Ловец мелкого жемчуга - Анна Берсенева

В эти головокружительные перспективы Георгий не верил или, точнее говоря, ни о чем подобном не мечтал. Но квартира в Кривоколенном, которую они с Федькой после почти трех месяцев упорного труда – не зря Ули обижалась на вечно занятый телефон! – все-таки расселили, должна была принести тысяч пятьдесят чистой прибыли. Им просто фантастически повезло с этой коммуналкой: несмотря на устрашающее количество проживавшего в ней народу, там совсем не было проблемных ситуаций – ничейных помещений, которые надо было бы к кому-то присоединять, скандалов в опекунском совете, судов и прочих дел, из-за которых расселение могло бы затянуться. А если Федька и в самом деле раскрутит Молотка на повышенный тариф за срочность…

Но об этом Георгий сейчас не думал. Несмотря на взведенные ссорой нервы, мысли у него уже замедлялись, путались – он засыпал.

Глава 14

Конечно, они ссорились и раньше или, может быть, не ссорились, а просто спорили, но вот так – никогда. Никогда Ули не уезжала с таким холодновато-сердитым лицом, никогда не просила не провожать ее… И Георгий никогда не чувствовал в душе такой горечи, когда за нею закрывалась дверь.

А теперь он бродил по квартире как неприкаянный и вздрагивал от телефонных звонков – думал, что она, может быть, позвонит из аэропорта и скажет ему что-нибудь тем веселым и доверчивым тоном, от которого у него сжималось сердце.

Но через включенный автоответчик слышны были только чужие корректные голоса, что-то сообщавшие по-немецки фрау Баумгартен, и Георгий не брал трубку.

Когда зазвонил его сотовый, он чуть не опрокинул стул, торопясь ответить. Конечно, она позвонила бы ему, а не автоответчику, стоило ли зря прислушиваться!

– Жо-ори-ик? – услышал он и по тягучим интонациям дешевого бандитского понта сразу понял, что звонит Сема Молоток, их с Федькой удачный клиент. – Ты, это, подгребай ко мне-на, я тут в «Гранд-отеле» конкретно гуляю! Хату я обмываю с друганами, Жорик!

– Поздравляю, Сема, – вздохнул Георгий. Молоток разговаривал, да и выглядел, в точности как персонаж из анекдота про новых русских братков – в одежде попугайских расцветок, с бычьей шеей и массивными перстнями на короткопалых руках. – А Федор с тобой?

Тащиться на праздненство к Молотку совершенно не хотелось, но повидаться с Федором как раз хотелось, тем более что его никак было не выловить: к телефону в квартире, которую он снимал, никто не подходил, а сотовый и вовсе был почему-то выключен.

– Ну да! – радостно ответил Молоток. – В смысле, уже отвалил твой кореш, вчера еще. Мы, Жорик, пятый день гуляем-на!

«Бедный Федот! – улыбнулся про себя Георгий. – Интересно, сколько дней он выдержал эту гульбу?»

– Может, я в другой раз как-нибудь подъеду? Тут, понимаешь, одно дело наметилось… – вяло соврал он.

– А бабки тебе чего, не нужны, значит? – захохотал Сема.

– Какие бабки? – не понял Георгий.

– Так за хату бабки, которые друган твой тебе сказал заплатить, – заплетающимся языком объяснил Молоток. – Я ж никогда… У меня, Жорик, сам знаешь, как в швейцарском банке, без непоняток-на! Обещал заплатить – заплачу, какие дела?

– Погоди, Сема, что-то я не въезжаю. А ему ты что, деньги не отдал? – удивился Георгий.

– Так ему его долю отдал, а твою он тебе сказал отдать. Жорик, я ж говорю, подваливай сам, чего мы с тобой по телефону, как чужие? – нетерпеливо проговорил Молоток. – Ну вы с корешем-на, даете! Ты про бабки по телефону базаришь, он тебе письма оставляет…

– Какие письма? – оторопел Георгий. – Сема, да где он вообще, объясни ты толком!

– «Гранд-отель» на Тверской знаешь? – наконец рассердился Молоток. – Ну так подгребай, а то заладил: где, где… В Караганде!

Георгий сидел на лавочке в саду «Аквариум», за Театром Моссовета, и в который раз перечитывал мятое письмо, выданное ему Молотком после долгих поисков по карманам залитого коньяком и соусом ярко-зеленого костюма. Небольшая пачка денег, прилагавшаяся к письму, поместилась во внутреннем кармане ветровки.

Письмо было от Федьки, в этом не могло быть сомнений, хотя поверить в это было трудно. Оно было отпечатано на Федотовой, на всю общагу знаменитой, печатной машинке, не узнать которую было невозможно: буквы «х» и «у» подпрыгивали над строкой, и от этого любой текст выглядел, как говорил Федька, «похабщинкой». Федот все собирался купить компьютер, да так и не собрался. Сначала денег не было, а когда они появились, надобность в компьютере отпала: сценарии-то он давно забросил, а приохотиться к компьютерным играм ему мешала природная подвижность.

«Рыжий, прости меня, гада ползучего! – было напечатано на желтоватом листе. – Не знаю, как и объяснить, однако придется. В общем, денег за хату больше не будет. Пять штук, как с куста, Молоток тебе выдаст, а остальное, извини, не могу. Получается, что десятая часть за Кривоколенный твоя. Десятина, вроде как на церковь. А я теперь уже в Канаде, видишь, как бывает? Ты же знаешь, я давно хотел соскочить, мне этот совок, хоть и капиталистический, поперек горла стоит. А тут вдруг наметилась хохляцкая квота, хохлов же в Канаде как грязи. Пришлось быстренько поджениться, но это дело временное, на месте разберусь. В общем, это тебе неинтересно. За бабки прости. Ты себе еще наработаешь, хлопец ты везучий. А мне с голой задницей за океан лететь – сам понимаешь. Тут еще с вывозом баксов проблемы были, но обошлось.

Надеюсь, зла ты на меня не держишь, а если и держишь, то что теперь поделать? Кстати, могу дать хорошую наколку в подарок, сам хотел попользоваться, да, видишь, не судьба. Тут один мужик хату срочно продает, ты купил бы себе, а то чертановская твоя не квартира, а слезы сиротские. А эта на Аэропорте, в писательском доме кирпичном, все-таки не работяги за панельной стеночкой. Конечно, доплатить придется, но у тебя же отложено что-нибудь, да эти пять штук добавишь. За аэропортовскую хату мужик хочет себе какую-нибудь конуру плюс пятнадцать штук доплаты. В общем, твоя чертановская на обмен как раз подойдет, а доплату попробуй сбить до десяти. Вот телефон».

И все – номер телефона, без подписи.

Федька никогда не писал ему писем – с какого бы перепугу? – и Георгий не понимал теперь, что значит этот дурацкий ернический тон: насмешку, стыд или просто торопливость?

«А какая разница? – усмехнулся он про себя. – Если даже и издевательство он значит, то что теперь поделать?»

Он был совершенно ошеломлен, да что там ошеломлен, он был просто раздавлен. Не столько тем, что из-под носа уплыли деньги, хотя «десятина» вместо половины – это, конечно… Но все остальное!

«Все остальное», что связывало его с Федькой Казенавом, блестящими пятнами пульсировало перед глазами.