Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии - Ирина Анатольевна Мироненко

Следует отметить, что в России эволюционная психология зародилась существенно раньше, чем на Западе, и развитие ее происходило на иной теоретико-методологической основе и в ином направлении. Эволюционная теория Дарвина обрела большую популярность в России еще до Октябрьской революции 1917 г., причем с самого начала ее понимание и интерпретация здесь отличались от предлагаемых западными учеными, о чем прямо пишут современные западные исследователи. Так, если в западном научном сообществе теория Дарвина непосредственно связывалась с идеями Мальтуса, в России мальтузианство никогда не получало широкого распространения и не связывалось с дарвинизмом, что отмечают сами западные специалисты (Todes, 1989).

После Октябрьской революции теория Дарвина становится особенно актуальной и социально востребованной. Дух и буква этой теории как нельзя лучше соответствовали идеологическим установкам советской власти, провозгласившей целью сформировать «нового человека». На вооружение берутся два основных положения теории Дарвина: вид изменяется, и направление изменений определяется внешними средовыми условиями.

На основе такого подхода развивалась российская сравнительная психология в советский период, которая по сути являлась российской школой эволюционной психологии. Предметом изучения здесь было закономерное, закрепляемое как прижизненно, так и наследственно изменение поведения и психики в результате преобразования условий обитания. Главным предметом интереса советских ученых была проблема специфичности человеческой психики, ее отличие от психики животных.

Помимо направления IPs, развиваемого в русле кросс-культурной психологии, имеют место разработки IPs на стыке с культурологией, в русле так называемой культурной психологии (Gergen, 2015; Rosa, 2007; Valsiner, 2009а, b, 2017). Здесь в исследованиях доминируют «качественные» методы. Авторы таких теорий часто обращаются к духовным практикам и религиозным учениям, в свете которых анализируется психический склад представителей отдельных общностей, в частности, к буддизму и даосизму (Hwang, 2015; Sundararajan, 2013). Так, К.-К. Хван усматривает в основе теорий китайской психологии канву конфуцианства. На этой основе он предлагает свои теоретические модели Mandala Model of Self (Мандала модель самости) и Face and Favor (Лицо и привилегии) модель социального взаимодействия (Hwang, 2015), которые, по его мнению, могут применяться и в контексте других культур, т. е. им может быть придан универсальный характер. Исследователи, работающие в русле культурной психологии, часто обращаются к популярной в современных культурологических исследованиях семиотике. Такой подход находит применение, в частности, в актуальных исследованиях развития образования в мультикультуральном мире (Desiree, Lasser, Plotts, 2015).

В данном «культуральном» направлении IPs также доминирует стремление к поиску неких универсалий, относительно которых могут описываться и оцениваться психологические особенности представителей отдельных культур (Valsiner, 2017)[15].

Глобализационные процессы в западной психологической науке

Западноцентрический мейнстрим, в свою очередь, отнюдь не является однородным по своим культурным основаниям. «Протестные» тенденции здесь тоже имеют место и направлены на преодоление сложившегося в психологии после Второй мировой войны тотального доминирования американской научной традиции, а критике подвергается не несоответствие теорий местным особенностям, а общая методология, которой приписывается чрезмерное увлечение количественными методами, коллекционированием фактов («кванто-френия» и «нумерология») и отсутствие продвижения к целостному пониманию предмета. Высказывается точка зрения, согласно которой необходимо возвращение к «немецкой традиции», доминировавшей в психологии в довоенный период (Toomela, 2010; Valsiner, 2012).

Начиная с конца 1980-х годов, процессы глобализации набирают силу, и ситуация в мире быстро меняется. Уже в 1994 г. известный американский психолог К. Данзигер (Danziger, 1994) писал, что, если мировая психология большей части второй половины ХХ в. «была во всех отношениях американской наукой», то «современная психология возвращается к своему изначальному состоянию: полицентрическая структура, где работа различных, но взаимодействующих между собой центров отражает многообразие локальных традиций и условий развития психологической науки» (там же, р. 476–477).

В XXI в. многополюсность мировой психологии становится все более выраженной. В 2000 г. Scopus включал 682 периодических издания по психологии, из них: 366 выпускались в США (54 %), 276 – в Западной Европе (41 %), общая доля Северной Америки и Западной Европы составляла 95,5 %. 6 изданий выпускались в Восточной Европе (из них 2 – в России), 6 – в Латинской Америке и 7 – в Азиатском регионе (см. таблицу 1: 2000 г.). В 2015 г. в списке уже 1061 журнал, из них: 459 выпускаются в США (43 %), 484 – в Западной Европе (46 %), общая доля Северной Америки и Западной Европы несколько снизилась и составляет уже лишь 90 %. 36 журналов издаются в Восточной Европе (из них 3 – в России), 380150 в Латинской Америке и 13 – в Азии.

Таблица 1

Журналы, относящиеся к области психологической науки, входящие в Scopus (по данным портала SJR)

Как показал анализ публикаций с 1980 до 2010 г. (Adair&Huynh, 2012), набирает силу процесс интернализации популяции авторов. Так, снижается тенденции к доминированию американских авторов. В такой области, как психология личности, доля североамериканцев сократилась с 82,48 % до 57,96 %.

Эти цифры наглядно демонстрируют как существенный рост представленности «незападных» направлений, так и уменьшение единообразия в «западном мейнстриме», диктуемого гегемонией американской психологии. Характерно, что вопрос – имеются ли существенные различия между европейской психологической наукой и американской? – был одним из основных на Европейском психологическом конгрессе 2000 г. Журнал European Psychologist подготовил к конгрессу специальный номер, в котором были представлены интервью с открытыми вопросами, на которые отвечали 30 известных европейских психологов, как исследователей, так и практиков, из разных стран (среди них был один специалист из России – А. В. Брушлинский). Их просили ответить на шесть вопросов, в том числе вопрос: «Отличается ли и чем европейская психология от американской?».

Даже в сердце западного мейнстрима, в североамериканской психологии, зародилось и бурно развивается сейчас феминистское направление (Lykes, Moane, 2009; Unger, 1998), тоже как своеобразное «протестное» движение, в котором акцентируются особенности психологических разработок, проводимых женщинами-исследователями, их отличие от доминирующей «мужской» научной традиции.

Если за пределами Западной Европы и Северной Америки в фокусе дискурса становления глобальной психологии находятся различия в предметной области психологических исследований, то европейский дискурс фокусирован на процессах, происходящих в самом научном сообществе, связанных с субъектом психологических исследований (Журавлев и др., 2018). Широко разворачиваются методологические дискуссии, в которых принимают участие ученые из других регионов, обсуждаются теоретико-методологические проблемы, высвечиваемые взаимодействием различных школ. Подобно тому как авторы IPs теорий отстаивают право своих народов судить о себе по собственным, а не по предлагаемым западными теориями меркам и критериям и свое право создавать теории, соответствующие культурным контекстам своих стран, представители «западных» школ, отличных от мейнстрима по своим методологическим установкам, отстаивают свои методологические предпочтения и вслед за азиатскими и африканскими коллегами сегодня утверждают, что значительная часть мирового научного сообщества испытывает