Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

люди роптали на скудность снеди и на холод, сжимавший сердца костлявой рукой. На ветра, пробиравшиеся сквозь одежду, слой за слоем. На мерзлую землю, которая к позднему рассвету покрывалась тонкой, хрустящей коркой льда. Не нехватку воды. На скуку и усталость.

И не станешь же каждому рот затыкать! Да с каждым спорить. Сил столько не напастись, чтобы растолковать, успокоить, выслушать.

— Зря князь нас, верных людей, не послушал, — даже воевода Будимир ворчал, устав сдерживаться. — И мы зря его отпустили. Должны были отговорить. Как княгине потом в глаза глядеть…

Воительница, которую снедала тревога, лишь морщилась в ответ и угрюмо молчала, устав попусту трепать языком. Ничего иного им не оставалось, кроме как ждать.

— Отправим за князем кметей, — сказал воевода Будимир в один из вечеров, когда старшие гридни собрались за костром: потолковать да рассудить, как им быть дальше.

Он, как и все, был хмур и неулыбчив. Не осталось и следа от весельчака и балагура, каким его многие знали и помнили.

— А коли они в пути разминутся? — здраво возразил Желан Некрасович.

Он, сызмальства привыкший к суровым степным ветрам и тяжелым зимам, чувствовал себя нынче почти как дома.

— Вот-вот, — заговорили ему в поддержку. — Не станем же вечно друг друга ждать. Да и князь не велел никого за собой посылать. Еще в тереме сказал!

— Да сколько ждать-то можно⁈ Того и гляди, Рюрик первым налетит, — откликнулись другие.

— Напрасно мы столь загодя выступили, — буркнул Будимир. — Стоим здесь, как посмешище, ни туда, ни сюда.

Чеслава с осуждением покосилась на него, но вслух возразить не посмела. Все же князь назвал его своим воеводой. А она оставалась простым кметем, хоть и высоко стояла в гриднице.

— Ну, разнылись, — а вот черноводский воевода Буривой оставался спокоен.

И этим самую малость злил Чеславу, ведь выходило, что мыслями они были схожи.

— Ну, разнылись, — сказал он. — Али бывало такое прежде, что ваш князь слова своего не держал?

Сошлись на том, что нет, прежде такого не случалось, потому и нынче стоит прикусить языки, запастить терпением и ждать. Не назад же им поворачивать!

— Погоди, воительница, — Буривой некстати окликнул Чеславу, когда она намеревалась незаметно ускользнуть от костра. В дальнем углу лагеря поджидал ее Вячко.

Заскрипев зубами, она остановилась и дождалась, пока мужчина ее догонит.

— Хороша ты бегать, — сказал он, поравнявшись с ней.

Чеслава промолчала и ускорила шаг. Но воевода, здоровенный словно медведь, единожды ее настигнув, больше отставать не собирался.

— Сама-то как мыслишь? — спросил он, словно не замечал ее нежелания вести беседу.

— О чем? — искренне подивилась воительница, никак не ждавшая его вопроса.

— О том, о чем говорили. Про князя Ярослава.

— Никак не мыслю, — Чеслава пожала плечами. — Не моего ума дело. И делать нам ничего не остается, кроме как ждать. Ярослав Мстиславич так приказал.

Буривой хмыкнул и огладил густую бороду. От его взгляда ей сделалось не по себе, как и всякий раз, когда воевода на нее смотрел. И приметил ведь, что не по нраву ей, когда стоят со стороны глаза, скрытого повязкой. Теперь всякий раз по другую руку от нее оказывался. Чтобы видеть его могла.

Чеславу это отчего-то злило.

— Экая ты разумница, — пробасил воевода довольно.

Вспыхнувший на щеках румянец воительница сама себе объяснила легким морозцем, который опустился на землю ближе к вечеру.

— Как девчушка твоя? — Буривой все не унимался, и Чеслава недовольно клацнула зубами. — С кем оставила?

Лагерь был огромным. До места, где лежали ее вещи, где ждал Вячко, идти было еще далеко.

— Милостивой княгине Звениславе Вышатовне, — так коротко, как могла, ответила Чеслава и сердито подняла воротник, чтобы под одежду не задувал колючий, холодный ветер.

— А что же, родичей у тебя нет? Отца с матерью? Дядек?

— Одна я, — совсем сквозь зубы процедила воительница.

Буривой же довольно хмыкнул.

— Вдовая?

Она притворилась, что не услышала из-за завывания ветра. Он же заметил, как Чеслава повела плечами и спрятала покрасневшие ладони, и нахмурился.

— Озябла? Дай-ка согрею…

Он не успел договорить, когда воительница, ощетинившись словно лесная рысь, отскочила в сторону, как от огня. Подальше от него.

— Чего тебе надобно, воевода Буривой⁈ — сердито спросила она, и единственный глаз ее глядел гневно и строго. — Что ты со мной все заговорить силишься⁈

Чеслава едва не кричала, позабыв, что она простой кметь и не вправе чужого воеводу лаять.

— Любо мне, вот и говорю, — а тот лишь спокойно пожал плечами, чем еще пуще ее раззадорил.

— А мне не любо! — она взмахнула рукой, словно отсекала все лишнее. — Да и тебе это не надобно, так что не ходи за мной больше!

Выпалив это, она развернулась и побежала — и впрямь побежала — от воеводы прочь. Тот остался на месте и не пошел за нею, лишь проводил долгим взглядом. Стыд признаться, но разозленная Чеслава едва ли не сильнее пришлась ему по сердцу, чем молчаливая да хмурая.

А на другое утро, еще в темноте, воительницу растолкал Вячко, который стоял ночью в дозоре.

— Вставай, вставай же, — он тормошил ее, крепко ухватив за плечо. — Князь едет, заметили его на первой заставе.

Сон у Чеславы словно рукой сняло. Она подхватилась на ноги и взметалась, не зная, за что приниматься, за что хвататься. Весь лагерь шумел, словно потревоженный улей, и она, ополоснув лицо ледяной водой, с трудом пробилась через множество людей к месту, где собралась старшая гридь.

Сперва Чеслава ее и не признала. Взгляд привычно искал среди всадников край девичьей поневы. С нарядным узором, искусно расшитую. Воительница всматривалась в лица и ждала знакомой длинной косы, лежавшей поверх нарядной свиты с пушистым меховым воротником.

Заметив подле князя молодого отрока, Чеслава даже не задержалась на нем взглядом. Отвернулась и принялась смотреть дальше, пока толпа вокруг шумела. Но что-то зацепило ее, и она вернулась. А затем парнишка повернул голову, и из-за шиворота на правое плечо вывалилась толстенная, с кулак, коса. Застывшая на месте Чеслава вскинула взгляд выше и, наконец, в исхудавшем, осунувшемся лице, на котором остались только глаза, признала княжну Яромиру.

Она мыслила, что шибче удивиться уже не способна, но неподалеку от сестры приметила и княжича Крутояра, которого отец