Солнце слепых - Виорэль Михайлович Ломов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прощай, Феденька! Ради Бога, прости меня, – попрощалась с ним Катя.
Она знала – навсегда.
Глава 50.Экс
На другой же день после приезда в Нежинск Дрейк позвонил Пинскому, но того не оказалось дома. Отвечала жена. Судя по голосу, это была полная, рыхлая, не очень приятная особа.
– А когда я могу увидеться с Ильей Владимировичем? – спросил Дрейк.
После некоторого молчания жена ответила:
– Боюсь, что никогда. Мы с ним больше не живем. Он уехал. Совсем.
Дрейк заволновался не на шутку и стал торопливо объяснять, что два года назад, около двух лет назад, передал Пинскому на временное хранение картину и зеркало, вот и расписка имеется…
– Приходите, – сказала жена, – поищем. Запишите адрес, – послышался зевок.
Зеркало стояло в «тещиной» комнате, оно было завалено какими-то узелками, коробками, а портрета Изабеллы не было.
– И что мне теперь делать? – спросил Дрейк.
– А я почем знаю? – зевнула, пожав полными плечами, жена.
– Он точно не вернется?
– Точно! – она надавила на старика грудью, выталкивая его в дверь. «Вот пристал! – было написано на ее лице. – Мне бы твои проблемы!»
Когда Дрейк уже загрузил в такси зеркало, выскочила супруга Пинского:
– А расписка?!
– Щас! – ответил Дрейк, протянув к ней руку. – Сперва «Изабеллу»! Поехали!
Каким-то образом Пинская узнала его адрес и пришла к нему за распиской. Но Дрейк расписку не вернул, а оформил в нотариальной конторе новую, о том, что получил обратно зеркало.
– А портрет, сударыня, пусть повисит пока на вашем супруге.
– Он не мой супруг!
– На Илье Владимировиче. Я на той неделе ему счетчик включил. Полагаю, он все-таки еще вернется в наш славный город. Вы уж, будьте добры, сообщите мне, если он сам не пожелает. Я ведь все равно узнаю.
Зима и весна пролетели незаметно. Дрейк редко выходил из дома. Сперва хотел устроиться куда-нибудь сторожем или еще кем, но хандра и недомогания не отпускали его, и несколько месяцев он провел за пасьянсом и телевизором. А когда началось лето, Дрейк стал каждый день прогуливаться по городу, ради «моциона». Чаще всего он ездил на троллейбусе к реке и там подолгу гулял по набережной или сидел за кружкой пива. По сравнению с прошлым, катеров было очень мало, а теплоходов и вообще не осталось, оттого было не по себе, будто у него украли не только портрет Изабеллы, а и всю его прошлую жизнь.
Как-то в воскресенье он решил побывать в картинной галерее. Посмотрю-ка «Дона Фернана», как он там? Тоже постарел, наверное. Галерея располагалась на двух этажах особняка дореволюционной постройки, недалеко от набережной, и Дрейк пешочком добрался до нее за полчаса. В скверике рядом с особняком Федор уютно расположился на скамейке, просмотрел газетку, покурил, поглядел на девочек, играющих в «классики», затем сунул свернутую газету в урну и зашел в галерею. Давненько же он не был тут. «Странно, – подумал он, разглядывая просторный, но темноватый холл, – что же я сюда не хожу? Нехорошо. Надо образовывать себя. Кто бы вытащил меня хоть разок еще и в консерваторию…»
Дрейк прошелся по первому этажу, ничем особо не удивившему его. Вопреки правилу располагать от входа мумии и древние иконы, да потрескавшиеся от времени доски и полотна, в залах экспонировались две выставки современных городских художников, на одной из которых Федор едва удержался от зевка. Нарочито упрощенные фигуры и искусственно сведенная к двум-трем цветам палитра не делали живопись более богатой, а впечатление оставляли, как от посещения лечебницы. Были и реалистические полотна, и художнические химеры из кубиков и цветовых пятен, но это все было вторично, и Дрейк уже где-то когда-то видел не раз. «Меня, как гражданина великой страны, это не вдохновляет ни на что, даже на трудовой подвиг, – сказал он себе и пожалел, что больше сказать об этом некому. – Наверное, не я один не хожу по галереям».
Дрейк поднялся по широким гранитным ступеням лестницы с широкими же дубовыми перилами на второй этаж. Лестница ему чрезвычайно понравилась, и он некоторое время стоял на площадке, глядя в громадное окно на прыгающих по асфальту девчушек и поглаживая отполированное руками дерево.
В первом зале было шесть-семь женских портретов и парочка мужских. Сразу же бросилась в глаза интересная манера художников располагать женщин спиной к зрителю. Почти половину полотна занимала обнаженная спина, но при этом голова красавицы была неестественно и как-то судорожно повернута назад, как у гусыни, а в кротких глазах читалось удивление, что на ее спину так бесцеремонно уставились, и любопытство – а что же за сим последует? Между двумя такими спинами Федор и увидел Изабеллу. Он с минуту оцепенело глядел ей в глаза, резко развернулся и почти сбежал по гранитным ступеням вниз, удивившись собственной прыти. Тут же, на другой стене, отметил его взгляд, располагался «Дон Фернан». «Наконец-то они рядом», – мелькнула у него безумная мысль.
– Вы напишете о новых вы…? – крикнул ему вслед женский голос, но тут же и стих, задавленный тяжелой входной дверью.
Дрейк сел на скамью, вытащил из урны газету, уставился в нее, снова свернул и засунул в урну, закурил. Девчата расчертили мелками весь асфальт и неутомимо прыгали и прыгали по расчерченным квадратикам. «Вот что надо рисовать, – подумал Федор, любуясь угловатыми созданиями. – Асфальт и девчушек. Как же мне вызволить тебя оттуда?» Первым импульсом было идти к Пинской и выяснить, по какому праву его картина оказалась в галерее. «Бесполезно, – решил он, – будут одни зевки и плечи. К ней ходить без пользы. Жаль, Пинского нет. Вот же сволочь, наверняка загнал за приличную сумму. Ну что ж, нужен экс, адмирал. Без экса добра не вернуть добром».
Легко сказать: экс. Времена Камо давно минули, «Камо грядеши» тем более. С наганом не налетишь, на коне не ускачешь. Сейчас, наверное, на каждой картине сигнализация, а в каждом зале лазеры и глаза секьюрити.
Дрейк потерял покой и сон. Мысленно он перебрал десятки способов изъятия картины, от трогательно наивных (он остается на ночь за портьерой и потом уносит портрет) до голливудски масштабных. И тут вспомнил о Сене из ЖЭУ. Он его недолюбливал, и теперь, после Киева, знал, за что. За то, наверное, за что его так любил Рыбкин. Этот подскажет, решил Дрейк, и это было главное, что ему нужно было от Сени.
– А за сколько? – деловито осведомился Сеня, как только «просек
