Заблудившийся всадник - Сергей Плеханов

— Насколько я знаю, Святополк вместе с женой были заключены в тюрьму прошлым летом. А вскорости и Ярослав фактически отложился от Киева…

— Очень хорошо, что вы назвали два этих события. Они действительно взаимосвязаны… Дело в том, что греки обхаживали не только Святополка, но и истинных сыновей Владимира. Похоже, что при дворе Ярослава они преуспели больше всего, а пасынок великого князя, напротив, не проявлял к ним особой склонности. То ли действительно не жаловал византийцев, то ли боялся дать основания для преследований со стороны Владимира. Не побоюсь даже предположить, что расположение, которое Святополк выказывал к язычникам, имело целью продемонстрировать великому князю свою непричастность к проискам греческой партии.

— Так как же истолковать неволю Святополка?

— Вот к этому-то я и подбираюсь. Именно в прошлом году император ромеев Василий сокрушил Болгарское царство, а заодно и автокефалию болгарской церкви. Охридские архиепископы, духовные руководители Руси, сделались вассалами Византии, так что Владимир оказался в известном политическом тупике. Естественно, в такой обстановке он стал особенно подозрителен к маневрам прогреческих сил. И тут-то получил донос на Святополка, что тот готовится нанести удар в спину…

— Зная теперешнее развитие событий, могу себе представить, кто был источником такой информации…

— Да, я, пожалуй, тоже начинаю понимать, в чем дело… — сощурился Воздвиженский. — Ярослав? Угадал ход ваших мыслей?

— Угадали, — сказал Ильин. — И то, что он избрал момент для отказа от уплаты ежегодной повинности…

— Да-да, устранил руками отца главного конкурента, а затем решил сам попытаться занять престол…

— Ну а если еще и пользуется поддержкой Византии, можно понять, откуда взял средства для того, чтобы нанять варяжскую дружину… — Ильин возбужденно потеребил бороду. — И теперешняя расстановка сил ясна — коли на Ярослава сделали ставку в Царьграде, Святополку волей-неволей приходится искать союзников в борьбе за власть.

— И такими естественными союзниками стали язычники. Тем более что они и раньше находили приют и ласку в Турове…

Ильин на минуту задумался — чего-то недоставало, чтобы нарисованная Воздвиженским картина обрела законченность. Наконец он понял, что мешает ему полностью согласиться с умозаключениями схимника.

— Варфоломей Михайлович, возникает одно но… Я мало занимался церковной историей, и все же… Трудно поверить, что поначалу главой русской церкви был болгарин. Одно дело, если бы имя первого иерарха было просто вычеркнуто, но вот в «Житии» Владимира, помнится, рассказывалось, что первым митрополитом на Руси был Михаил, поставленный константинопольским патриархом Фотием. Все предельно конкретно…

— Сейчас объясню, — улыбнулся Воздвиженский. — Когда я попал сюда, у меня в памяти сидело точно такое же — из семинарского курса. Но, оказавшись на Афоне и занявшись целенаправленными историческими разысканиями, я первым делом обратил внимание на то, что Фотий жил сотней лет раньше крещения Владимира. Он управлял константинопольской патриархией как раз тогда, когда в Царьграде крестился киевский князь Аскольд и с ним еще двести семей знатных киевлян. Церковный историк Иоанн Зонара писал, что Фотий направил на Русь митрополита Михаила, миссией которого и было определено ее крещение.

— Так почему же оно не состоялось уже тогда?

— Вскоре Олег, спустившись по Днепру с дружиной, убил Аскольда как узурпатора власти — он обвинил его в том, что тот не княжеского рода…

— Помню-помню. В летописи говорилось, что Аскольд и Дир, захватившие власть в Киеве, были дружинниками.

— Так вот, свергнув Аскольда, Олег изгнал и православное духовенство. А затем начал войну против Византии.

— «Твой щит на вратах Цареграда…» — процитировал Ильин.

— Вот-вот, именно он и повесил этот щит…

Ильина вдруг словно током ударило. Он непроизвольно вскочил с лавки.

— Варфоломей Михайлович! Да ведь мы с вами на такое наскочили! Я еще одно подтверждение нашел, что схватка всадника со змеем — это идеограмма, отражающая борьбу язычества с христианством… В одной старопольской хронике я читал, будто на щите Олега было, как там сказано, то же изображение, что на гербе Московии.

— Всадник с копьем, попирающий змея?

— Конечно! Князь-язычник, победивший узурпатора-христианина, одержавший верх в борьбе с христианской Византией, повесил это изображение на вратах имперской столицы как символ, как напоминание…

Воздвиженский тоже поднялся и заходил по пещере.

— А ведь вы, наверное, правы. Недаром в Константинополе по сей день живо предание о том, что во время нападения войска Олега византийцы решили, что сам святой Димитрий ополчился против них.

— Не совсем улавливаю связь, — начал Ильин.

— Да очень просто. На византийских иконах Димитрий Солунский изображается всадником-змееборцем… Таким образом, в иносказательной форме смысл противоборства передан точно.

— В наше время сказали бы, что мифологема оказалась необычайно устойчивой.

— Но что такое миф? — серьезно спросил Воздвиженский. — Байка, легенда?

— Если быть предельно кратким: миф — это идея, выраженная посредством повествования.

— Идея, запечатленная в художественном образе?

— Или так, если хотите.

Ильин вновь сел, обхватив голову руками. Им овладело ощущение того, что за какие-то полчаса знакомый ему мир истории неизмеримо расширился — словно в полутемное помещение вдруг внесли мощный источник света.

— Знаете, что мне пришло на ум, Варфоломей Михайлович? Олег, будучи героем многочисленных преданий, неизменно связывается с языческим культом лошади. Он ведь и смерть принял «от коня своего».

— Вы имеете в виду змею, выползшую из черепа его любимого коня? Выходит, все-таки всадника убила змея — а конь, то есть череп его, как бы символизирует подземное царство.

— Между прочим, сюжет легенды в деталях совпадает с рассказом о смерти скандинавского героя Орвард-Одда. Вы правы, культ коня связан и с представлениями о загробном мире. Фольклористы давно отметили этот факт. Недаром у всех индоевропейцев в могилу вождей клали и лошадиные трупы.

— Я думаю, это своего рода оберег от злых сил. Вы замечали, что в деревнях вешают на кольях тына конские черепа, да и само название конька, венчающего крышу, о том же говорит.

— Ну если в фольклор всерьез углубиться, нам из темы всадника и змея до утра не выбраться. Это ведь, как говорили историки культуры в наше время, Основной Миф индоевропейцев. И так называемые фракийские всадники, которым поклонялись на Балканах задолго до Рождества Христова, и скифский Батрадз, бог войны — стальной всадник с мечом. Этот культ процветал и в эллинистическом Египте, где Гор-всадник изображался поражающим Сета-крокодила. И в малоазийской Ликии — бог Какасб, палицей убивающий змея. И Митра, иранский бог-воитель, популярный у римских воинов. Да и сам Георгий Победоносец родом из Каппадокии, где культ всадника-змееборца был известен задолго до появления христианства. Каппадокия была центром Хеттской империи, а один из главных богов ее — громовержец Пирва, собрат нашего Перуна, тоже сражался со змеем. За двадцать веков до Рождества Христова!