кивнул и принял у Пола обмякшее тело. Вместе с подручными, на спинах которых также висели ружья, они затянули петлю у негритоса на шее.
— Будьте начеку, — приказал Джеймс.
И часть его помощников бросила возиться с веревкой и направила дула на толпу. Одни черномазые выли, другие тряслись, третьи же мужественно наблюдали за происходящим.
Пол вдруг стал вырывать траву и совать себе в рот. Запихивал ее туда, прямо с землей на корнях, и жевал. Выл, стонал и жевал. «Вот оно и случилось», — подумал Джеймс. Жизненный стержень в нем надломился. Он помог Полу подняться и шепнул:
— Нельзя, чтобы тебя видели таким.
Пол, не произнося ни слова, таращился на него, и Джеймс впервые обнял его рукой за плечи. И на этот краткий миг они стали одним. Посмотрели друг на друга, осознавая, что ничего не кончено, что между ними зародилось нечто новое. Джеймс даже испугался, и по тому, как задрожали губы Пола, понял, что и тот испугался тоже.
Он открыл лампу, чтобы поджечь факел, и вдруг услышал какое-то жужжание. Оно не унималось, ни пока он шел к раскачивающемуся на дереве телу, ни пока поджигал его. Все подчиненные Джеймса стояли, направив ружья на черномазых. Вот она, первая ошибка. Так было и во сне. «Скольких мы сможем уложить? Двадцать? Тридцать? А что делать с оставшейся сотней?» Внезапно Джеймс увидел, как бежит вперед та проклятая баба, чье имя его язык отказывался произносить, и внутри у него все застыло.
Вот почему мулату удалось застать его врасплох.
Числа
Мы — Семеро.
Посланные приглядывать за вами.
От вас же требуется только смотреть вверх.
И помнить о звезде.
Но памяти недостаточно.
Мы с самого начала вам это говорили. Может, не совсем так, как вы ожидали, но мы дали вам знать.
Даже если бы мы объяснили, что с нами случилось, разница была бы невелика. Вы уже знали ответ. Именно так вы здесь оказались.
Памяти недостаточно, но знайте:
Младенцев нельзя увещевать, их можно только кормить или морить голодом.
Чтобы разрушить чары, нужно навести другие — равные или превосходящие по силе.
Космос на вашей стороне.
Вы должны выступить все разом или не выступать вообще, иного не дано.
Путь к исцелению нам неизвестен, но это не значит, что его не существует.
Не бойтесь темноты.
Потому что вы сами — тьма.
Исход
1:1
Глаза Самуэля закатились под лоб. Сгрудившиеся вокруг люди, те, чьи сердца, несмотря на усталость, бились так громко, что было слышно, не знали, куда смотреть. И старались не поднимать глаз, пока не прозвучало прямого приказа. Все, кроме Мэгги. Та морщилась. Стояла, навалившись на здоровую ногу, и комкала рукой подол платья. В другой руке