Дураки и дороги - Крокрыс У
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом, превращая воздух в молоко, опустился туман. Лёг плотной молочной пеной, поглощая лучи солнца и заставляя застегнуть шинели у разомлевших на солнце людей. Вылетела из-под самых ног коня удивлённая не меньше людей сойка, отрезала своими синими как бритва крыльями добрый кусок тумана и скрылась в нём же. Матвеич успокоил встревоженного коня и тронул дальше. Дорога становилась всё уже, ненадежней, а с двух сторон открывали свои острые скосы обрывы. Камешки, попадавшие под копыта лошадям, легко отлетали по разные стороны дороги, и звук тихо гас где-то внизу. Возможно, там была река, но понять это в густом тумане было невозможно.
Маленький отряд вытянулся в цепь и замедлился. Никому не улыбалось упасть с высоты, которую ты даже не в состоянии увидеть. Павел замыкал цепь и напрасно напрягал своё острое зрение. И его зоркие глаза были бесполезны в глухом тумане. Только солнце продиралось сквозь него, как огонь свечи за прикрытым плотными занавесками окном. Павел засмотрелся на солнце, а когда опустил голову, всадника перед ним уже не было видно, а тропа стала больше похожей на козью. Лошадь, подчиняясь пяткам человека, прибавила шаг, но подкова поехала на ненадёжной насыпи и Павел, успев только слабо вскрикнуть, съехал вниз. Лошадь испуганно заржала и попыталась встать на ноги, но поток камней унёс её вместе с ездоком. Когда всё перестало кружиться, Павел смог осмотреться и понять, что произошло. Рядом с ним стонала лошадь. Кровь чёрным впитывалась в песок и щебень под её ногами. Сами ноги были вывернуты и переломаны словно соломины, и так же как соломины, выгоревшие на жарком солнце, белели обнажившиеся кости. Внизу тумана не было, и сцена была видна во всей её ясной и смертельной обыденности. Павел неуверенно поднялся на ноги и понял, что на этот раз ему повезло ничего не сломать, хотя разбитый висок саднило. Лошадь снова жалобно застонала.
Неуверенными шагами, но камни под ним лежали вполне устойчиво, Павел подошел к кобыле. Большие глаза лошади налились кровью и смотрели в никуда. Заднее копыто забило об землю. Павел перехватил чудом оставшееся с ним ружьё. Засыпал пороха и вставил патрон. Выстрел раздался неожиданно громко, словно ударило орудие. Где-то вдали послышался звук камешков. Павел прислушался в наступившей после тишине. Закричал, зовя сослуживцев, и сделал несколько выстрелов в воздух, но только лошадь бессмысленно смотрела перед собой выкатывающимися из глазниц глазами. А потом раздалось устрашающее потрескивание.
Шел третий день с того вечера, когда потрёпанного, но живого Хана удалось вернуть. Похитителем и правда оказался сын местного князька, который ходил в кунаках у доброй половины господ офицеров и который меньше всего желал проблем, какие мог принести этот конь, так что посланцы вернулись не с пустыми руками. Князек не пожалел даже изукрашенную лазуритом гурду, лишь бы урус не гневался.
Третий день, как довольный Яблонский кормил своего Хана сахаром и моченными яблоками.
Третий день, как небольшой отряд вернулся без четвёртого члена, отрапортовав, что найти его не представляется возможным и за добрые сутки поисков.
Третий день, как Алексей проводил всё свое время в горах, переложив служебные обязанности на Емеленко.
Солнце начинало клониться к земле, а Алексей продолжал уже безнадёжно стрелять в воздух, надеясь лишь, что не вызовет этим лавину, которая накроет Павла. Алексей оглянулся по сторонам и погнал лошадь к ближайшей вершине, чтобы там выстрелить своей последней щепотью пороха и отправиться обратно в часть. Павла не было нигде, но кто поручиться, что смог обыскать все бесчисленные складки земли? Их здесь было словно звезд на небе, а Алексей был всего лишь человеком. Но упрямо сжав зубы, он часами прочёсывал местность, посреди которой пролегал предполагаемый путь отряда. Павел не мог уйти далеко. Только бы он был жив.
До ущелья, где лежал Павел донеслись очередные звуки выстрелов. Спасение было так близко, но голос он сорвал ещё в первый день. Лавина тогда окончательно накрыла бедную лошадь огромными валунами, и вся удача его кончилась на том, что ущелье оказалось достаточно широким, чтобы спрятаться от скачущих многопудовых глыб на другом конце.
В этот раз выстрелы были ближе, а уверенности в том, что он сможет пережить ещё одну ночь, больше не было. Сухие потрескавшиеся губы раскрылись, и горло издало громкий сип. На другие звуки Павел не был способен. Горло тут же начал драть сухой и жестокий приступ кашля. Но никто не поторопился на его зов. Впервые в жизни Павел ощутил настоящее отчаянье. Он смерти не боялся, пусть и не хотел, но погибнуть вот так… Одному, в горах, которые он никогда не любил, подыхая от жажды и холода, и будучи потом растерзанным зверьём. Так умирать Павел не желал. Он за три дня продрог до костей так, что, кажется, не разморозится никогда, охрип и обессилел почти совсем. И все попытки выбраться оказались бесплодными. Только штаны на коленях продрал и перчатки испортил. Мягкая ткань не выдерживала трения о камень. Да и кожа не выдерживала. Павел прокашлялся ещё раз и, собравшись с силами, попытался крикнуть ещё. Ему было всё равно, даже если там окажутся горцы, всё умирать, а так может и поприятней будет. Из горла вырвался жалкий крик, кончившийся каким-то бульканьем, и Павел понял, что окончательно осип. Больше ни звука не удастся вытолкнуть из ставшего бесполезным горла. Задача стала сложнее.
Алексей сип услышал, но звук был таким исчезающе слабым… Полно, да не показалось ли ему? Может это покатился очередной камень или прокричала птица. Он столько раз обманывался и гонялся за миражами, звуки горы искажали так, что определить направление было совершенно невозможно, что боялся принять вымысел за правду. Но звук повторился. Алексей крикнул из всей мощи своей широкой груди:
— Павел!
Направил коня туда, откуда показалось, что донёсся этот слабый гаснущий звук, и тут ясно услышал как о камень ударился камень.
Разочарование накатило такое, что злые слёзы появились в уголках глаз. Обманулся! Но не проверить он не мог, лучше обмануться тысячу раз, чем оставить Павла умирать, когда помощь могла быть так близко.
— Павел! Я здесь! Отзовись, Павел!
Но только стук камней был ему ответом.
Лошадь резко повернула у края ущелья, и Алексей чуть не вылетел из седла, но удержался и спешился. Сел на самом краю, опустил голову вниз и попытался разглядеть
