Дневник пленного немецкого летчика. Сражаясь на стороне врага. 1942-1948 - Генрих Айнзидель

Это, однако, не значит, что часто повторяемый в начале войны тезис о том, что с наступлением века моторов русские просторы как военный фактор потеряли свое значение, был совсем неверен. Никто не может знать этого лучше, чем сам Сталин, который говорил о нападении вермахта даже значительно уступающими противнику количественно силами (повторимся – это неверно, вермахт имел превосходство. – Ред.) как о почти смертельной угрозе для существования Советского Союза. Если вермахт сумел дойти до Сталинграда, то из этого ясно вытекает, что советские армии были бы разгромлены любыми равными им по количеству войсками при условии, что те не испытывали бы ограничения с поставками артиллерии и другой военной техники, как это было в немецкой армии. Техническое превосходство западного мира заставило бы русских отступить за Урал. И все это потому, что преимущество в территории сейчас отступает на второй план по сравнению с силой и мощью мотора. Та агрессивность советской политики после Потсдама, казалось бы, свидетельствует о том, что хозяева Кремля придерживаются на этот счет другого мнения и считают себя очень сильными. Но любой психиатр знает, что люди, страдающие приступами страха и неуверенности в себе, часто бывают агрессивны. Наверное, этим объясняется и агрессивность СССР. Практически любой анализ официальной и неофициальной государственной пропаганды в этой стране заставляет сделать вывод, что ее руководители считают необходимым раздувать в себе и в своих подданных смелость и имитировать силу.

В этом заключается реальная опасность. Никто не может гарантировать, что в один прекрасный день вожди режима не попадут под влияние собственной пропаганды и не потеряют чувство меры при существующем балансе сил. Никто не может гарантировать, что они неожиданно не решат преодолеть свою внутреннюю несостоятельность и не бросятся в поисках таких заманчивых побед в другие страны. Любой тоталитарный режим умеет атаковать неожиданно.

Опасность будет особенно велика, если им удастся посеять панику в свободном мире и вызвать там страх и ужас перед своим кажущимся всемогуществом. Никто не сможет отрицать, что им уже удалось достичь настоящих успехов на этом поприще.

В своем стремлении всех запугать они будут пытаться использовать два фактора. Первым является значительная переоценка, особенно со стороны западных союзников, военных достижений Советского Союза, якобы продемонстрированных в большом контрнаступлении от Сталинграда до Берлина. Слишком быстро как на Востоке, так и на Западе все забыли, что данное наступление велось на слишком растянувшегося противника, который мог противопоставить советским массированным атакам лишь часть своих резервов в войсках и технике. Советская армия сокрушила вермахт своим весом, а не разгромила его за счет стратегических решений. Напротив, из-за неграмотности советского стратегического руководства, пассивности офицерского корпуса среднего и младшего звена, отсутствия инициативы на всех уровнях за эти удары пришлось платить непропорционально высоким уровнем потерь. Даже успешные для Красной армии битвы на уничтожение, такие как, например, при Сталинграде, не были результатом проявления инициативы. Скорее, эти победы были подарены ей Гитлером, игнорировавшим самые элементарные законы стратегии (обычные германские сказки. – Ред.). Там, где сумасшедший ефрейтор не успел сунуть свой нос, аналогичные угрозы были парированы даже самым посредственным составом Генерального штаба путем совершения маневров стратегического и тактического уклонения.

Эти факты нельзя попросту игнорировать, заявляя, что вышеупомянутый человек намеревался создать новую легенду о непобедимости немецкой армии на поле боя. Вермахт был разгромлен, потому что взялся за выполнение поставленных ему политическими руководителями непосильных задач. К тому же при попытке их осуществления он постоянно подвергался вмешательству дилетанта. Эти факторы должны быть учтены, если кто-то решит правильно оценить достижения победившей стороны. Генералы всегда стремятся, чтобы тот, кто сумел их победить, казался максимально грозным противником. Точно так же на Западе не любят вспоминать о том, как в 1939–1940 годах Гитлер сумел переиграть их, прибегнув к обычному блефу, и о том, как долго они колебались, прежде чем решились вступить в решающее прямое столкновение с уже истекающим кровью противником (в 1944–1945 годах). Эти сомнения позволили Красной армии выйти к Эльбе. В этом отношении оказался прав Хернштадт в своем циничном анализе военной и политической обстановки после 20 июля 1944 года.

Вторым фактором, позволяющим советской стороне демонстрировать показную мощь, является то, что демократии всегда демонстрируют свою слабость. Каждый доллар, направленный на перевооружение, можно получить у налогоплательщиков и политиков только после бесконечных дебатов. И это, наверное, правильно, иначе яростные сторонники войны давно уже построили бы «систему обороны», которая сделала бы неизбежной новую превентивную войну. Однако эти разговоры о «советском дьяволе» в битвах за военный бюджет не должны зайти настолько далеко, чтобы этот «дьявол» однажды не стал явью. Как быть, если «дьявол» неожиданно появится, например, если Советский Союз вдруг решит перейти за ясно установленную после вмешательства сил Организации Объединенных Наций разграничительную линию в Корее, спровоцировав тем самым мировую войну?

Через Европу с ее промышленным потенциалом, многочисленными портами и линиями коммуникаций лежит кратчайший и самый легкий путь в Советский Союз. Следовательно, первым военным шагом советской стороны станет оккупация Европы и даже части северного побережья Африки. Однако вряд ли возможно тайно сосредоточить предназначенные для этого шага дивизии в Восточной зоне, в Чехословакии, Венгрии и на Балканах. Нападение будет нацелено на более слабого, но не на неподготовленного противника. С учетом того, что войска Советского Союза полностью отмобилизованы, можно не сомневаться в том, что удар будет успешным. Но после первых успехов советским лидерам придется впервые столкнуться с настоящими проблемами. Советскому Союзу придется создать просто невероятную военную и политическую организацию, которая должна будет оборонять и контролировать оккупированные территории, а также готовить их для использования в войне. Массы советских людей, которые десятилетиями находились в строгой изоляции, миллионами станут перебрасывать в оклеветанный, запрещенный, но от этого не менее притягательный капиталистический мир. Они будут благоденствовать там как победители, благоденствовать настолько, что «агитпроп» окажется не в состоянии предотвратить волну морального разложения в их рядах. Моральный дух Красной армии никогда не был особенно высок, даже когда они защищали собственную землю. Станет ли он выше после того, как солдат заберут за тысячи километров от дома, туда, где окружающая обстановка будет отчасти откровенно враждебной, отчасти будет манить своими соблазнами. Но здесь обязательно к ним придет понимание того, что не все было так прекрасно в «раю для рабочих». Теперь советские солдаты не будут с комфортом ехать на фронт в «доджах» и джипах («доджи», «студебеккеры» и джипы использовались не для комфорта, а для наступления, часто по бездорожью, вслед за танками. После войны Советская армия была обеспечена подобными автомобилями собственного производства. – Ред.), у них не будет американской одежды и обуви, они не будут питаться яичным порошком, хлебом, свининой и консервами, полученными из-за океана. А в небе им уже не придется наблюдать картину, когда от пятисот до тысячи своих собственных самолетов ведут борьбу с одним вражеским. И партизаны теперь будут стоять за их спиной, а не за спиной солдат противника. И действовать советскому командованию придется против свободного мира, готового нанести ответный удар.