Вендиго - Элджернон Генри Блэквуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Задача в том, чтобы направить этот страстный творческий гений в человеческое русло, которое поглотит его и сделает безопасным.
– Он влюблен в Веру, – сказала графиня наугад, однако верно ухватив суть дела.
– Он может жениться на ней? – быстро спросил Плицингер.
– Он уже женат.
Доктор внимательно поглядел на собеседницу, не зная, говорить ли ей все до конца.
– В этом случае, – медленно произнес он после паузы, – лучше, чтобы один из них уехал.
Тон и выражение лица психиатра не оставляли сомнений в серьезности его слов.
– Вы хотите сказать, что существует опасность?
– Я хочу сказать, – произнес он сурово, – что этот могущий творческий порыв, так странно сфокусировавшийся на идее Гора-сокола, может вылиться в некий насильственный акт…
– …который и будет безумием, – закончила за него графиня Дрюн, глядя на доктора в упор.
– …который будет катастрофой, – поправил тот и, не сводя с собеседницы серьезного взгляда, медленно, с расстановкой произнес: – Ибо в момент высшего творческого напряжения этот человек может нарушить физические законы.
Костюмированный бал, устроенный два дня спустя, удался на славу. Палазов нарядился бедуином, Хилков – индейцем, графиня Дрюн появилась в национальном головном уборе, Минский был вылитым Дон Кихотом – все русские выглядели великолепно, хотя и несколько экстравагантно. Однако главный успех среди танцующих выпал на долю Биновича и Веры. Всеобщее внимание привлек также высокий человек в костюме Пьеро – несмотря на банальность костюма, он выделялся благородством облика. Однако его лицо было скрыто под маской.
И все же главный приз, если бы таковой имелся, достался бы Биновичу и Вере: они не просто нарядились в карнавальные костюмы, но мастерски играли свои роли. Бинович в темно-серой, украшенной перьями тупике и в маске сокола был стремителен и великолепен. Все в нем, начиная с коричневого изогнутого клюва и кончая острыми, торчащими из-под перьев когтями, поражало изысканностью и вместе с тем подлинностью. Вера, в голубой с золотом шапочке, из-под которой струились волнами распущенные волосы, с парой трепещущих бледно-сизых крылышек за спиной, легко перебирала стройными крошечными ножками. Картину дополняли огромные кроткие глаза и легкие порхающие движения.
Как ухитрился Бинович соорудить свой костюм, осталось загадкой: крылья у него за спиной были настоящими. Прежде они принадлежали одному из тех больших черных соколов, что охотятся над Нилом, сотнями кружа над Каиром и безмолвными холмами Мукаттам. Где раздобыл их Бинович, бог весть. Когда он двигался, крылья шуршали, со свистом рассекая воздух. Он танцевал с одалисками, египетскими царевнами, румынскими цыганками, танцевал превосходно, легко и грациозно. Но с Верой он не танцевал, а летал – скользил по паркету с непринужденностью и страстью, которая заставляла других провожать их глазами. Казалось, они парят над землей. Это было прекрасное, захватывающее и в то же время странное зрелище. Бьющая в глаза экстравагантность этой пары приковала взгляды. Бинович и Вера оказались в центре внимания. Вокруг стали перешептываться:
– Взгляни на человека-птицу! Он так похож на сокола! И неотступно преследует голубку. Какая эффектная погоня! В ней чувствуется что-то зловещее. Кто он? Его партнерше не позавидуешь.
Когда Бинович проносился мимо, толпа расступалась. Ему освобождали путь. Казалось, он постоянно преследует Веру, даже когда танцует с другими женщинами. Человек-сокол не сходил с уст присутствующих. В этой неистовой погоне временами проглядывало что-то слишком откровенное, отталкивающее, кровожадное. Зал был наэлектризован тревогой.
– Это неприлично. Что за манеры! Позор! Ужасно! Вы только посмотрите, как она испугана!
И тут произошла короткая, ничем как будто не примечательная сцена, мгновенно обнажившая ту реальность, жутковатое присутствие которой многие ощущали с самого начала. Бинович приблизился к Вере, зажав в своих длинных, видневшихся из-под перьев когтях программку, но в тот же миг из-за угла вдруг вынырнул Пьеро с такой же программкой в руках. Те, кто наблюдал за ними, утверждали потом, что Пьеро выжидал и вмешался намеренно и что в его поведении чувствовалось что-то властное и покровительственное. Ситуация была самая что ни на есть банальная: у обоих в программке под номером тринадцать, танго, значилось ее имя, однако за танцем следовал ужин, поэтому ни Сокол, ни Пьеро не собирались уступать. И тот и другой стояли на своем. И тот и другой желали танцевать только с Верой. Атмосфера накалялась…
– Ну что же, пусть Голубка сама выберет одного из нас, – вежливо улыбнулся Сокол, хотя его пальцы с когтями на концах нервно подергивались.
Однако более искушенный в подобных вопросах или просто более смелый Пьеро учтиво возразил:
– Я бы с радостью подчинился решению Голубки, – за властным тоном Пьеро легко угадывалась раздражающая уверенность в том, что он имеет на девушку права, – но я получил согласие на танец еще до того, как Его Величество Сокол появился в зале. Поэтому решать буду я.
Пьеро уверенно взял девушку за руку и увел. Он не терпел возражений – захотел получить Веру и получил. Уступая и в то же время сопротивляясь, Голубка последовала за ним. Они затерялись в пестрой толпе танцующих, оставив потерпевшего поражение Сокола среди хихикающих зевак. Стремительность разбилась о непоколебимую силу.
Потом случилось нечто необъяснимое. Видевшие Биновича свидетельствуют, что он мгновенно преобразился. Это было ужасно, невероятно. По галереям и комнатам пронесся испуганный шепот:
– В воздухе что-то странное!
Одни отошли подальше, другие сбежались посмотреть. Нашлись и такие, которые клялись, что слышали необычный шелестящий звук и видели, как воздух взволновался и задрожал, как на покинутое Голубкой и Пьеро пространство пала тень… И вдруг раздался крик, резкий, пронзительный, дикий:
– Гор! Светлое божество ветра!
Один человек решительно утверждал, что в открытое окно что-то влетело. Впрочем, подобное объяснение напрашивалось само собой. Новость мгновенно распространилась по залу. Толпу, как это бывает во время пожара, охватили возбуждение и страх: танцоры путали па, оркестр фальшивил и сбивался с ритма, ведущая пара в танго споткнулась и стала озираться по сторонам. Все находившиеся в зале отпрянули назад, пытаясь спрятаться, увернуться, остаться незамеченными, как будто нечто странное, опасное и жуткое вдруг вырвалось на волю. Люди сгрудились у стен, и Пьеро с Голубкой внезапно оказались посреди пустого зала.
Это было похоже на вызов. Раздались аплодисменты, гул голосов смешался с хлопками рук в перчатках. Все взгляды устремились к одинокой паре, танцующей в центре зала, – казалось, для публики готовится представление, увертюрой которого является этот танец. Оркестр заиграл уверенней. Пьеро был силен и полон достоинства, его нисколько не смущало всеобщее внимание. Голубка хотя и робела, однако своей восхитительной покорностью прекрасно дополняла мужественного партнера. Они танцевали, слившись в единое целое. Пьеро
