Дураков нет - Руссо Ричард

– Не дашь мне взаймы доллар?

Салли просунул лопаточку под шеренгу сосисок, перевернул их и посмотрел на Руба, а тот сразу же уставился на стойку и покраснел.

– Нет, – ответил Салли.

– Ну ладно. – Руб пожал плечами.

Салли вздохнул, покачал головой.

– Если хочешь, дам тебе взаймы пару яиц.

– Яйца нельзя дать взаймы, – указал Руб. – Как только их съешь, их уже не вернуть.

– Когда я даю тебе взаймы деньги, их тоже уже не вернуть, – заметил Салли. – Так что лучше я дам тебе яйца.

Салли разбил на гриль два яйца, и они зашкворчали на сале. Утвердившись у гриля, Салли, как ответственный за завтрак, ввел несколько небольших, но существенных новшеств. Во-первых, яичницу теперь жарили не на масле, а на сале от бекона. Салли считал, что так вкуснее и все равно гриль уже жирный. Во-вторых, гренки он готовил из того хлеба, что есть под рукой. Белого цельнозернового. Все равно с тостом не разберешь, белый хлеб или черный, а Салли любил сперва закончить одну буханку и лишь потом начинать другую. Его поварское упрямство уже мало кого удивляло, завсегдатаи знали, что он приготовит им завтрак на свой манер, что ни закажи. Они заказывали яйца пашот на ржаном гренке, свежевыжатый апельсиновый сок, круассан, апельсиновый джем и травяной чай, и когда перед ними ставили завтрак (сок из пакета, яичница-болтунья, белый хлеб с клубничным вареньем, мутный кофе), оказывалось, что в нем нет ничего из того, что они попросили.

Салли поставил перед Рубом тарелку с яичницей.

– Знаешь, о чем я мечтаю? – спросил он.

Руб жадно набросился на яичницу.

– Эй, – сказал Салли.

Руб поднял глаза.

– Я с тобой разговариваю.

– Что? – спросил Руб. Это очень похоже на Салли: сперва игнорировать Руба, а потом поставить перед ним еду и завести разговор.

– О чем я мечтаю?

Руб впился взглядом в лицо друга, точно надеялся прочесть ответ.

– Я тебе подскажу. Я мечтал об этом и вчера, и позавчера. Я мечтаю об этом последние две недели, и каждое утро я мечтал об этом вслух при тебе. Я пел о своей мечте во весь голос.

Руб не донес до открытого рта вилку с капающей яичницей, пытаясь припомнить вчерашний день. Касс и двое мужчин за стойкой, слушавшие их разговор, многозначительно замурлыкали “Снежное Рождество”[39]. И Руб догадался.

– Ты мечтаешь о снеге на Рождество, черт побери, – ответил Руб и, довольный, всосал яичницу.

– Верно, именно об этом я и мечтаю, – подтвердил Салли. – О снеге на Рождество, черт побери.

Мужчины за стойкой запели: “Я мечтаю о снеге на Рождество, черт побери”. Старая Хэтти покачивалась в кабинке и смотрела задумчиво-безмятежно. Это была одна из ее любимых песен.

Не успела умолкнуть песня, как вошли Питер и Уилл, мальчик был сонный, но довольный, Питер просто сонный. Питер усадил Уилла на табурет возле Руба и уселся рядом с сыном. Уилл сморщил нос.

– Чем-то пахнет, – прошептал он.

Салли кивнул.

– Поменяйся местами с отцом, – предложил он.

Они поменялись местами.

– Лучше? – спросил Салли.

– Немного, – ответил мальчик.

– Через минуту будет еще лучше, – заверил Салли.

Руб подбирал с тарелки остатки желтка и ни на что не обращал внимания. Вряд ли он слышал хоть слово из их разговора, подумал Салли.

– Ты завтракал? – спросил Салли мальчика.

Тот кивнул:

– Бабушка сделала мне гренки.

– А ты сам разве не можешь?

– Только не на бабушкиной кухне, – объяснил Питер.

– Хочешь какао?

– Ага.

Салли подогрел внуку какао из пакета, добавил взбитых сливок из баллончика.

– Ты сегодня снова будешь мне помогать?

– Ага, – закивал Уилл, нос его был перепачкан взбитыми сливками.

Салли рассматривал Питера, сегодня тот казался мрачнее обычного. Не привыкший вставать рано Питер обычно часов до десяти отмалчивался.

– Может, кофе? – предложил Салли.

– Не-а, – сонно ответил Питер и посмотрел на Руба, тот отодвинул тарелку и наконец заметил его. – Доброе утро, Санчо.

– Ты успеешь выпить кофе, – сказал Салли. – Руб не торопится, правда, Руб?

Руб уставился на Салли, подозревая подвох. Порой Салли говорил именно эту фразу, имея в виду, что Рубу пора оторвать задницу от табурета и идти работать.

– Чем нам сегодня заняться? – спросил Питер.

Салли пожал плечами:

– Сегодня вроде обещали хорошую погоду. Градусов сорок[40]. Я бы поработал во дворе. Обрежьте кусты, соберите все палки и сучья и куда-нибудь отнесите. Пусть у нашего нанимателя, если он, не дай бог, заявится с проверкой, сложится впечатление, будто дело двигается. И пень тоже надо будет выкорчевать.

– Я думал, это работа на весну. – Питер выдавил подобие улыбки. – Когда я уеду.

– Не понимаю, кому мешает этот пень, – сказал Руб, как говорил всякий раз, когда при нем упоминали о пне. – Почему бы просто не оставить его в покое?

– Некоторым не нравятся пни перед домом, – ответил Салли. – А ты радуйся. Мы с ним, наверное, провозимся целую неделю. Это недельное жалованье.

– Я всего лишь хочу сказать, что пни никому не мешают, – гнул свое Руб. В том, что касалось пня, он был особенно упрям. – Корни у вязов отсюда и до Китая. Помнишь, как было у Карла?

– Даже не начинай, – предостерег Салли.

– Жаль, что он так и не заплатил нам за ту работу. – Лицо Руба затуманилось.

– Рано или поздно заплатит, – заверил его Салли. – Я об этом позабочусь.

– Когда? – захотел уточнить Руб.

– Рано или поздно, – повторил Салли. – А ты рано или поздно пойдешь сегодня работать.

– Ты же сам только что сказал, что некуда торопиться, – напомнил Руб.

– Это было полчаса назад.

Руб соскользнул с табурета.

– Ты придешь к нам, когда закончишь здесь?

Салли ответил, что придет.

Когда Руб и Питер ушли, Уилл с шумом допил остатки какао. На носу у него по-прежнему белело пятно взбитых сливок. Салли вытер его салфеткой. Мальчик улыбнулся деду, потом, нахмурясь, оглянулся на дверь, за которой только что скрылись отец и Руб; Уилла явно что-то тревожило. Он подался к Салли и прошептал смущенно:

– Руб воняет.

По целому ряду причин Салли не хотел покупать тот пикап, на котором ездил ныне благодаря “Автомобильному миру Гарольда”. Во-первых, даже без снежного плуга эта машина была ему не по карману. Во-вторых, прежний владелец пикапа, кем бы он ни был, холил его и лелеял. Нигде никакой коррозии, даже обивка не порвана. Снаружи на краске ни царапинки. Правда, пробег почти шестьдесят тысяч миль, но Салли видел, что мили явно выдались легкие, и не доверял им. Вполне вероятно, на этом пикапе никто никогда не работал, а ему-то надо работать. Салли считал, что пикапы совсем как люди. Если с самого начала их холить и лелеять, избалуются и подведут в трудную минуту. И он решил сразу показать пикапу, что прежняя хорошая жизнь закончилась. В первый же день, сдавая задом, Салли случайно врезался в столб, разбил красный отражатель на задней фаре и помял бампер. На следующей неделе, открывая водительскую дверь, впечатал ее в пожарный гидрант у букмекерской конторы, куда заехал поставить обычную тройку; на краске остался заметный скол. Предыдущий хозяин пикапа, чтобы защитить кузов, постелил туда резиновый коврик – полная глупость, по мнению Салли. Ему нравилось слушать, как гремят инструменты, когда он в конце рабочего дня швыряет их в машину. Звук, с которым лом отскакивает от платформы кузова, ласкал слух Салли, и он не намерен был лишать себя удовольствия. Первый раз, бросив гаечный ключ на коврик, он не услышал ничего, подумал, что промахнулся, и обошел автомобиль, высматривая в чудом уцелевшем сугробе отверстие в форме гаечного ключа. Ничего не обнаружив, все-таки заглянул в кузов и увидел ключ на резиновом коврике. На следующий день Салли за двадцать долларов продал коврик сыну Рут, Грегори, чтобы его подбодрить. После матча Бат-Шуйлер Грегори вылетел из школы, устроился складским рабочим в новый супермаркет у федеральной автомагистрали и купил себе пикап, чтобы туда добираться. Коврик ему понравился. На коврике и надувном матрасе в кузове пикапа можно заниматься сексом. Теоретически.