Летняя королева - Элизабет Чедвик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не изводи меня, – отрезал Людовик. – Времени у нас достаточно, а Христос должен быть на первом месте.
– Хотя времени у нас и достаточно, но когда же мы уедем? Я хотя бы смогу начать подготовку.
– На Пасху, – ответил он. – Отпраздную Пасху в Иерусалиме, а затем решу насчет отъезда.
– Но до Пасхи еще больше двух месяцев.
– Зато у тебя будет время подготовиться, – холодно заметил он. – А до тех пор я с места не сдвинусь. Я молился в Вифлееме на Его Рождество. А теперь отмечу Его смерть и воскресение в том месте и в тот день, когда это случилось.
В его взгляде читалось упрямство, и она сразу поняла, что спорами ничего не добьется.
– Когда приедем в Рим, я все же получу развод, – сказала она.
Людовик пожал плечами:
– Если папа согласится, то пусть так и будет.
Он произнес это безразличным тоном, но в нем чувствовалось напряжение. Алиенора знала, что Сугерий без конца советовал ему не соглашаться на развод. Люди скажут, что мужчина, который не способен удержать жену или завести наследников – плохой воин и никудышный король; а когда монарх не отличается мужественностью и властностью, то страдает вся страна. Ей играло на руку то обстоятельство, что Людовик двойственно отнесся к совету Сугерия. Развод – это новый этап, а чтобы возместить потерю Аквитании, Людовик мог бы найти новую королеву с хорошим приданым и родословной.
Когда король ушел, Алиенора велела принести пергамент и перья и написала Жоффруа де Ранкону. Письма в Аквитанию шли несколько месяцев и обратно не меньше, поэтому она старалась ничем себя не выдать в посланиях. То же самое делал он. Де Ранкон высылал ей отчеты, которые на первый взгляд ничего не содержали, кроме деловых сообщений верного вассала своей вельможной хозяйке, но оба давно научились читать между строк.
Она рассказала ему о потере ребенка, и он горевал. Де Ранкон делал все, что мог, чтобы удержать Аквитанию на плаву во время ее отсутствия, но ему очень мешали Сугерий и французы, совавшие нос не в свои дела. Он часто о ней думал, молился о ее возвращении и благополучном завершении дела в Риме. С последним письмом он прислал брошь в виде орла с распростертыми крыльями, изображенного на эмали. Алиенора носила брошь каждый день и даже сейчас дотрагивалась до нее, прежде чем обмакнуть перо в чернильницу из бараньего рога и написать, что она вернется домой до того, как амбары наполнятся следующим урожаем, и что, с Божьей помощью, она будет свободна.
Глава 33
Средиземное море, май 1149 года
Алиенора не отрываясь смотрела на искрящуюся солнцем морскую гладь, пока сицилийская галера рассекала глубокие сапфировые воды, оставляя за собой белые борозды. Сильный ветер наполнил паруса, и корабль быстро продвигался, держа курс на Калабрию. Кок поджаривал на палубе только что пойманные сардины и готовился подать их с горячими лепешками, сдобренными чесноком и тимьяном.
Прищуриваясь, Алиенора могла разглядеть другие суда французского флота. Корабль Людовика, естественно самый большой, поднял на мачте голубое знамя с золотой лилией. Ее корабль, украшенный как гербовой лилией, так и орлом Аквитании, был размером поменьше, но она радовалась, что не совершает морской переход вместе с Людовиком. Его компания доставляла ей столько же удовольствия, сколько камешек в туфле.
Вот уже четыре дня, как они находились в море, и пройдет еще две недели, прежде чем они достигнут берегов Калабрии, где правил их союзник, король Рожер Сицилийский[27]. Затем оттуда они отправятся в Рим, где она получит благословенное освобождение от брака.
Кок переложил сардины на блюдо, добавив щепотку трав. Оруженосец поставил блюдо перед Алиенорой, и она успела положить в рот первый восхитительный кусочек, когда на другом судне раздались крики, затрубили рожки.
Алиенора поспешно проглотила.
– В чем дело?
Матросы начали кричать друг на друга и поправлять паруса, чтобы лучше ловить ветер. Кок залил водой огонь в жаровне.
– Греки, мадам, – только и сказал он.
Запаниковав, Алиенора отставила тарелку в сторону. Греки воевали с сицилийцами, а поскольку Людовик объявил себя союзником Сицилии и корабли, на которых они плыли, принадлежали королю Рожеру, они сразу превратились в открытую мишень. Император Мануил Комнин обещал награду тому капитану, кто возьмет в заложники короля и королеву Франции и доставит в Константинополь.
Алиенора отошла, чтобы не мешать команде натягивать парус. Их корабль шел позади сопровождения, и, несмотря на усилия матросов, они отстали от конвоя вместе еще с одним судном. А там не к бою готовились, а налегали на весла и удирали.
Сжав зубы, она смотрела, как враг постепенно их настигает. У византийцев было больше весел, расстояние между кораблями сокращалось слишком быстро. Суда греков сияли бронзовыми носами в виде удлиненных рыл животных, куда заряжалась особая смесь, и они выстреливали смертоносным греческим огнем.
– Я лучше брошусь за борт, чем вернусь в Константинополь, – сказала Алиенора Сальдебрейлю, который стоял рядом, опустив руку на эфес меча.
– Мадам, до этого не дойдет. Подоспеет помощь.
– Хорошо бы. – Она на секунду закрыла лицо руками, в очередной раз почувствовав свое бессилие, невозможность избежать того, что надвигается.
Вскоре греки догнали их маленькую галеру, вынудив сдаться. Греческий капитан пришел в восторг от такой добычи, и, хотя обращался с Алиенорой почтительно, она почувствовала его самодовольство, когда он «поприветствовал» их на борту своего судна.
– Король Франции заставит вас заплатить за это, – прошипела она, словно кошка, загнанная в угол большим псом.
Грек очень удивился, когда ему перевели слова королевы.
– О нет, – сказал он с ухмылкой. – Король заплатит мне! – И похлопал по кошельку, висящему на боку, для большей убедительности.
Алиенора ушла под укрытие на палубе, предоставленное в ее распоряжение. Нескольких матросов с галеры взяли в плен, заковав в кандалы. Прочих оставили на их корабле, но предварительно удалили мачту и пошвыряли за борт все весла, кроме шести. Меч у Сальдебрейля отобрали; однако он сумел спрятать короткий кинжал в голенище сапога.
Вещи Алиеноры греческий капитан посчитал своей добычей. Прекрасное зеркало в раме из слоновой кости и щетка для волос – подарок Мелисенды – исчезли в его сундуке, как и далматика из алого шелка, расшитая золотыми орлами.
– Сукины сыны, – пробормотал Сальдебрейль. – Я перережу им глотки, пока они будут спать.
– Вы не сделаете ничего подобного! – прошипела Алиенора. – Вас поймают, а пострадаем мы все. Мало мне бед, так еще вас потеряю. Лучше запоминайте, кто забрал какие вещи, чтобы позже мы смогли их вернуть.