Разобщённые - Нил Шустерман

Коннор останавливает видео и пытается осмыслить то, что узнал.

— Ни черта себе! Значит, он основал «Граждан за прогресс», чтобы охранять мир от того, что создал сам!

— А оно стало тем самым монстром, которого он боялся!

Коннор вспоминает то, что учил в школе. Оппенгеймер, учёный, создавший первую атомную бомбу, в результате сделался самым большим её противником. А что если и с Рейншильдом случилось то же самое: он начал выступать против расплетения и ему заткнули рот? Или ещё хуже: ему вообще не дали этот самый рот раскрыть? Даже Адмирал — и тот не помнит этого человека; из чего следует вывод: Рейншильд уже тогда либо ушёл в тень, либо кое-кто позаботился о том, чтобы учёный не смог открыто выступить против Соглашения о расплетении.

Лев снова нажимает на кнопку, и клип идёт дальше — там ещё несколько секунд, в течение которых Рейншильд наивно-радостно вещает о блестящих перспективах своего детища:

— Это лишь начало. Когда нам удастся регенерировать нервную ткань — вот тогда мы сможем регенерировать всё что угодно. Вопрос времени.

Его улыбающееся лицо замирает — интервью окончено. Коннор ничего не может с собой поделать: он чувствует огромную жалость к этому человеку, тайному отцу расплетения. Своими добрыми намерениями он вымостил дорогу даже не в ад, а куда-то ещё дальше, в окончательное запределье.

— Да, ничего себе... — бормочет Лев. — Но... ты вроде говорил, что стоит нам узнать всё про этого человека — и мы сможем изменить жизнь. Так вот: каким образом эта информация поможет остановить расплетение? Даже если бы все поголовно узнали про этого Рейншильда — ну и что?

Коннор с досадой трясёт головой.

— Должно быть что-то ещё, чего мы не знаем!

Он прокручивает статью в конец — там помещена фотография Рейншильда и его жены в лаборатории; наверно, они работали в паре. Коннор читает подпись под картинкой, и его желудок скручивает так, что парень боится, как бы разом не лишиться обоих съеденных им «лучших бургеров на Юго-Западе».

— Не может быть...

— Что такое?!

Коннор несколько мгновений не в силах выдавить из себя ни слова, лишь сидит и смотрит на подпись под фото. Наконец он произносит:

— Его жена. Её зовут Соня!

Лев не догоняет. Неудивительно, он же никогда не был в том первом Убежище, где прятались Коннор с Рисой! Соня — так звали заправляющую там старуху. В течение многих лет она, должно быть, спасла сотни расплётов, а может, и тысячи. Коннор увеличивает картинку на экране, и чем дольше он смотрит на миссис Рейншильд, тем бóльшей уверенностью проникается.

Это та самая Соня!

Как она тогда говорила? «Мы то погружаемся во тьму, то выходим на свет, и так всю свою жизнь. В настоящий момент я на свету и счастлива этим». Коннор и понятия не имел, какой тяжкий груз тьмы несла на себе эта женщина долгие годы.

— Я её знаю, — говорит он Леву. — И ещё я теперь знаю, куда нам двигать. Мы возвращаемся в Огайо.

Лев бледнеет.

— Огайо?!

В душах обоих парней мысль о доме ворошит скорпионье гнездо таких эмоций, к каким ни один из них не готов, но Сонина лавка антиквариата находится в Акроне. Если в открывшейся им картине не хватает какого-то важного фрагмента, Соня — единственный человек, который может им помочь.

Над входной дверью закусочной звенит колокольчик, и внутрь входит... шериф. Лицо у него непроницаемое; глаза сразу же принимаются обшаривать комнату. Коннор с Левом, полностью поглощённые своим расследованием, не заметили, как к кафе подкатили две полицейские машины. Копы облепили краденую «хонду», словно мухи.

— Ну что ты застыл, как ошпаренный! — шипит Коннор Леву. — Зенки спрячь!

— Я нечаянно.

Лев опускает голову, так чтобы волосы закрыли его лицо, но это ещё более подозрительно, чем вылупленные от страха глаза.

Само собой, шериф сразу направляет орлиный взор на две тёмные личности в углу и направляется через всё кафе прямиком к ним. И тут случается нечто невероятное: официантка успевает подскочить к их столу первой.

— Томми! — вскрикивает она. — Ты же заглотил целых два бургера, как удав, даже не разжевал! Будешь так жрать — джинсы лопнут!

У Коннора слегка отвисает челюсть. Шериф уже у стола, но Лев вовремя выходит из ступора:

— Ага, Томми, — вторит он официантке, — хаваешь, как свинья. Смотри, разжиреешь — будешь совсем как твой папаша.

— Вот же гены достались! — подхватывает официантка. — Ты бы поосторожнее с едой!

— Ты знаешь этих парней, Карла? — обращается шериф к женщине.

— Ещё бы мне их не знать! Это мой племянник Томми и его дружок Ивен.

— Итан, — поправляет Лев. — Вечно вы моё имя перевираете!

— Да ладно тебе, я, во всяком случае, знаю, что оно начинается на «и».

Коннор вежливо кивает шерифу и переводит взор на официантку:

— Я не виноват, тётя Карла, просто у вас такие классные бургеры! Если я разжирею, это будет ваша вина.

Придя к выводу, что разбираться с диетой этих обормотов — не его дело, шериф поворачивается к Карле:

— Ничего не знаешь про ту «хонду»?

Карла выглядывает в окно и говорит:

— Пара каких-то ребятишек подъехала, может, час назад. Парень и девушка. Я обратила на них внимание — уж больно они торопились.

— Они сюда заходили?

— Нет, бросили машину и убежали.

— Ещё бы не убежать. Эту машину угнали в Финиксе.

— Покататься захотелось?

— Наверно. А может быть, беглые расплёты. Там их целая кодла вырвалась со старой базы ВВС в Тусоне. — Шериф записывает сведения официантки в блокнот. — Если ещё что вспомнишь, обязательно сообщи.

Как только шериф удаляется, Карла подмигивает ребятам:

— Ну, Томми и Итан, ваши бургеры сегодня за счёт заведения.

— Спасибо вам, — говорит Коннор. — Спасибо за всё.

Она снова подмигивает ему:

— Чего не сделаешь ради любимого племянничка.

С этими словами Карла суёт руку в карман и, к изумлению Коннора, кладёт перед ним на стол ключи от машины; на цепочке болтается талисман — высохшая кроличья лапка.

— Услуга за услугу: отведи мою машину... домой, хорошо? Она там, за кафе.

Онемевший Лев снова впадает в ступор, как и несколько минут назад. На мгновение Коннор решает, что официантка, наверно, узнала их, но тут же понимает, что дело здесь в другом. Нет, она не узнала их. Просто совершенно чужой человек проявил к ним доброту.

— Я не могу принять эти ключи, — бормочет Коннор.

Карла тоже понижает голос:

— Ещё как можешь. К тому же ты действительно окажешь мне услугу, избавив меня от этой кучи хлама. И даже ещё лучше: когда доедешь, куда тебе надо, расколошмать её вдребезги. Потому что тогда я денежки по страховке получу.

Коннор берёт ключи. Он даже не знает, как благодарить за такое. Чтобы кто-то ради помощи ему пошёл на подобные жертвы — такого уже давненько не случалось...

— Знайте, ребята: вокруг вас не только враги, — молвит Карла. — Времена меняются. Народ меняется. Может, перемены не так сильно бросаются в глаза, но они есть, я вижу их каждый день. Да вот хотя бы на прошлой неделе заскочил сюда один водила и хвастался, что примерно год назад подобрал знаменитого Беглеца из Акрона на площадке для отдыха и подвёз его. Беднягу за это арестовали, но он, как видишь, продолжает хвалиться, а всё потому, что знает — он поступил правильно.

Коннору удаётся сдержать улыбку. Он отлично помнит этого дальнобойщика. Иосия Олбридж с его пришитой рукой, которая сама собой очень ловко показывала карточные фокусы. Коннору приходится приложить все усилия и сцепить зубы намертво, чтобы не рассказать доброй женщине всю историю заново.

— Обыкновенные люди, бывают, делают необыкновенные вещи. — Официантка опять подмигивает обоим юношам. — А теперь вот вы дали и мне возможность стать одной из этих обыкновенно-необыкновенных. Так что это я должна бы благодарить вас.

Коннор теребит в пальцах кроличью лапку, надеясь, что с этого момента удача повернётся к нему лицом.

— Возникнет много подозрений, если вы не заявите, что машина украдена.

— А я и заявлю, — говорит Карла. — Когда-нибудь. — Она выпрямляется и собирает их пустые тарелки. — Говорю же — грядут перемены. Это как созревший персик: он так налился, что стоит только тряхнуть — и упадёт. — Она одаривает обоих парней тёплой улыбкой и прежде чем уйти обслуживать других посетителей, желает: — Счастливого пути и будьте осторожны.

Коннор с Левом сидят ещё несколько мгновений, собираясь с мыслями, а потом выходят из закусочной и, завернув за угол, обнаруживают там классический красный «додж чарджер» со слегка помятыми крыльями. Не то чтобы шик, но и отнюдь не «куча хлама». Они садятся в машину, Коннор заводит двигатель, и тот мурлычет, словно просыпающийся лев. В салоне пахнет цветочным освежителем воздуха, повсюду разбросаны вещицы, явно свидетельствующие, что хозяйка автомобиля — женщина средних лет, но это ничего, даже хорошо — потому что эти вещи будут напоминать Коннору об обыкновенно-необыкновенной Карле.