Стинг. Сломанная музыка. Автобиография - Стинг

Он закрыл глаза, потому что устал. На улице темно. Я нежно целую его в центр лба, шепчу, что он – хороший человек и я его люблю.

Я не присутствовал на похоронах отца и матери. Я говорил себе и убеждал близких друзей в том, что боюсь желтой прессы, которая превратит это событие в унизительный пиар-цирк, используя этот приватный момент моей личной скорби для фотосессии. Я простился с родителями, когда они были еще живы. «Да какой смысл, – говорил я, – в том, чтобы бросить горсть земли на гроб?» Отчасти я по-прежнему так и считаю, но в глубине души знаю, что тогда просто испугался. Я убежал от ритуала последнего прощания точно так же, как всю жизнь убегал от родителей, пока они были живы, оправдывая себя тем, что мне надо работать, тем, что результатом моих амбиций является ответственность за выполнение контрактов и соблюдение графика концертов, на которых была задействована команда из шестидесяти человек. Но ведь я мог отменить несколько концертов, отправить всех на неделю домой. А может, и не мог. Скорее всего, я просто не захотел этого сделать, потому что работа и желание двигаться дальше стали для меня важнее всего. Я стал трудоголиком, подсел на бесконечное перемещение тела в пространстве, чувствовал, что не смогу дышать, если буду находиться долгое время в одном и том же месте. Сама мысль о том, что я буду присутствовать на похоронах, казалась мне удушающей, поэтому я гнал мысли о похоронах из головы, готовился к следующему концерту и продолжал турне.

За все это я заплатил высокую психологическую цену. Я не был в состоянии нормально пережить утрату, поэтому мне пришлось носить свое горе в глубине души. Я не мог плакать и проявлять свои чувства, боясь того, что меня собьет с ног волна эмоций, что повредит моему тщательно выстроенному имиджу и покажет, что в моей душе уже ничего не осталось. Именно в таком плохом и тревожном состоянии в ноябре 1987 года я готовился к концерту в Рио-де-Жанейро, на котором должно было присутствовать максимальное количество зрителей, когда-либо посетивших мое выступление. В то время внешне я был спокоен, но духовно сломлен и побежден. И на то, чтобы снова прийти в нормальное состояние, мне потребуется весь остаток жизни.

Эпилог

Через три года после смерти родителей мы с Труди переехали в усадьбу Лейк-Хаус в графстве Уилтшир. Она расположена в полутора километрах от аббатства, в котором ревнивый король заточил Гвиневру[40]. Поместье Лейк-Хаус – это построенный в XVI веке дом, окруженный шестьюдесятью акрами лесов и парков. Из окон усадьбы видны зеленые берега текущей на юг к морю реки Эйвон, вдоль восточного берега которой проходит граница моих владений. Над крышей поместья раскинул ветви огромный трехсотпятидесятилетний лесной бог – голубой бук.

Усадьба была построена во времена правления Якова II и владел ею разбогатевший на торговле шерстью Джордж Дьюк. Во время гражданской войны в Англии Дьюки поддерживали роялистов, которых разбили, после чего собственность семьи отняли, а во время правления Кромвеля сослали их на острова Карибского бассейна в качестве рабов. Они прожили там до того, как взошедший на престол Карл II вернул им все права и собственность. Семья владела поместьем Лейк-Хаус до конца XIX века.

Фасад усадьбы выглядит величественно и причудливо, потому что выложен из камня и кремня в виде квадратов, как на шахматной доске. Высокие двухэтажные эркеры с двух сторон главного входа, пять слуховых окошек и на крыше небольшие декоративные башенки, сделанные под боевые. Внутри дома темно, мрачновато и часто дуют сквозняки. Много убогих комнат разных размеров, темных коридоров и скрипучих лестниц. Снаружи дом производит впечатление уверенного архитектурного решения, а внутри – полнейшая интерьерная шизофрения лабиринтов и очень странной планировки комнат. Никого не должно удивлять, что я чувствую здесь себя как дома.

В реке живет много форели. Рыбы прячутся у корней раскачивающегося от ветра тростника под поверхностью воды, словно сон утонувшей Офелии на картине прерафаэлитов. Вдоль берега реки и вокруг зарослей конского каштана раскинулся большой пустой луг, над которым возвышается круто поросший лесом склон первичного необрезанного леса. От этой части территории веет какой-то скрытой меланхолией. На этом лугу пасется пара коров. Когда мы с Труди обходим наши владения, то редко там задерживаемся.

И вот в одно прекрасное утро у Труди возникает идея. Она хочет соорудить озеро. Оно, по ее словам, преобразит этот мрачный луг, и мы сможем разводить в нем форель. Труди утверждает, что существует противоречие между названием усадьбы Лейк-Хаус («Дом у озера», Lake House) и отсутствием, собственно, водоема. На это я педантично заявляю ей, что слово lake на англо-саксонском означает «текущая вода», и вот этого у нас вполне достаточно, а вот стоячей воды у нас нет и не нужно. Меж тем я осознаю, что в доводах Труди есть логика.

На самом деле я возражаю против ее предложения по совершенно другим причинам. Чтобы вырыть озеро, необходимо выкопать тонны земли, найти место, куда эту землю можно свалить, и также заниматься ландшафтным дизайном. Кроме этого необходимо получить разрешение на проведение работ в археологически насыщенном районе, потому что поблизости находятся холмы-могильники периода неолита и другие исторические земляные памятники. У меня нет никакого желания ввязываться во всю эту бюрократическую волокиту. Однако Труди не так легко переубедить, и к тому же я уже убедился, что чаще всего ее предложения идут мне на пользу и в этом вопросе она почему-то ведет себя очень настойчиво.

Решить бюрократические и археологические вопросы оказывается совсем не просто. В дискуссию вступают пресса и общественность. Некоторые возражения, которые мы слышим, являются вполне обоснованными, а некоторые – полнейший бред. В одной бульварной газете пишут, что мы собираемся вырубить целый лес для того, чтобы вырыть озеро, хотя на этом месте уже сотни лет не было никакого леса. Ходят слухи, что мы решили вырыть бассейн в форме гитары рядом с исторической церковью, а не небольшое озеро на лугу вдали от глаз общественности.

Наконец, возражения заканчиваются, и летом 1995 года нам предоставляют право вырыть озеро на площади полтора акра. Единственное условие, которое мы должны соблюсти, – это обеспечить постоянное нахождение на месте ведения работ археолога, для того чтобы осмотреть то, что могут найти в земле. Мы не возражаем.

Ночью после того, как нам предоставили это разрешение, я неожиданно просыпаюсь – мне приснился кошмар. В этом сне