Свобода - Джонатан Франзен

На ней были льняная юбка и синяя блузка без рукавов. Пятна пота доходили почти до талии. Рядом стоял огромный чемодан и лежала кучка верхней одежды.

— Так-так, — сказал Кац.

— Меня выселили, — отозвалась она с грустной, слабой улыбкой. — Все из-за тебя.

И его член, несомненно, был польщен этим признанием его пророческих способностей.

Плохие новости

Мать Джонатана и Дженны, Тамара, получила травму в Аспене. Пытаясь избежать столкновения с продавцом хот-догов, она скрестила лыжи и сломала левую голень, в результате лишившись возможности поехать в январе вместе с дочерью в Патагонию, чтобы покататься верхом. Дженна видела падение Тамары — она догнала злополучного подростка и подала на него жалобу, в то время как Джонатан помогал матери. Для девушки это происшествие было очередным пунктом в длинном списке всего того, что шло вкривь и вкось начиная с минувшей весны, когда она окончила Дьюк. Но для Джоуи, который разговаривал в Дженной по два-три раза в день на протяжении последних нескольких недель, случившееся стало долгожданным подарком свыше — прорывом, которого он ждал уже больше двух лет. После выпуска Дженна переехала на Манхэттен, чтобы работать в крупной фирме по организации вечеринок. Она пыталась наладить отношения со своим почти что женихом Ником, но в сентябре сняла собственную квартиру, а в ноябре, повинуясь сильнейшему и притом неприкрытому давлению со стороны семьи — а также куда более тонким намекам Джоуи, который сделался ее наперсником, — вдруг порвала с ним, объявив, что чувства умерли навек. К тому моменту она сидела на антидепрессантах и ожидать в жизни ей было решительно нечего, не считая катания на лошадях в Патагонии — Ник постоянно обещал, что они поедут вместе, но всякий раз откладывал, ссылаясь на огромное количество дел в «Голдман Сакс». Выяснилось, что Джоуи пару раз, хотя и очень неуклюже, ездил верхом, когда проводил лето в Монтане, будучи школьником. Судя по огромному количеству звонков и сообщений от Дженны, он заподозрил, что его повысили до уровня промежуточного объекта внимания, даже если и не назначили полноценным бойфрендом. Последние сомнения развеялись, когда Дженна предложила поселиться вдвоем в роскошном номере на аргентинском курорте (его забронировала Тамара незадолго до несчастного случая). Поскольку оказалось, что Джоуи предстоит командировка в окрестности Парагвая и ему так или иначе придется туда лететь, он без колебаний принял предложение Дженны. Единственным доводом против совместного путешествия в Аргентину было то, что пять месяцев назад, в возрасте двадцати лет, Джоуи в приступе безумия, охватившего его в Нью-Йорке, женился на Конни Монаган. Но это, несомненно, была не самая большая проблема, и он решил временно пренебречь ею.

Вечером накануне отлета в Майами — Дженна, гостившая у бабушки с дедушкой, должна была встретить его в аэропорту, — Джоуи позвонил Конни в Сент-Пол и рассказал о предстоящей поездке. Ему неохота было врать и притворяться, но, в конце концов, южноамериканские планы давали хороший повод отсрочить ее переезд в квартиру, которую он снимал в далеко не самом красивом районе Александрии. Прежней отговоркой был колледж, но потом Джоуи взял отгул на семестр, чтобы привести в порядок свои дела, и Конни, которая искренне страдала, живя дома с Кэрол, Блейком и двумя маленькими сводными сестрами, просто не понимала, почему ей не дозволено жить вместе с мужем.

— Зачем тебе ехать в Буэнос-Айрес, — сказала она, — если твой поставщик живет в Парагвае?

— Хочу немного попрактиковаться в испанском, — ответил Джоуи, — прежде чем он по-настоящему мне понадобится. И потом, все твердят, какой замечательный город Буэнос-Айрес. Так или иначе, лететь через него.

— Может быть, возьмешь неделю отпуска и мы проведем там медовый месяц?

Медовый месяц, которого у них так и не было, оставался одним из больных вопросов. Джоуи заученно повторил, что он слишком занят делами, чтобы думать об отпуске, и Конни затихла — она по-прежнему предпочитала молчание прямым упрекам.

— Потом мы сможем поехать куда угодно, — сказал Джоуи. — Как только я получу деньги, то повезу тебя куда захочешь.

— Мне было бы достаточно всего лишь жить с тобой и просыпаться в одной постели.

— Знаю, знаю. Да, это прекрасно, но сейчас я кручусь как белка в колесе, и вряд ли бы тебе было весело на меня смотреть.

— Вовсе не обязательно, чтоб ты меня развлекал.

— Поговорим, когда я вернусь, ладно? Обещаю.

На заднем плане, в трубке, послышался вопль маленького ребенка. Джоуи знал, что это дочка Кэрол, но все равно занервничал. Он видел жену лишь раз с августа месяца, в Шарлотсвилле, во время Дня благодарения. Рождество (еще один больной вопрос) он провел, перевозя вещи из Шарлотсвилла в Александрию и периодически заглядывая в Джорджтаун к родителям. Он сказал Конни, что работает над правительственным контрактом, но на самом деле тянул время, смотря футбол, болтая с Дженной по телефону и чувствуя себя обреченным. Конни, возможно, в конце концов добилась бы разрешения приехать, если бы не заболела гриппом. Джоуи было горько слышать ее слабый голос и сознавать, что он не может сейчас сидеть у постели Конни, хотя она его жена. Вместо этого ему пришлось поехать в Польшу. После трех изнурительных дней в Лодзи и Варшаве в компании американца, который легко общался по-польски с официантами, но впадал в жесткую зависимость электронного переводчика, когда приходилось иметь дело с несговорчивыми славянскими бизнесменами, Джоуи так измучился и разволновался, что несколько недель по возвращении был не в состоянии сосредоточиться на делах дольше пяти минут. Теперь все зависело от Парагвая. И куда приятнее было думать о том, что ему предстоит делить постель с Дженной, чем о самой командировке.

— Ты носишь кольцо? — поинтересовалась Конни.

— Э… нет, — ответил Джоуи, прежде чем успел задуматься. — Оно лежит в кармане.

— Хм.

— Но сейчас я его надену, — сказал он, дотянувшись до тумбочки, где лежало кольцо. Тумбочкой служила обычная картонная коробка. — Оно так легко надевается, просто супер.

— А мое всегда на месте, — сказала Конни. — Мне нравится его носить. Когда я выхожу из своей комнаты, то обычно надеваю его на правую руку, но иногда забываю.

— Не забывай. Это нехорошо.

— Все в порядке, милый. Кэрол таких вещей просто не замечает. Она даже не смотрит на меня. Мы друг другу неприятны.

— Тем не менее нужно быть осторожными.

— Не знаю…

— Подожди еще немного, — попросил Джоуи. — Пока я не скажу родителям. Тогда ты сможешь постоянно носить кольцо. То есть мы оба будем носить их постоянно. Я это имел в виду.

На сей раз молчание, воцарившееся в трубке, было особенно тяжким и грустным. Он понимал, что необходимость держать их брак в тайне убивает Конни, и надеялся, что со временем будет не так страшно признаться родителям, но по мере того как шло время, становилось все страшнее. Он попытался надеть кольцо на палец, но оно застряло на последнем суставе. Джоуи купил его в спешке — в августе, в Нью-Йорке, — и оно было мало. Тогда он сунул кольцо в рот и потрогал языком, словно был внутри Конни, и у него слегка поднялось настроение. Джоуи снова ощутил связь с ней и мысленно вернулся в август, осознав все безумие своего поступка. Он надел мокрое от слюны кольцо на палец.

— Скажи, как ты одета?

— Как обычно.

— А точнее?

— Ничего особенного.

— Конни, клянусь, что расскажу родителям, как только мне заплатят на работе. Я просто не хочу валить все в одну кучу. Этот чертов контракт из меня все соки выжимает, и больше я ни о чем не могу думать. Просто расскажи, что на тебе надето, ладно? Я хочу тебя представить.

— Одежда.

— Пожалуйста.

Но Конни начала плакать. Джоуи услышал тихий всхлип — минимум отчаяния, который она позволила себе выразить.

— Джоуи, — прошептала она. — Милый. Мне очень, очень жаль, но я больше так не могу.

— Еще немного, — попросил Джоуи. — Подожди хотя бы, пока я не вернусь из командировки.

— Не знаю, смогу ли я… Сделай что-нибудь прямо сейчас. Что-то крошечное… но настоящее. Чуть больше, чем ничего. Ты же знаешь, я не хочу усложнять ситуацию, но, может быть, расскажем хотя бы Кэрол? Пусть хотя бы кто-нибудь знает. Я возьму с нее обещание, что она никому не скажет.

— Кэрол расскажет соседям. Сама знаешь, что она болтушка.

— Нет, я заставлю ее поклясться.

— А потом кто-нибудь забудет поздравить ее с Рождеством, и она сболтнет моим родителям, — сердито сказал Джоуи, злясь не на Конни, а на то, что весь свет как будто сговорился против него. — А потом… а потом…

— Тогда что мне можно, если этого нельзя?

Интуиция, должно быть, подсказывала ей, что в пресловутой парагвайской командировке есть нечто двусмысленное. И Джоуи, несомненно, ощущал себя виноватым, хоть и не из-за Дженны. По его собственным моральным расчетам, женитьба позволяла ему напоследок воспользоваться сексуальной свободой, которую Конни даровала Джоуи давно и с тех пор не взяла свои слова обратно. Если они с Дженной сойдутся всерьез, впоследствии он уладит это. Но сейчас Джоуи не давала покоя разница между огромностью того, чем он владел (подписанный контракт, который должен был принести шестьсот тысяч, если в Парагвае все пройдет как следует, а также перспектива провести неделю за границей с самой красивой девушкой из всех, кого он видел), и ничтожностью того, что он мог сейчас предложить Конни. Вина была одним из импульсов, заставивших Джоуи жениться на ней, но теперь, пять месяцев спустя, он чувствовал себя ничуть не менее виноватым. Он стянул с пальца кольцо, нервно сунул его обратно в рот, сжал зубами… Золото оказалось на удивление твердым. А он-то думал, что это мягкий металл.