Повесть о старых женщинах - Арнольд Беннетт

— Войдите, — прошептала она.

Вошел слуга в альпаковой куртке. Его восковая физиономия выражала холодное сочувствие. Он бесшумно приблизился к кровати — казалось, что он вовсе не похож на человека, что это существо, бесконечно таинственное и далекое от всего человеческого — и в полутьме протянул Софье визитную карточку.

Это была карточка Ширака.

— Мосье спрашивал вашего супруга, — сказал слуга. — Но поскольку он уехал, посетитель желает видеть мадам. Говорит, что по важному делу.

У Софьи сжалось сердце — отчасти от смутной тревоги, отчасти от облегчения, что у нее есть возможность поговорить с кем-то знакомым. Она постаралась рассуждать разумно.

— Который час? — спросила она.

— Одиннадцать, мадам.

Это ее удивило. То, что уже одиннадцать часов, окончательно лишило Софью уверенности в себе. Какое там одиннадцать — ведь солнце только-только взошло!

— Он говорит, дело очень важное, — невозмутимо и величественно повторил слуга. — Мадам угодно его принять?

Желая и избежать встречи, и ускорить ее, Софья ответила:

— Да.

— Хорошо, мадам, — сказал слуга и беззвучно удалился.

Софья села, с трудом дотянулась до своего matinée[34], висевшего на стуле, и накинула его на плечи. Потом она снова откинулась на подушку, слабея физически и душевно. Ей совсем не хотелось принимать Ширака в спальной, особенно в этой. Но в гостинице не было общих комнат, кроме столовой, которая после одиннадцати была занята. Более того, Софья была не в силах встать. Да она, в общем, рада приходу Ширака. Он один из немногих ее знакомых и, безусловно, единственный человек во всей Европе, которого она могла, хоть и с натяжкой, назвать другом. Она с Джеральдом скиталась туда-сюда, но всегда скользила по поверхности, не проникая в суть жизни чужих народов. Для них не было места, потому что они его себе не создали. За исключением Ширака, которого дела случайно свели с Джеральдом много лет назад, у них не было знакомств. Джеральд не умел заводить друзей, он вроде бы и не нуждался в них или, по крайней мере, не чувствовал в друзьях необходимости. Но после того, как он случайно познакомился с Шираком, Джеральд, попадая в Париж, всегда поддерживал связь с ним. Софья, конечно, не могла избежать одиночества, навязанного ей жизнью в гостиницах. С начала замужества ей не случалось по душам поговорить с женщиной. Но раз или два у нее были задушевные разговоры с Шираком, восхищение которого, окрашенное печалью, всегда пробуждало в ней желание нравиться.

Следуя за слугой, Ширак почти вбежал в комнату, рассыпаясь в извинениях и обнаруживая крайнее беспокойство. Это беспокойство еще усугубилось, когда он увидел Софью, лежащую в постели, раскрасневшуюся и непричесанную, в matinée, одни шелковые ленты которого смягчали тоскливую мерзость окружающей обстановки.

— Сударыня, — запинаясь, воскликнул он. — Мои глубочайшие извинения!

Он торопливо подошел к кровати и поцеловал ей руку — словно легонько клюнул, согласно обычной своей манере.

— Вы нездоровы?

— Мигрень, — ответила Софья. — Вы к Джеральду?

— Да, — неуверенно подтвердил Ширак. — Джеральд обещал…

— Он оставил меня, — перебила его Софья слабым, измученным голосом.

Говоря это, она закрыла глаза.

— Оставил? — Ширак оглянулся, чтобы убедиться, ушел ли слуга.

— Бросил меня! Сбежал! Этой ночью.

— Не может быть! — ахнул Ширак.

Софья кивнула. Она доверяла Шираку. Как все скрытные люди, Софья была способна изредка на полную откровенность.

— Это всерьез? — спросил он.

— Более чем всерьез, — ответила она.

— Но вы больны! Ах, бедняжка, бедняжка! Скажите, пожалуйста!

И он повертел в руках шляпу.

— Что вам нужно, Ширак? — доверительно спросила Софья.

— Э, видите ли… — начал Ширак. — Вы не знаете, куда он уехал?

— Нет. А в чем дело? — настаивала Софья.

Ширак нервничал. Он не находил себе места. Софья почувствовала, что, как горячо ни сочувствует он ей в беде, его одолевают собственные тревоги и волнения. Ширак уступил ее желанию на время оставить в стороне странное положение, в которое она попала, чтобы объяснить причины своего прихода.

— Э, видите ли… Вчера днем Джеральд пришел ко мне на рю Крауссан и попросил взаймы.

Теперь Софье стала понятной цель вчерашней прогулки Джеральда.

— Надеюсь, вы не дали ему денег, — сказала она.

— Э, видите ли… Дело было так. Джеральд сказал, что должен был вчера утром получить пять тысяч франков, но пришла телеграмма о том, что деньги придут только сегодня. А ему немедленно требовалось пятьсот франков. У меня пятисот франков не было, — тут Ширак печально улыбнулся, показывая, что такими деньгами не располагает, — но я взял эту сумму в кассе газеты. Мне абсолютно необходимо вернуть ее сегодня утром.

С растущей тревогой он продолжал:

— Ваш муж сказал, что возьмет экипаж и сразу после доставки утренней почты… около девяти… привезет мне деньги. Извините, что обеспокоил вас такими…

Ширак замолчал. Софье было ясно, что ему и впрямь неловко «беспокоить» ее, хотя того требуют обстоятельства.

— У меня в газете, — пробормотал он, — строго смотрят на… короче…

У Джеральда действительно оставалось несколько франков. Он не лгал, хотя она считала, что он лжет. Теперь Джеральд предстал перед нею во всей красе. Немедленно после того, как законные источники денег раз и навсегда иссякли, он задумал разжиться деньгами незаконно. Он, по сути дела, просто украл их у Ширака да в придачу поставил под угрозу репутацию и положение своего друга — и это в награду за доброту Ширака! А после, не успел Джеральд прикарманить деньги, они опьянили его, и он поддался первому попавшемуся глупейшему соблазну. Какая безответственность и непорядочность! Что же касается обычного здравого смысла — не рисковал ли он вечным бесчестием и даже тюрьмой ради пустяковой суммы, которую он вне сомнения растратил бы за два-три дня? Да, не остается сомнения: Джеральд ни перед чем не остановится, ни перед чем.

— Вы не знали, что ваш муж был у меня? — осведомился Ширак, дергая себя за короткую и шелковистую коричневую бородку.

— Нет, — ответила Софья.

— Но он передал мне от вас привет!

Ширак кивнул раз, потом другой, с печалью, но без самообмана, как это принято у латинских народов, принимая очевидные проявления человеческой натуры и одновременно примиряясь с ними.

У Софьи эта деталь, увенчавшая здание подлости ее мужа, вызвала отвращение.

— К счастью, у меня есть деньги, чтобы отдать вам, — сказала она.

— Но… — стал возражать Ширак.

— У меня довольно денег.

Софья сказала так не для того, чтобы прикрыть Джеральда, но исключительно из amour-propre[35]. Она не хочет, чтобы Ширак считал ее женой вконец бесчестного негодяя. Так она, словно лохмотьями, укрыла Джеральда от обвинения в том, что он оставил ее не только больной, но и нищей. Ее слова производили странное впечатление, если учесть, что Джеральд покинул ее прошедшей ночью, то есть сразу после того, как занял у Ширака деньги. Но Ширак не стал в это вникать.

— Вероятно, он собирается выслать мне деньги. Вероятно, он сейчас уже в редакции…

— Нет, — возразила Софья. — Он уехал. Спуститесь, пожалуйста, вниз и подождите меня. Мы вдвоем сходим в контору Кука{77}. У меня только английские купюры.

— В контору Кука? — переспросил он.

Это имя, столь громкое сегодня, тогда мало что значило.

— Но вы больны. Вам нельзя…

— Мне уже лучше.

Так оно и было. Точнее, Софья не чувствовала ничего, кроме решимости разгладить чело Ширака, помрачневшее от мучительных раздумий. Позорный трюк, использованный Джеральдом, пробудил в ней свежие силы. Софья оделась, ощущая физические страдания, которые, однако, казались не реальнее ночных кошмаров. Она нащупала тайник, в котором не сообразил бы порыться даже дотошный муж, и потом, страдая от боли, спустилась по длинной лестнице, держась за перила, которые плыли у нее перед глазами вместе со ступенями. «В конце концов, — рассуждала Софья, — это не серьезная болезнь, иначе я не смогла бы встать и сойти вниз. На рассвете я и подумать об этом не могла! Конечно, я вовсе не так серьезно больна, как мне казалось!»

В вестибюле она увидела озарившееся при ее появлении лицо Ширака, поверившего, что его избавление близится.

— Позвольте мне…

— Ничего, я сама, — улыбнулась она, пошатываясь. — Наймите экипаж.

Она вдруг сообразила, что спокойно могла бы вернуть ему долг английскими банкнотами, чтобы он обменял их сам. Но раньше Софье это в голову не пришло. Сознание ее помутилось. Она спала наяву.