Там, где дует сирокко - Евгений Саржин

– Вот сюда. Деньгами не обижу. Плачу, конечно, en espèces[4]. Но есть одно условие.

Одно условие. У таких всегда условия – они без них шагу не ступят. Не то чтобы он ожидал другого, но ведь сейчас речь не о тахрибе, не о порченном заморском продукте. Салах невольно потянулся к сумке, в которой лежал его наладонник. Исчезнуть не поздно даже сейчас – уж в этом муравейнике труда не составит, и никто его не найдёт, ни влиятельные люди из аль-франкуфин, ни бешеные хори Ордена Верных. Да только… Он вздохнул и снова прижался лбом к окну, глядя невидящими глазами на проносящиеся мимо дома. Да только потом придётся жить, зная, что он мог сделать что-то, чтобы остановить кровожадных безумцев, и не сделал. И каково ему будет жить с этой нарывающей занозой?

Обычный гам города спал к вечеру, в автобусе ехали в основном усталые работяги, которые возвращались из богатых районов Суса и Монастира в родные трущобы Херглы. Они не обращали внимания на Салаха, да он и не выделялся никак на их фоне. Настолько, что тоже держал руку на своей поясной сумке – он за эти недели и так потерял немало, не хватало ещё обогащать какого-то карманника.

Неожиданно сумка завибрировала, как будто туда заполз огромный жук, и он вздрогнул. Потом сообразил, что это вибросообщение на наладоннике – звук-то он отключил. Неужели этот «Амин» так быстро сориентировался? Салах зевнул и нарочито небрежно скользнул глазами вокруг – рядом с ним клевал носом чернокожий парень с заплетёнными в косички волосами, сзади (он не оборачивался, осторожно скосив глаза) двое мужчин средних лет в цветастых алжирских рубахах тихо переговаривались на каком-то берберском диалекте. Никого, кто мог бы с любопытством заглядывать в переписку. Но осторожность никогда не помешает. Салах прислонился к трясущемуся окну, делая вид, что смертельно устал, вытащил устройство, держа его так, чтобы его видел только он.

На экране мигал огонёк маль-амра. Пишет неизвестный – тот, чьё имя не было забито в память устройства. Чувствуя, как что-то кольнуло под ложечкой, Салах провёл пальцем по экрану. С анонимного номера мог, конечно, написать этот «Амин» или один из его друзей, да что-то сильно быстро для них. Что ж, не прочитать – не узнать. Он ткнул ногтем в окошко.

– Салам, рафик, это опять я, – побежала по экрану голубоватая вязь, – слушай, у меня к тебе всего одна просьба. Если у тебя есть что-то на этих шейхов – не показывай этого. И не пытайся продать. Себе дороже выйдет. И расплатишься не деньгами.

– Почему ты сменил номер? – наскоро набил ответ Салах.

– Жизнь заставляет крутиться. А долго держаться за один номер или одно жилье сейчас опасно. Ты же Марсалу хорошо знаешь?

– Немного, – Салах почти не сомневался, что его собеседник – это Абдул, но что-то его неуловимо беспокоило.

– И Старого Башмачника знаешь?

– В Марсале много старых башмачников.

– Теперь на одного меньше. Смотри.

На экране появилась картинка, и Салах тихо ахнул. Это был снимок экрана со странички местных новостей. «Найден мёртвым… резко выросшая преступность… семья и друзья оплакивают…» Уже не оставалось сомнений, но он всё равно нажал, увеличивая изображение. Так и есть – не ошибся. Старина Гулям, да смилостивится Аллах над его грешной душой. Он был хитёр, но нашёлся и кто-то хитрее.

Салах ещё несколько секунд изучал небольшую заметку, хотя и так всё было понятно, потом закрыл изображение и вернулся к диалогу.

– Так что здесь невесёлые дела пошли, рафик, – продолжал писать его собеседник, – и хорошо, что ты-таки свалил. Но почему ты мне не отвечал раньше?

– Разное было, – набивать сообщения в движущемся автобусе было неудобно, и Салах, ругаясь сквозь зубы, исправлял опечатки, – хочу, чтоб это было безопасно для нас двоих.

– В мире немного осталось безопасных мест, – тут же ответил собеседник, – и Магриб к ним не относитcя. И помни, раз прибыл туда – ложись на дно и не высовывайся, не лезь в игры шейхов.

– Неудобно говорить, давай позже, – Салаха тревожил этот разговор, хотя он не мог внятно объяснить, почему. Может, усталость, или все эти люди вокруг.

– Хорошо, рафик, держись там. И помни мои слова – не лезь куда не надо.

Круглый огонёк в начале диалога погас – собеседник закрыл у себя окно сообщений. А Салах мрачно смотрел в пустой погасший экран, по-прежнему держа наладонник ниже спинки кресла. Что Абдулу понадобилось на этот раз? Он пишет ему сразу после разговора с «Амином» – как будто почувствовал. Или что-то узнал? И зачем он кинул ему сообщение о смерти Гуляма? В голове тут же промелькнули слышанные ранее истории – к изображениям в маль-амр часто цеплялись «якори», по которым можно было отследить человека, нажавшего на картинку. Но чушь, не станет же Абдул… А слухов о Зеркале и сыскных способностях «хорей» ходило много, вплоть до того, что они могли внедрить в наладонник программку, которая записывала и передавала разговоры людей. Правда или брешут? Кто же знает, но наиболее недоверчивые требовали перед важным разговором вынуть батарею из наладонника. Гулям, кстати, так делал, и сильно это ему помогло?

Салах щелчком выключил устройство и осторожно запихнул его назад в сумку. Вечер синел за стёклами автобуса, клубясь вокруг болезненно-ярких огней. Это Африка, можно сказать, его дом. Но этот дом давно прекратил быть безопасным.

Вроде и привыкший к долгим дорогам – по суше ли, по морю, Салах все равно ощущал себя вымотанным, когда, выйдя из автобуса в Хергле, брёл по окутанному приглушенным сумеречным светом кварталу к их дому. Вокруг оживлённая сутолока, зеленоватые огоньки аптек, терпкий дым шиш, курящихся на столиках в чайных, запахи жареного мяса и картофеля, мозаика лиц (в основном, чёрных). Группа подростков в покрытых пятнами пота футболках возвращалась с футбольного поля, сидевший на углу парень смотрел на прохожих осоловелыми глазами, явно затянувшись чем-то запрещённым, несколько мужчин вились вокруг двух закрывавших магазин продавщиц в широких нигерийских платьях, перебрасываясь с ними шуточками на каком-то африканском языке. Он любил такие места – в них прошла большая часть его жизни, от Нуакшота до Мадины. Но сейчас ему просто хотелось прийти домой, заварить себе чай по-мавритански