Хрустальная колыбель - Сергей Юрьев

Сундучок разнесло в клочья, и Брик едва успел увернуться от железного лоскута с острыми рваными краями. Маг уже в натуральную величину как ни в чём не бывало стоял посреди трапезной и держал в руках голову, которая хищно скалилась и шумно облизывалась.

— Я сейчас, сейчас… — Хаффиз бросил голову на стол и стремительно скрылся за дверью, даже не взглянув на Проповедника.

— Что, поп, влип? — поинтересовалась голова, подкатившись вплотную к бесценной рукописи. — Да ты пиши, пиши — пригодится…

Не успела голова договорить, как в трапезную вернулся Хаффиз, волоча с собой старые доспехи, принадлежавшие некогда Эрлоху Незваному, — гордость коллекции Хомрика.

— Вот! — Маг прислонил бронзовую куклу к стене и сорвал с неё шлем. — Вот что тебе нужно! — Он схватил голову, посадил её на бронзовые плечи и начал чертить в воздухе светящиеся знаки. — Только ты не забудь, как мы договаривались: я тебе руки-ноги приделаю, а ты — мой! Если хоть раз меня ослушаешься, руки-ноги у тебя отвалятся, а голова твоя только для игры в мяч и сгодится. Понял?

— Ты меня на «понял» не бери! — рявкнул Сим Тарл и пошевелил пальцами латной рукавицы. Он оторвался от стены и сделал шаг к столу. Бронзовые суставы после двухвековой неподвижности издавали страшный скрежет. — Настой есть?

— Какой настой? — опешил Хаффиз.

— Из пятнистых грибов. Напиток Яриса! — Тарл, с трудом ворочая шеей, смотрел то на Мага, то на Проповедника. — Я любому голову оторву, кому скажете, только налейте.

— Без независимости нет свободы, без свободы нет величия! — Брик наконец-то вышел из оцепенения. — Сим, дружище, ты хочешь от кого-то зависеть? Ты хочешь подчиняться чьей-то воле, как будто у тебя своей нет? — Он закрыл рукопись и обратился к Хаффизу: — А ты молодец, Маг, я вот не сообразил предложить нашему другу доспехи великого воителя. Ну, голова у меня дырявая… Ему бы ещё меч Эрлоха и корону Эрлоха, и стал бы он вылитый Эрлох! Кстати, Хаффи, как ты теперь относишься к Гейре?

— Да чтоб она сдохла!

— Прекрасно, прекрасно… Вот видишь, испытания укрепляют дух и избавляют от иллюзий. — Брик состроил довольную гримасу и откинулся на спинку кресла. — Нас теперь трое. Нас всех объединяет то, что мы не так давно стали Избранными. Гейра — дура, Траор — мелкий хлыщ, у которого и фантазии-то не хватит на стоящее злодеяние. Единственное, что у них есть, — это младенец, от которого неизвестно, будет ли толк. Ещё они имеют доступ к Алой звезде, но от этого толку точно никакого. Гордые Духи спят, им уже ничего не надо… Зато у нас смотрите, как удачно получается — маг, воин и мыслитель! И в наших руках бесконечность, полная Первородной Глины и неисчерпаемых сил, которые только и надо направить в нужную сторону. А?! Каково? Конечно, вы спросите, как нам найти выход отсюда, где только Алая звезда, зато мухоморы не растут? Я отвечу. Надежда всегда есть. Я вот, например, ещё не все свитки в архиве Хомрика пересмотрел, рано или поздно наверняка найдётся какая-нибудь тварь из океана отходов творчества Великолепного, которая знает выход, но ей туда не надо. Наконец, в Сотворённом мире сама собой может образоваться прореха, и надо лишь не упустить момент. Время ведь для нас роли не играет. Так? А пока вы можете изучать мои труды, постигать каллиграфию зеркального письма, практиковаться во владении оружием, совершенствовать наши магические возможности… Разве не так? Мы придём в мир во всеоружии, с ясной целью, с непреклонной волей. Главное, чтобы Гейра нас не застала врасплох, как в прошлый раз меня и Резчика. Но ей до поры и не обязательно знать, что мы трое нашли общий язык. Пусть пока всё будет как обычно.

Брик посмотрел на подельщиков сверху вниз, и ему показалось, что оба они стали ниже ростом. Вот что значит умение красиво излагать! Эта магия похлеще заклинаний. Это оружие смертоноснее отравленного клинка. Жаль, хватает его ненадолго — надо искать выход отсюда, промедление смерти подобно! Эти двое, когда опомнятся, и впрямь могут растерзать его, смиреннейшего из Избранных, так что костей потом точно не соберёшь. Всё-таки маг и воин… Нет, при Великолепном больше порядка было — каждый знал цену и себе, и своим делам, и своей жизни. Даже стремясь к Хаосу, нужно опираться на порядок.

— Он не видит нас. И не слышит. Можешь говорить спокойно. — Гейра швырнула тяжёлый бронзовый светильник в один из шаров Узилища. Бездна мгновенно поглотила грохот удара.

— А они? — Резчик испуганно покосился на шары.

— О них забудь! — Гейра разразилась хохотом, от которого задрожали стены. — Владыки спят, и мы им только снимся. Есть только мы и наше сокровище. — Она провела ладонью по поверхности хрустального яйца. — Когда вылупится наш птенец, смертные твари будут готовы к его пришествию. Он будет мудр и справедлив, он будет творить чудеса, и каждый будет счастлив, ощутив на себе его взгляд, любой с радостью примет смерть за одно его слово. А он будет моим. И весь мир, склонившийся перед его славой и величием, тоже будет моим. Мне даже будет немного жаль обращать его в прах, но настоящее творчество начинается с чистого листа, и я хочу…

— А я? А как же я? — Резчик уже и не знал, чего ему стоит бояться в первую очередь — Владык, которые уж точно никому ничего не простят, если когда-нибудь вырвутся на свободу, Гейру, казавшуюся теперь совершенно обезумевшей, младенца, заключённого в хрустальное яйцо, или самого себя, не зная, что за мысли взбредут в голову в следующее мгновение. — Во всяком деле нужны гарантии. Надеюсь, ты не думаешь, что я поверю тебе на слово. Давай составим договор и распишемся кровью.

Его последние слова утонули в хохоте Гейры. Она сорвала с себя чёрную накидку, бросила её на хрустальное яйцо, на мгновение превратилась в вихрь, а потом Резчик почувствовал, что её руки в несколько витков опутали его тело.

— Всё просто, Резчик, — раздался у самого уха её шёпот. — Я буду иметь весь мир, который по моей воле поднимется из грядущего Хаоса, а ты будешь время от времени иметь меня. Или тебя это не устраивает?

— Да всё меня устраивает, — испуганно отозвался Траор, благоразумно не делая попыток освободиться. — Только на шею не дави, а то у меня лицо посинеет, как у того, с трещиной в башке.

— А может, мне как раз синемордые нравятся. — Она вновь оглушительно захохотала, так что даже по поверхности шаров-узилищ пробежала мелкая рябь. — Я скажу тебе по секрету: мне нравится всё, чем я обладаю, даже если это сущее дерьмо. И запомни — чем реже ты открываешь свою пасть, тем ты мне ближе и роднее.

Она вдруг замолчала, прислушиваясь к звяканью цепей. Ей показалось, что рядом кто-то перешёптывается, но окружающее пространство мгновенно притихло, даже гарпия, дремлющая у входа, перестала моргать, даже капли крови, стекающие по одной из стен коридора, больше не падали в чёрную лужицу, примостившуюся на широкой каменной ступени. Но тишина теперь почему-то раздражала её не меньше, чем шорохи, слова и прочие звуки, раздавшиеся помимо её воли.