Смертельное шоу - Игорь Христофоров

-- Давай руку, -- протянул ему свою Санька. -- Нет, сегодня точно необычный день. Впервые в жизни слышу, чтобы ты так орал...

-- А гастроли? -- нахмурился Андрей. -- Вечером же вся толпа уезжает поездом на гастроли. Первый пункт -- Москва. Забыл, что ли?

-- Неужели ты не понял? -- повернулся к Андрею Эразм. -- Не врубился? Человек женится, а ты про какие-то вшивые гастроли!

-- Серьезно? -- густо покраснел Андрей. -- Да-а-а... Свадьба -- это тяжелый случай...

-- Практически клинический, -- поправил Эразм.

Под кудахтанье отлетающих от ее ног кур, из летней кухоньки выплыла на своих судах-галошах хозяйка и с грустным лицом объявила:

-- Завтрак, товарищи москвичи, готов!

-- Давай его сюда, мамаша, под навес! -- потребовал Эразм. -- Будем его пополам со свежим воздухом есть. В Москве такого кайфа уже не будет. Там от смога комары и мухи уже давно сдохли. Деревья пожелтели среди лета. Только мы, людишки неразумные, все ползаем...

-- Я -- пас, -- поднял руки ладонями к парням Санька. -- Такси...

-- Да подождет твое такси! -- гаркнул Эразм. -- Холостяком хоть

в последний раз с нами пожуй...

-- Такси, -- уже мягче, уже сдаваясь, произнес Санька.

-- Подождет! -- схватил его за руку Эразм. -- Их, козлов, воспитывать надо! А то оборзели вконец! Сколько им "бабок" за проезд ни давай, все мало!

-- Ну, может, хоть сказать ему, что я чуть подзадержусь? -- попросил Санька. -- Отпускать неохота. Больно у него "мотор" классный. Со стереомузыкой... Даже мобильный телефон в салоне есть...

-- Я ж говорил, что они нас обдирают, как липку! -- упрямо тащил Саньку к столу Эразм. -- Со своих кровных он, что ли, "мобилу" купил? С твоих денег! С денег таких пеньков, как ты! Подождет! Не упреет!

-- Ну, ладно, -- сдался Санька, но рукав пиджака из пальцев Эразма выдернул.

Хоть утром и не положено, но группа "Мышьяк" все-таки пила коньяк. По случаю прощания с великим и незабвенным Перевальным и ее хозяйкой. Впрочем, Санька только пригубил. Судя по активности при переворачивании рюмок в горло, его норму приплюсовал к своей Эразм. Все разговоры вертелись вокруг панка, порвавшего грамоту, и предстоящих гастролей. Игорек, оказывается, уже прибросил свой возможный доход от турне и "приобрел" на него "жигули" восьмой модели, новую бас-гитару "Штейнбергер" и путевку на две недели во Флориду с обязательным посещением Диснейленда. Почему именно во Флориду, а не на Канары или в Таиланд, он не объяснял. Пока он вслух мечтал, чавкая свежим помидором, Санька обменялся с Андреем загадочными взглядами. Только они вдвоем знали, что договор на гастроли грабительский, и на копейки, которые достанутся после них группе, вряд ли хватит на одни-единственные "жигули" пятой модели.

Скрип тормозов за забором оборвал розовые мечты Игорька. Все повернулись в одну сторону, к стене дома, как будто могли видеть сквозь нее.

-- Твой таксист, что ли, психанул и уехал? -- предположил Виталий.

-- А как это он так смог? -- не согласился Эразм. -- Сначала тормознул, а потом уже поехал?

Во двор влетела Маша. У нее было такое лицо, словно Приморск только что на ее глазах накрыло вулканической лавой.

-- Что случилось?! -- вскочил Санька, и отлетевшая табуретка закувыркалась по кустам помидоров, сбивая их и окрашиваясь в красный цвет.

-- Свадьбы не будет, -- сквозь слезы еле смогла произнести она.

-- Почему?! -- вскрикнул он.

-- У нас там... там... у набережной... теплоход горит...

-- Ничего себе! -- восхитился Эразм. -- Крутое видео! Дым -- черный?

-- Ага... Ка-ак смола, -- смахнула слезинку Маша. -- Там пожарных... пожарных...

-- А отец? Что с ним? -- торопливо спросил Санька.

Он только вчера познакомился с этим суровым на вид, но поразительно не суровым в разговоре человеком, и почему-то сразу ощутил его отцом. Во всяком случае, он хотел бы, чтобы у него был именно такой отец. Своего настоящего, погибшего в шахте, он совсем не помнил, а в лице Машиного отца, в его загорелой коже, морщинистом лбу, изъеденных оспой щеках жило что-то родное, шахтерское. Не хватало только угольной туши на ресницах и отхаркивающего кашля.

-- Отец там, на берегу. Он руководит борьбой за живучесть с

берега. Ходовой мостик задымлен, -- торопливо объяснила Маша.

-- А что горит-то? -- уже успокаиваясь, спросил он.

-- Каюта на второй палубе.

-- По правому борту?

-- По правому, -- удивленно ответила Маша. -- Так ты видел?

-- Ничего я не видел!.. А номер каюты помнишь?

-- Откуда?!. Там это... пятый и шестой иллюминаторы от трапа, от верха трапа... если считать...

-- Определи номер! -- потребовал Санька.

-- А зачем? -- растерялась она.

-- Не можешь?.. Ну, где эта каюта находится в коридоре? Ближе к корме или посередине?

-- Посередине... Точно -- посередине...

-- Ну и сволочь! -- с криком бросился к калитке Санька.

Он распахнул ее так быстро, что она даже не пискнула. В проулке стоял светло-бежевый "Опель-Вектра", как минимум, десятилетней выдержки, но в довольно приличном состоянии. На капоте даже блеснула молния фирменного значка. Обычно шустрые мальчишки отвинчивали их на второй день после пригона иномарки в родной двор.

-- Дай телефон! -- потребовал Санька от плотного мужичка, цепко держащегося обеими руками за руль.

-- За отдельную плату, -- спокойно ответил он и руки не отцепил.

При таком сервисе через год мужичок будет раскатывать уже на "Мерседесе", а не на "Опеле". Если, конечно, этот "Опель" не угонят.

-- Хватит? -- протянул Санька полста тыщ одной бумажкой.

-- Смотря сколько разговаривать будешь, -- все-таки забрал он купюру. -- Плата абонентская...

"Эрикссон", -- прочел Санька на бережно врученном ему черном брикете. Последний раз он держал телефон этой марки в зале Дворца культуры. Было прохладно и страшно. Во втором ряду спал вечным сном человек Букахи, а рядом с Санькой пыталась доказать Буйносу прописные истины Нина.

-- Это ты? -- спросил он ожившую трубку.

-- Кто звонит? -- сухо поинтересовалась Нина.

-- Это я, Санька. Дай мне телефон Буйноса.

-- Он до сих пор в палате реанимации. Его нельзя тревожить.

-- Мне срочно нужно. Дай. Дело касается его лично.

Носком ботинка Санька пнул камешек, лежавший у дороги, и пыль тут же с яростью набросилась на ботинок. Из зеркального он за мгновение стал мутно-серым.

-- Спасибо, -- все-таки получил он заветные цифры и, не жалея чужой телефон, вбил их пальцем в черный корпус.

Трубку снял охранник Буйноса. Вряд ли это был мужик с морщинистым лбом, но человеку всегда нужно хоть как-то представлять телефонного собеседника, и Санька, представив, что перед ним старый знакомый, попросил его дать трубку Буйносу.

-- Он спит, -- мрачно ответил охранник.

Морщинистый лоб, стоящий перед глазами Саньки, тут же исчез. Охранник превратился в нечто туманное и злое. Как пары соляной кислоты.

-- Дай трубку! -- потребовал он. -- Скажи, что звонит Александр Башлыков.

-- Ну и что?..

-- Звонит старший лейтенант милиции Башлыков! Понял?! Срочно дай трубку!

-- Ну, я не знаю, -- поплыл мужик. -- Ща-ас спра-ашу...

-- Что тебе нужно от меня? -- заставил Саньку вздрогнуть знакомый голос.

Для спящего человека Буйнос довольно быстро снял трубку. И голос у него был слишком чистым, без сонной хрипотцы.

-- Зачем ты приказал убить Прокудина? -- еле сдержал ярость Санька.

-- Ты что, пьян?

-- Только не говори мне, что ты не знаешь, кто такой Прокудин!

-- Я не знаю, кто такой Прокудин, -- зевнул Буйнос.

-- Ты сжег его заживо в каюте на теплоходе! -- выкрикнул Санька.

Все, кто были во дворе, уже вышли в проулок и стояли с напряженными лицами. Только Эразм без остановки жевал, словно рот жил отдельной от него жизнью. Из всех лиц Санька отыскал самое важное, вобрал в себя долгим трехсекундным взглядом испуганные Машины глаза, отвернулся и уставился на крупный серый сучок на доске забора.

-- Ты слышишь меня? -- спросил он у сучка.

-- Конечно, слышу, -- выдохнул Буйнос. -- Чего ты гонишь волну?

-- Зачем ты приказал его уничтожить? Око за око? Зуб за зуб?

-- Теплоход, Сашенька, старенький. Проводка гнилая. Запросто могла замкнуть, -- четко, будто по-писаному, произнес он.

-- Замкнуло именно в каюте Прокудина?

-- Ты не забыл, что вечером отъезд в Москву?

-- Мы никуда не едем!

Серый округлый сучок упрямо сверлил Саньку своим единственным коричневым глазом. Из самой середины. И в самую сердцевину души.

-- Мы никуда не едем! Группа отказывается от участия в гастролях!

-- Ты чокнулся! -- выкрикнул от калитки Эразм. -- Анрюха, чего он несет?! Какое право он имеет говорить от имени группы?!

-- Это несерьезно, -- опять выдохнул воздух Буйнос, а Саньке почудилось, что в раскаленном воздухе проулка завоняло больничной палатой. -- Мне пришлось надавить на членов жюри, чтобы они дали тебе первое место, а ты устраиваешь истерику.

-- У победы много отцов, поражение -- круглая сирота, -- отпарировал Санька.

-- Можешь не верить мне. Но если бы не мой звонок, первое место отдали бы Джиоеву. Спроси Нину... И потом ты не имеешь права отказываться от гастрольного турне. По контракту...