Ра - Тур Хейердал

В последний день штиля, когда Норман, Сантьяго и Симбад плескались в воде каждый на своем страховочном конце, я тоже нырнул, проплыл под лодкой и лег на спину позагорать на морщинистой поверхности моря. Чистый курорт. Я повернулся на живот. Чудно, как поглядишь на плывущую утку снизу. Я перевел взгляд на идущее рядом со мной диковинное суденышко. Прямо Ноев ковчег. Солома и желтый бамбук. Обезьяна на вантах, голубь на крыше, из каюты торчат голые пятки. Как это все необычно. Парус чуть округлился. От рулевых весел побежала назад легкая рябь. Странно, почему страховочный конец не тянет? Неужели он такой уж длинный? Страховочный конец! Где он? Нету. Пропал. Я и не заметил, как выскользнул из петли. Лежу сам по себе в Атлантическом океане и загораю! "Ра" медленно удалялась, как бы не ушла от меня! Спокойно, "Ра" совсем рядом, правда, я не такой спринтер, как Жорж или Норман, но этот кусок как-нибудь одолею. Одолел. Зацепился пальцами за облегающие скользкий папирус тонкие веревки, подтянулся и влез на борт. Удивительно надежно чувствуешь себя на этих прочных папирусных связках. Никому ничего не сказал, но на всякий случай расстелил на корме слева мешок из сети, который мы изобрели, чтобы и на ходу можно было искупаться за бортом. Кто его знает, не разъест ли мыло папирус, если мы станем мыться на палубе, ведь у нас нет дощатого настила, который можно драить, как на обычных судах, так и останется мыло на стеблях.

Наконец ветер нагрузил парус. Принимая справа северо-восточный пассат, мы до отказа повернули рулевые весла и помчались вперед; земли нигде не было видно. 26 мая Норман, вооруженный секстантом, бумагой и карандашом, спустился с крыши и облегченно вздохнул. По всем данным, мы прошли мыс Юби. Ура! Позади остались береговые скалы - самый опасный противник "Ра". Снова впереди простерся открытый вольный океан, но на этот раз "Ра" держит хвост крючком и толстые, как телеграфный столб, рулевые весла целы и невредимы. На старте все смеялись, глядя на эти здоровенные бревна, дескать, можно было обойтись чем-нибудь потоньше и полегче, ведь папирус сто раз лопнет, прежде чем переломится такая махина.

Никогда нам не было так хорошо на папирусе, как в эти дни. Идя между незримыми берегами, мы обзавелись пестрой коллекцией пернатых, которые обессилено опускались на ладью с неба. Птицы одна за другой приземлялись на рее, на крыше, на рукоятке весла, на папирусных закорючках впереди и сзади. Шутка Карло о том, что мы идем на плавучем гнезде, стала реальностью. Тут были старые знакомые - синицы, ласточки, воробьи домовые и полевые, была одна южанка покрупнее, красавица с изумительным сине-зеленым оперением. Почтовый голубь с кольцом на ноге тихо описал над лодкой несколько кругов, совершил промежуточную посадку на мачте, потом опустился на мостик, где под сенью голубого флага ООН стоял вахтенный. "Голубь мира", - подумали мы все. Уж очень хорошо он сочетался с ооновским флагом. На медном кольце мы прочли: "27773-684-Эспана".

"Ра" превратилась в плавучий зверинец. Под водой нас сопровождала немая верная свита юрких рыб, на палубе и на снастях сидели яркие щебечущие птицы, пили воду из чашек и клевали зерно, предназначавшееся для кур. Но по мере того, как мы начали удаляться от Канарских островов, отдохнувшие гости один за другим расставались с нами. Лишь королева красоты продолжала чахнуть, пока не скончалась. Она была насекомоядная, а у нас для нее даже мухи не нашлось. Зато голубю корм Оимбада так пришелся по вкусу, что он располнел, стал совсем ручным и явно настроился идти с нами до Америки.

С рождением ветра "Ра II" как будто еще немного всплыла; казалось, наш огромный парус тянет вверх носовую палубу. Свежий ветер подействовал на ладью, как живая вода, и она принялась наверстывать упущенное.

В открытом океане мы шли со скоростью 60, 70, 80 миль то есть 110, 130, 150 километров в сутки.

Мало-помалу быт наш вошел в ровную колею. У всех было хорошее настроение, звучали песни и смех. Ничто не требует ремонта. Легкие рулевые вахты. Вкусная пища в глиняных кувшинах. Никаких ограничений, ешь вволю. Четыре превосходных кока. Любой фараон был бы счастлив отведать пряных египетских блюд Жоржа; ни одна гейша не могла бы превзойти в кулинарном искусстве Кея. Пикантный рецепт Мадани - солонина по-берберски, с луком и оливковым маслом, и наконец потрясающая способность Карло придумать что-нибудь вкусненькое, когда не находилось других добровольцев, - недаром нам казалось, что мы бороздим океан, как говорится, с билетом первого папирусного класса.

Когда от паруса на лодку ложилась вечерняя тень, семь веселых загорелых бородачей занимали места за обеденным столом, а восьмой стоял на мостике и крутил толстое весло направляя лодку вслед за заходящим солнцем. Компас указывал на запад. Последние лучи солнца павлиньим хвостом распластывались над горизонтом перед головой нашего золотистого бумажного лебедя, настойчиво следующего по стопам бессмертного Ра былых и нынешних дней. На смену солнцу на траверзе справа появлялись в небе Большая Медведица и Полярная звезда. Старые добрые друзья. Частица нашего маленького мира. Все, как в прошлом году.

Свежий ночной ветер. Пора надевать брюки и свитер. Темный силуэт на фоне тропического неба, словно монах из средневековья, - это Мадани в толстом марокканском халате с капюшоном отбивает поклоны на крыше каюты, молясь аллаху. Трудно представить себе более кроткого и добродушного спутника. Он пошел с нами представителем темнокожей Африки вместо Абдуллы. Правда, не такой черный, но настоящий бербер, из самых темных. Абдулла единственный член экипажа "Ра I", который, к сожалению, вышел из игры, и решилось это за три дня до старта. Он целый год провел как бы в добровольной эмиграции, ведь у него на родине продолжались распри между его единоверцами-мусульманами на севере и христианскими властями, поддержанными иностранным легионом. Душу Абдуллы раздирала тревога: одна жена тут, другая там, и не дает география наладить семейную жизнь. В одной руке - фотография трех славных ребятишек в Чаде, в другой - телеграмма о том, что любимая жена в Каире только что родила дочь. Кто распутает все эти узлы, если Абдулла опять уйдет в море на папирусе? Счастливо, Абдулла, нам всем будет недоставать тебя.

Не успел он, что называется, выйти за дверь, как из-за стойки администратора нашего отеля с мягкой улыбкой вышел Мадани Аит Уханни. А можно ему пойти с нами? Ему только что предложили выгодную должность в крупной химической фирме в Сафи, к которой перешла гостиница. Его умыкнули из гостиницы семеро постояльцев, семь мореплавателей, которым нужен был африканец взамен Абдуллы.

Мы знали Мадани три дня. Кея никто из нас не видел раньше. Один мой шведский друг отправился в Токио налаживать обмен телевизионными программами. Я попросил его подыскать японского кинооператора, да чтобы нрав был добродушный и здоровье крепкое. И вот в отеле в Сафи появился Кей Охара весь обвешанный кинокамерами жизнерадостный крепыш, великий любитель музыки и дзю-до. Морской опыт? Катался разок на катере в Токийской бухте. И снимал на озере Титикака индейцев на камышовых лодках.