Четвертый кодекс - Павел Владимирович Виноградов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек решил бы, что тут царит безмолвие. Но подключенный к телепатическому полю эгроси Кромлех воспринимал все это, как непрерывный галдеж и цветовой хаос. Многие общались с далекими родными, прощались с ними, экспрессивно произносили последние слова. Другие погрузились в глубокую медитацию, и до Благого доносились обрывки их видений — картины космоса или далекого прошлого планеты. Большая группа во главе с боевым жрецом собралась на службу Аделинаам. Там телепатически воспроизводили длинный заунывный хорал Вечному светилу, перемежающийся древним ритуальным восклицанием: «Слушай голос Огня!»
Кое-кто даже обращался к развоплощенным Прохожим. Это были не молитвы, а именно просьбы о вмешательстве. Говорили, иногда они и на самом деле помогают, но Кромлех с этим еще ни разу не столкнулся. Его же самого — хотя вся часть знала, кто с ними служит — никто о помощи не просил. Очевидно, от еще не развоплощенного таковой изойти никак не могло.
И тут до Евгения донеслось нечто странное и одновременно удивительно знакомое.
— Вы — соль вод сих. Но чем осолить соль воды, коли покинет сила ее? Нужды отныне нет в ней, и извергнут эгроси ее в мутный канал. Так и свет, который в вас — свет эгроси, чтобы видели его. А если станет свет темным, не увидят. Так — ибо свет темный извергнуть надлежит во тьму-пустоту.
Небольшая группа солдат собралась вокруг старого ветерана, покрытого причудливой сетью черных узоров и боевыми шрамами. Он мысленно произносил эти слова, очевидно, цитируя какую-то книгу, которую знал наизусть. В руке он держал короткое трезубое копье, обычное оружие солдат Гротов. Однако это было богато украшено драгоценными камнями и раковинами.
Евгений почувствовал вдруг, что его душу охватывают тепло и уверенность. Ему почему-то захотелось влиться в ментальное облако этой группы солдат и утвердиться в нем.
Но он знал, что не может — это были последователи Безымянного. Давно прошли времена гонений на них, разве что среди гриизьи это учение было официально запрещено, однако даже некоторые из них ему следовали. Во всех остальных Гротах мысли, за которые тысячелетия назад убивали, теперь думать разрешалось. Однако и сейчас секта Безымянного имела лишь небольшое число последователей, а мыслящие это учение остальными эгроси воспринимались с некой брезгливой жалостливостью. О них не принято было говорить, словно они страдали постыдной неизлечимой болезнью. И вообще не принято было говорить про Безымянного и его мысли.
Сама же секта оставалась узким кругом посвященных, вступить в который стороннему было крайне тяжело. Обычно принадлежность к ней была семейной. Поэтому Евгений мог сейчас лишь ловить сигналы, пробивающиеся сквозь телепатический гомон.
— Так — свет ваш увидят эгроси сквозь добро ваше творимое. Так услышит вас Отец Вселенной. Но если свет ваш гаснет, то погрузитесь в мрак изначальный. Так — свет, став тьмой, тьмы темнее!
Ветеран воздел копье, собравшиеся вокруг солдаты склонились и принялись совершать причудливые жесты, похоже, имитируя пронзание самих себя.
— Копье, светлое кровью Сына, убитого и воскресшего, — возгласил ветеран, который, видимо, был чем-то вроде жреца.
Потом он продолжил мыслить из древней книги:
— Тесны-извилисты тоннели, ими же ко Всеотцу плывем. Мало плывущих, доплывших меньше намного. А не ищите тоннелей иных — ложь. Так! Проходящих оттуда лживых бойтесь — не делить вам вод их!
Это прозвучало грозно, и Благой слегка вздрогнул. Он не сознавал, что его рука прикасается к груди в том месте, где на Земле у него висел крест.
— Всеотцом, и Сыном Его, и Силой Его! Яснодева, утеши нас! Так, — завершил жрец, и его паства вновь принялась совершать свои ритуальные движения.
Их общая аура вспыхнула мягким золотистым светом, и Евгений на мгновение погрузился в великий покой. Но это ощущение быстро ушло.
Тремя часами спустя в тыл осаждающим гриизьи ударили пробившиеся на помощь своим сквозь заваленные древние тоннели и толщи породы аделин-эгроси. Они разгромили противника и спасли защитников крепости. И больше Благой никогда не видел службы Безымянному.
...Очнувшись от видений прошлого, Евгений осознал, что шествие паломников остановилось, и аура их общей молитвы развеялась. Его спутники смотрели на него, не подавая никаких сигналов, ничем не выражая осуждения. Но он вновь ощутил себя излишним здесь.
28
Илона (Елена) Линькова-Дельгадо. Россия. Красноярск. 15 января 2030 года
Она ошеломленно смотрела в спину удаляющегося священника, не в силах не только встать и уйти, как ей очень хотелось вначале их разговора, но и просто пошевелиться. Ее состояние вернее всего передавало слово «оглушение».
«Елена, я Елена», — неслышно повторяла она, не осознавая этого.
«Илона, встряхнись!» — приказ пришел словно со стороны, она вздрогнула и стала воспринимать происходящее более адекватно.
Собственно, такая реакция была непонятной — ничего для нее нового поп не сказал. Она, слава Богу, антрополог и этнограф, и такие речи слышала от множества людей в самых разных вариациях. Обычное религиозное мракобесие, которое надлежит разобрать и обработать с научной точки зрения, а потом использовать при написании статьи.
Что касается ее собственной ситуации с этими... «видящими» (имя Таш она по-прежнему не в силах была произнести даже мысленно), похоже, у нее действительно случилось временное помутнение рассудка на почве нервного срыва. И поэтому следует немедленно подняться, ехать к Галине и думать, каким образом оградить себя от внимания спецслужб. А вся магия побоку — вместе с этим метисом-попом.
Придя к столь здравому выводу и убедившись, что ее обычный рационализм вернулся, она уже собиралась претворить свои намерения в жизнь. Но почему-то осталась сидеть на неудобной деревянной скамье.
Ей снова стало страшно, показалась, что ее мысли не совсем ее. Да что там — что за нее сейчас думает кто-то другой, холодно-враждебный.
«Вот так начинается шизофрения», — подумала она, но с удивлением поняла, что перспектива сойти с ума ее вовсе не пугает.
А вот что пугало — до головокружения, тошноты и темноты в глазах — необходимость покинуть храм, пройти через монастырскую калитку и оказаться на улице.
«Успокойся, — уговаривала она себя. — Ну хорошо, посиди пока здесь, если не хочешь идти. Спешить тебе некуда».
Но на месте тоже не сиделось — периодически врывались пугающие «чужие» мысли.
