Найти Эдем (Сборник) - Алексей Корепанов

Он перекрестился, внезапно остро и запоздало ощутил опасность — фон буквально взорвался близкой угрозой, — услышал непонятный шорох над головой, приготовился отпрыгнуть в сторону, но не успел. Кто-то с криком обрушился сверху ему на плечи, оттолкнув от Стража, ударил по затылку…

Он очнулся от боли. Казалось, в голове бродит бригада плотников и стучит, стучит, с размаху стучит по костям увесистыми молотками. Он обнаружил, что лежит на боку, связанный по рукам и ногам. Глаза закрывала тугая повязка. Усилием воли он приглушил боль, собрал ее в узкое русло и заставил вытекать в наспех придуманное черное холодное пространство. Боль подчинилась и медленно отпустила, и в мерно звенящей тишине стал слышен голос.

— …ни в жизнь никто оттуда не приходил. — Голос был надтреснутым, дребезжащим, Павел сразу узнал его. Говорил тот встреченный недавно бородач из селения. — Вижу, дальше пошли, а у меня просто из рук все валится. Ну, я бегом сюда, к господину офицеру безопасности, прямо через овраг.

— Что, не зря я настаивал на люке в потолке? — перебил его чей-то уверенный самодовольный бас. — Внезапность во многом способствует успеху операции.

— Благодарю, господа офицеры, — прозвучал бесцветный голос Стража. Благодарю, Федор Карелин. Вы спасли Десятиградье от очень большой опасности. Он не простой человек, он орудие сатаны и мог принести неисчислимые несчастья. Веревки и повязку не снимать — он способен на злые чудеса. Надеюсь, бюро примет правильное решение.

— Без всякого сомнения, — прогудел бас. — И да упокоится в Иордане-реке…

Стучали каблуками, прохаживаясь по комнате, переговаривались, смеялись. Затянутые на совесть веревки больно вгрызались в тело. Павел почувствовал, что его странствиям, судя по всему, пришел конец. «Джуди! кольнуло в сердце. — Что будет с ней?..»

— Медлить нельзя, — сказал Страж. — Господин офицер Синицын, распорядись прямо сейчас послать за моими братьями. Думаю, они не откажутся присутствовать. Скажи, что на рассвете.

— Я бы девчонку приласкал, — просительно задребезжал бдительный бородач Федор Карелин. — Мне бы за девчоночку подержаться…

Захохотали нестройным хором.

— Уж больно кусачая, — проговорил кто-то сквозь хохот. — И господину Синицыну лоб расцарапала; слава Богу, — не что-нибудь другое…

— Девчонка обыкновенная, — размеренно сказал Страж, обрывая смех вокруг. — Я уточню у братьев, откуда она и как попала к этому орудию сатаны, а пока пусть побудет в гостях у тихих матерей. Но под замком.

Павел, напрягая шею, вжался щекой в пол, осторожно провел головой по доскам, пытаясь хотя бы приподнять повязку. Лишь бы удалось открыть хоть один глаз, лишь бы удалось взглянуть — и разметать, расшвырять взглядом, разбить головы о стены, задушить это чудовище, эту нелюдь, принявшую облик человеческий…

— Ага, очнулся, — пробасил офицер.

— Успокой его, — распорядился Страж.

Павел слышал и чувствовал, как, прогибая доски, приближается к нему кто-то тяжелый, внутренне сжался, осознавая полнейшую свою беспомощность и беззащитность, застонал от неожиданного резкого удара ногой по лицу, а от второго удара в затылок вновь потерял сознание.

В стране теней было тоскливо и неуютно. По сырому полу длинного полутемного сарая метались сквозняки, через щели в дощатых стенах затекала черная густая жижа, превращаясь в застывшие студенистые серо-лиловые лужицы. Пространство под крышей казалось вязким, медленно пробирались к стенам серые тени, цеплялись пальцами за доски, раздвигали их и беззвучно вываливались в темноту. Между лужицами бродили Стражи в серых плащах, сближались, скупыми заученными движениями молча отрывали друг другу головы вместе с капюшонами, бросали на пол, но головы тут же вырастали вновь. Сарай был переполнен пульсирующей болью.

Он дополз до стены, с усилием оторвал доску и выпустил боль в наружную темноту. Темнота всосала боль, хлынула в сарай, поглощая несчастные немые тени с туманными пятнами на месте лиц, поглощая ненавистные серые плащи. Темнота застыла перед глазами, спеленала по рукам и ногам, не давая пошевелиться. Павел вновь ощутил тугую повязку на лице, а еще через несколько мгновений убедился, что руки его тесно прижаты к бокам, а ноги упираются во что-то твердое. К лицу прикасалась ворсистая грубая материя. Ему стало ясно, что он лежит в зашитом мешке, перевязанном веревкой снаружи, и в ногах у него большой гладкий камень. О назначении камня можно было догадаться без особого труда, даже если не слышать разговора насчет Иордана-реки в комнате Стража…

Когда первый яростный и бесполезный порыв немедленно освободиться угас, столкнувшись с неумолимой прочностью веревки, Павел перестал метаться, не расставаясь, однако, с надеждой на лучшее будущее. Хотя для такой надежды не было ровным счетом никаких оснований. Его, связанного, просто сбросят с какого-нибудь обрыва или моста после приличествующей случаю церемонии — и оружие сатаны навсегда погрузится на черное дно здешнего Иордана, избавив мир от опасности.

Он проиграл, он был слишком самоуверен, слишком рассчитывал на свои силы и недооценивал возможностей других, этих господ офицеров безопасности, он не имел опыта подобной борьбы, а теперь приобретенный опыт ему уже вряд ли понадобится…

Мысль пришла, вонзилась — острая, как пика: именно Стражи, именно эти чудовищные нелюди с серо-лиловым студнем вместо плоти, способные почти мгновенно залечивать свои раны, когда-то изгнали людей с Земли, расселили по клеткам других миров, заперли выходы-туннели и поставили сторожей в каждой клетке! Да, здесь, в других мирах, остались именно сторожа — Павлу стало жарко от внезапной догадки, — а очищенную от людей Землю заняли другие нелюди с бесстрастными голосами и студенистыми внутренностями. И поставили сторожей в клетках. Вот оно что! Вот почему свершился Исход…

Сознание работало с пронзительной ясностью, в канун смерти находя ответы на все вопросы. Вот почему люди стали другими, вот почему они выглядят бледными отсветами предков, тенями теней героев книг, вот почему постепенно пустеют миры — люди находятся в клетках и чахнут в неволе, сами не замечая этого! Только на Земле, только в единении с ней возможен прежний расцвет, потому что человек — неотъемлемая часть земли… но никто не знает об этом, а тот, кто, наконец, догадался, кто понял — скоро ляжет на речное дно, и тело его будут рвать на куски гладкоспинные черные твари…

Увы, он не осознал всех сложностей поисков разгадки, был неосторожен, нерасчетлив — и проиграл… Жалко маму, отца, Джуди — что ее ждет здесь, в Десятиградье? — жалко всех, живущих, нет, прозябающих в Городе У Лесного Ручья, эдемцев, плясунов, жалко всех, угасающих в разных клетках и даже не задумывающихся о своем угасании. Жалко, что не сумел дойти до конца, уничтожить студенистых, заполонивших родину предков, — запертую за туннелями землю, без которой просто не могут прожить люди…