Желтый дом. Том 2 - Александр Зиновьев

— У меня задание. На одну стерву ишачу.

— У меня тоже. Но какое это имеет значение? Все-таки лучше ишачить тут, чем в институте. А знаешь, сколько таких гавриков по стране?!

— Ну и что ты хочешь этим сказать?!

— До революции мы отставали от Запада. И что бы там ни говорили думающие «мальчики» тех времен, подспудно они мечтали догнать Запад. А теперь? Разве мы мечтаем завести у нас тут Запад? Ни в коем случае. Мы хотим лишь некоторые плюсы Запада перенести сюда, сохранив суть нашего строя, сохранив все наши плюсы. Хотим избежать наших минусов. Мы хотим невозможного, ибо западные плюсы невозможны без западных минусов, а наши плюсы невозможны без наших минусов. И западные плюсы несовместимы с нашими минусами.

— И что из этого следует?

— Надо искать внутренние источники для самоусовершенствования, соответствующие нашей натуре и истории. Подумай, почему мы так много говорим о Западе, сравниваем нас с Западом, ссылаемся на Запад? Что мы знаем о Западе? Что мы пережили там? Практически ничего. Мысль о Западе играет в нашей жизни отнюдь не роль образца для подражания и реальной возможности развития общества. Это есть лишь один из приемов общественного самопознания и самосознания. Чтобы осознать и познать себя, мы по законам самопознания должны противопоставить себя чему-то другому, с какой-то точки зрения противоположному нам. Вот мы и воображаем некий Запад. А на Западе с той же целью воображают нечто иное. Для многих аналогичную роль играем мы. Тяга к коммунизму на Западе отчасти объясняется и этим законом. Запад не есть для нас реальный способ решения наших проблем, как коммунизм не есть реальный способ решения проблем Запада. Здесь чисто идеологический процесс накладывается на реальную историю, но ни в коем случае не совпадает с ней и не дает ей некоего истинного отражения.

— Ты, возможно, прав. Но очень уж это заумно.

— Это очень просто. Фактическое соотношение идей и реальности куда более сложное. Только никто не хочет в нем разобраться.

— Вот ты и разберись.

— Пустое дело. Все равно никто не будет слушать. Чем глубже я понимаю, тем меньше шансов у меня быть понятым.

Окончание визита

В воскресенье был банкет в честь отбытия высокого гостя. Опять собрали по трешке с отдыхающих. Это вызвало сильное раздражение у непьющих. Но они проявили достаточно высокий идейно-политический уровень, по трояку внесли и свою положенную за это долю скушали. На сей раз гость явился в «полной форме», то есть без посторонней поддержки, шутил с дамами и с Членкорицей, в опочивальню тоже ушел на своих двоих, поддерживаемый Юрой и Универсалом, который на время визита стал главным собутыльником-адъютантом гостя.

В понедельник после завтрака состоялись проводы. Гость сказал на прощанье, что он доволен встречей, что считает дом отдыха в полном порядке, что будет ставить вопрос о присуждении дому отдыха Переходящего Красного Знамени в предъюбилейном социалистическом соревновании за звание лучшего оздоровительного учреждения подмосковног региона, что... Машина тронулась. Отдыхающие стройными рядами проводили ее до парадных ворот. Когда машина скрылась из виду, со стороны станции показалась быстро движущаяся точка. Скоро отдыхающие узнали ее: это был пес Диссидент, каким-то чудом удравший из милиции. На обед отдыхающим дали картофельный суп без мяса, пшенную кашу и компот из сухофруктов. Из коттеджа, в котором пребывал товарищ Сусликов, досрочно выпущенный на свободу истопник вывез на тачке несколько десятков бутылок. На сданные бутылки он упился и всю ночь орал вперемежку блатные и революционные песни, особенно часто повторяя «Сижу за решеткой» и «А мне, мальчишке, в эту пору цепями ногу закуют».

Во вторник с утра Беззубая Докторица бегала по палатам, собирая подписи под письмом трудящихся в Президиум Академии наук СССР с просьбой убрать истопника из дома отдыха как пьяницу, хулигана и антисоветчика. Пополз слух, что истопник есть личный агент академика Сахарова. Кандидат сказал, что надо диссидентские разговорчики кончать, иначе директор прикажет ввести танки.

Перед обедом заметили, что кто-то прижег сигаретой глаз Брежневу на фотографии в старой «Правде», трепыхавшейся от свежего ветерка на стенде перед столовой. Картина получилась страшная и смешная одновременно. Снимите это безобразие, сказала Беззубая Докторица. Это плохо кончится, сказала Членкорица. Весь ужас состоит в том, сказал Старик, что наши ужасы выглядят в конечном счете комично. Если хотите, я расскажу один забавный случай, который произошел... Лучше после обеда, сказал МНС.

Молодящийся Доктор соблазняет Официантку

Целую неделю Молодящийся Доктор держался, изображая из себя высоконравственную личность и осуждая «нынешнюю молодежь» за распущенность. Но не устоял и начал операцию по соблазнению молоденькой и довольно миленькой официантки. Первым делом он стал тщательно бриться и закрывать лысину реденькими липкими волосики с затылка, разоделся в пух и прах, наодеколонился до снотворности и стал бросать на Официантку совершено недвусмысленно явно двусмысленные взгляды, внимательно разглядывать ее ножки и волнующие движения, нахально заглядывать за лифчик, когда она ставила тарелки с супом на стол. И стал отпускать дурацкие шуточки и делать всяческие намеки. Сидевшая с ним за одним столом Беззубая Докторица заметила по сему поводу, кокетливо улыбаясь, что Пушкин был явно прав, когда в своем бессмертном и т.д. творении... вы знаете, конечно, что я иимею виду!.. сказал, что... э-э-э... как бы это выразиться!.. любви все возрасты, можно сказать, покорны. Членкорица сидевшая за тем же столом напротив Доктора, сказалачто девка — ничего особенного. Дура необразованная. И явно потаскуха.

Потом Доктор поперся на танцы. И танцевал, конечно с ней. Танцевал, отклячив плоский зад, закинув назад дурацкую лысую голову и цитируя Данте, Шекспира, Камю и всех прочих. После танцев он проводил Официантку до дома и сидел с ней до полуночи на лавочке, рассказывая ей о том, какой он крупный ученый, как трудно в наше время талантливому человеку пробиться сквозь массу бездарей и консерваторов, как мало он уделял времени и сил на личную жизнь, отдаваясь целиком науке, какая у него скверная и неверная жена.

Всю эту ночь Доктор не спал от возбуждения. Он думал. Ничего девочка, думал он. Миленькая. Фигуристая. Глупенькая, конечно. Простушка. Но это и хорошо. Такую легче обработать. А там — будь что будет. Конечно, в партбюро напишут. Выговор могут закатить. Плевать! Игра стоит свеч. За границу я пока не собираюсь. А с должности из-за такого пустяка не снимут. А среди сослуживцев даже укрепится авторитет. Меня тюфяком считают, хи-хи-хи. А я вон какую фемину обработал! Жена... с этим давно пора кончать. Ребята взрослые. В моем положении не такая жена нужна. Конечно, Официанточка для этого не годится. Глупа. И необразованна. Лучше из аспиранток подобрать. Хотя аспирантки — не то. Они все уже себе на уме. Да и потасканы уже основательно. А тут — свеженькая девочка...

Доктор был прав, думая, что Официантка глупа. Но ошибался, думая, что она — простушка. Она была хитра и расчетлива. И главное — имела твердо намеченную цель. У нее уже был образец. Ее подружка таким образом охмурила пожилого профессора. Тот устроил ее на работу в Москве, снимает ей комнату. Одел ее, как куколку. А она живет припеваючи. Нашла жениха — хорошего парня с квартирой. Счастливая! Нет, из этой дыры надо бежать любыми путями. С ее красотой (как думала она сама) глупо пропадать на этой отвратной работе за шестьдесят рублей.

На другой день Доктор подарил ей дешевые духи и шарфик, купленные в местном киоске. Она сказала, что это — первые подарки в ее жизни. Осмелев, Доктор пригласил ее к себе в палату после ужина «на бутылку доброго вина». Вино она пила с удовольствием, но разум не теряла. Она озволила Доктору делать с собой многое, кроме главного, доведя того до белого каления. Он клялся ей в вечной любви, становился на колени, плакал, обещал все на свете, умоляя позволить ему сделать это главное. Он гарантировал, что не будет никаких вредных последствий. И пробовал применить силу, но безуспешно: она без особых усилий скрутила ему дряблые пухлые ручки и категорически заявила что она не такая, как прочие.

В доме отдыха уже все заметили, что Официанточка подцепила Доктора. Слегка позлословили, но отнеслись к этому как к должному. Это был далеко не первый случай. И в конце концов, Доктор не мальчик, а она — совершеннолетняя. Через пару дней она осталась у Доктора ночевать. Но и на сей раз у него ничего не вышло. А она рассказывала ему о своей знакомой, которая «дружила» с пожилым профессором, который устроил ее на работу в Москве и снял ей комнату. И даже собирается жениться. В конце концов, думал Доктор, а почему бы и нет? Она не такая уж глупая. По крайней мере, честная и, судя по всему, надежная. А умная жена ни к чему. Ума у него своего хватит. Одна умная жена у него уже была (он уже думал «была», а не «есть»), и она испортила ему всю жизнь. И Доктор, отчаявшись добиться своего посредством своего мужского природного обаяния, пообещал ей вытащить ее в Москву, устроить в хорошее место, развестись с женой. Под утро он уснул, измученный неудачей и обессиленный безуспешными попытками. Он не знал, что он — не первый, что в каждом заезде она находила пожилого доктора или профессора, на худой конец — кандидата или доцента, который обещал ей таким же образом вытащить в Москву, дарил ей дешевые духи и распивал с ней бутылку «сладкого» вина. А она все еще надеялась, что такой пожилой «дядечка» найдется, и в жизни ее наступит коренной перелом. И хранила свою чистоту для того прекрасного светлого будущего.