Дикая магия - Энгус Уэллс

Чазали отпустил жену и по очереди поднял на руки детей. Лицо его потеряло обычное бесстрастное выражение и светилось радостной улыбкой. Поздоровавшись со всеми, он повернулся и жестом попросил семью поприветствовать гостей.

Госпожа Ника низко поклонилась и приветствовала их в доме Накоти, а дети с любопытством разглядывали. Когда киривашен предложил девочкам выйти вперед и поклониться, как их учили, они, нервно хихикая, сделали два шага вперед и тут же бросились к матери. Раве, явно пораженный ростом чужеземцев и их странными одеяниями, подошел к ним с прямой спиной, поклонился, словно сложившись пополам, и громко поприветствовал их в доме своего отца.

— Ты правильно поступил, — заявил Чазали, с гордостью глядя на сына, затем, повысив голос, произнес, обращаясь ко всем: — Обращайтесь с ними почтительно. Они друзья рода Макузен, друзья всей нашей страны и нашего бога. Считайте их родственниками по крови, служите им хорошо, пока они в нашем тенге.

— Как долго вы останетесь здесь? — спросила его .жена, и Чазали, покачав головой, сказал:

— Боюсь, недолго. Нас зовет война, и мы выступаем на рассвете.

Ника кивнула, словно и не ожидала другого ответа, и ни один мускул не дрогнул у нее на лице, но в глазах женщины Каландрилл разглядел грусть. Она повернулась к Очену, поклонилась и сказала:

— Добро пожаловать, вазирь.

— Приветствую тебя, госпожа, — поклоном на поклон ответил старец, — и прошу прощения за то, что наш визит будет столь скоротечным. Более того, нам многое предстоит успеть, пока мы здесь.

— Пусть визит ваш будет коротким, но мир долгим, — пробормотала Ника и перевела взгляд рыжеватых глаз на чужеземцев. — Бани и опочивальни готовы. Надеюсь, платья придутся вам по вкусу.

Каландрилл улыбнулся:

— Мы твои должники, госпожа Ника.

— Ну нет, — она покачала головой, — скорее это мы ваши должники, вы много для нас делаете. Оставьте лошадей, за ними хорошо присмотрят.

— Ничуть не сомневаюсь, — с улыбкой сказал Каландрилл, — но я подозреваю, что ваши слуги предпочли бы оставить это нам. К тому же таков наш обычай.

— Да будет так. — Улыбка настолько молодила Нику, что казалось, у нее не могло быть трех детей. — Ваши кони огромны, особенно вороной. Они вселяют страх в наших людей. Так что, ежели таков ваш обычай, занимайтесь ими сами, а я приставлю к вам человека, и когда вы закончите, он проводит вас в бани и в опочивальни.

— Благодарю, — ответил Каландрилл и вновь поклонился.

Женщина хлопнула в ладоши, и тут же явился слуга в тунике из красновато-коричневого шелка и в желтых шароварах. Она отдала ему короткие приказания, слуга поклонился, повернулся к гостям и вежливо посмотрел на них с таким видом, словно чужеземцы, свободно говорящие на его языке, появлялись у них каждый день.

— Пойдемте, уважаемые господа, — проговорил он. Каландрилл посмотрел на Очена, вазирь кивнул и сказал, что сам найдет свою опочивальню и встретится с ними позже, чтобы отвести к гиджане.

Устроив лошадей в конюшне, друзья отправились за слугой, который, проведя их через двор, через низкую дверь ввел в залу, откуда по слабо освещенной лестнице все пятеро поднялись под самую крышу. Слуга — его звали Коре — указал каждому его опочивальню и остался терпеливо дожидаться в коридоре, пока они раскладывали свои пожитки по шкафам, облицованным красновато-желтой древесиной. Потом он провел их в разные ванные комнаты со стеклянным потолком. Нежась в горячей, почти кипящей воде, они наслаждались видом неба. Пахнущее сандаловым деревом мыло легко смывало глубоко въевшуюся в кожу грязь. Когда они выбрались из горячей ванны, слуги в коротких белых накидках облили каждого холодной водой и передали огромные полотенца из мягкого хлопка. И даже предложили вытереть их, но Каландрилл и Брахт предпочли сделать это сами.

Когда они вышли в предбанник, то одежды своей не нашли. Коре пояснил, что кожаные доспехи забрали почистить, а белье выстирать, дабы оно высохло до наступления ночи. Взамен он предложил им широкие халаты темно-синего цвета и мягкие тапочки, в которых они отправились к себе в опочивальни.

— Если одеяния, подобранные госпожой Никой, вам не подойдут, — пробормотал Коре у двери, — скажите, я принесу что-нибудь другое. Если вам вообще что-нибудь понадобится, позовите меня. Я дожидаюсь ваших распоряжений.

Слуга поклонился, и они разошлись по своим комнатам.

Каландрилл осмотрелся. К его удивлению, внутреннее убранство джессеритских помещений сильно отличалось от непритязательного наружного вида. Пол из до блеска натертого дерева был покрыт ярким ковром. Широкая кровать с сине-бордовым покрывалом занимала центр комнаты, в ногах стоял пуфик, чуть дальше — умывальник и небольшой столик из коричневого дерева с такими же узорами как на шкафах. На нем стоял графин и четыре кубка из тонкого красного хрусталя. Стены, обитые мягким зеленым шелком, придавали комнате воздушный вид. Не будь здесь так сумрачно, можно было бы принять ее за шатер. Освещалась комната единственной лампой, свисавшей с лепного потолка, и дневным светом, проникавшим в опочивальню через высокие стеклянные балконные двери. Каландрилл с бьющимся сердцем вышел на балкон и отметил про себя, что с него можно пройти в опочивальню Ценнайры. Тут же он открыл, что на крыше над двором был разбит настоящий сад с невысокими экзотическими деревцами, кустарниками и виноградом, увивавшим маленькие беседки. Каландрилл вернулся к себе, чтобы переодеться, размышляя о том, насколько архитектура джессеритов отражает внутренний мир этого загадочного народа.

Одевшись в чужеземное платье, он внимательно осмотрел себя в зеркале, встроенном в шкаф. Как и в форте, ему предложили рубашку, тунику, шаровары и туфли. Только здесь, в доме Чазали, одеяния были даже богаче, чем у Дагган-Вхе: рубашка из шелка такой белизны, что переливалась даже при скудном освещении комнаты; шаровары темно-синие, обувь из мягкой черной кожи, расшитой серебряными нитками и с загнутыми носами; туника зеленая с подложными плечами и золотистый кушак. В ярко-красном кругу на груди и спине была вышита черная лошадь, вокруг красовались знаки Накоти и Макузена. Каландрилл настолько свыкся с кожаными доспехами, что ему стало не по себе в столь роскошном одеянии.

В дверь постучали, Каландрилл отошел от зеркала. В комнату вошел керниец. На нем красовался точно такой же наряд, и чувствовал он себя в нем столь же неловко.

— В моих одеяниях мне было бы удобнее, — пробормотал Брахт, подходя к столику и наливая себе из графина. — Но вино у них отменное.

Каландрилл тоже налил себе кубок.

— Мы задержимся здесь лишь на одну ночь, — сказал он. — Боюсь, что подобное гостеприимство нас ждет теперь нескоро.