Человек боя. Поле боя. Бой не вечен - Василий Головачев

Первая же комбинация приемов майора повергла Егора в состояние грогги: он не успел защититься, не успел сгруппироваться (ставил сандалии на траву), хотя обязан был все предвидеть, не успел ответить – лишь невероятным ухищрением тела ослабил удары в область сердца и живота. Если бы это ему не удалось – разрыв сердечной сумки или селезенки был бы обеспечен, а как следствие – верная смерть!

И следующие два каскада приемов боливака, отзывающихся вспышками боли в точках контакта, Егор практически пропустил, сбрасывая сознание в «параллельный поток» и переходя полностью на рефлекторное реагирование. И лишь ухитрившись перехватить ногу Сватова и скрутить его броском на землю, перевел дух и начал строить систему защиты – уклоны, нырки, уходы на дистанцию, стопорящие ответы, а потом и нападения, основанные прежде всего на отсутствии ненависти к противнику, преодолении собственного страха, чутье опасности и на восстановлении энергетического равновесия. Дождавшись состояния пустоты, Егор перешел в наступление, исподволь готовя комбинацию, в результате которой он смог бы овладеть психотронным излучателем.

Сознание его как бы разделилось на два параллельных потока: один контролировал боевой транс, не вмешиваясь в движение тела, совершаемое в вихревом пространстве энерготелесных взаимодействий, второй просчитывал варианты развития событий и разрабатывал сценарий поведения, наилучшим образом соответствующего решаемой задаче. Со стороны он, наверное, выглядел печально: измочаленный, проигрывающий, готовый сдаться в любой момент и не помышляющий о победе. На самом же деле, приноровившись к манере боя Сватова, Егор мог уложить его в любое мгновение и не делал этого только потому, что не подготовил пока окончательный эпизод атаки. Поэтому бой длился еще несколько минут, захватив зрителей, заставив их забыть обо всем, кроме зрелища избиения.

Наверное, Сватов почувствовал, что схватка происходит «в киселе» – противник не падал! Он принимал на себя все удары, но эти удары вязли, теряли силу и не достигали цели. Крутов держался! И когда майор решил выйти из боя и разобраться, что происходит, наступил финал.

Комбинация в русбое называлась весьма образно – «пулемет» и представляла собой связку приемов типа японского «хаппо кэри» – тройного удара, поражающего нескольких противников сразу. Егор нанес Сватову боковой удар ногой в колено, тут же «ножницами» – то есть не опуская бьющую ногу на землю – врезал майору второй ногой в горло и в полете бросил двумя руками две иглы, поразившие двух громил, наблюдавших за поединком. Следующие броски он выполнил, уже катясь по траве, в темпе пулеметной очереди выстреливая один за другим шарики, дождавшиеся своего часа в карманах брюк, и звездочку-касугаи, прикрепленную к шее.

Иглы и звездочка вывели из строя троих мгновенно, шарики тоже нашли свои цели и, хотя выбить из бугаев Сватова сознание не смогли, все же заставили их отвлечься на внезапные попадания, и тут в схватку вмешался Сережа Погорелов, хладнокровно всадивший по пуле в лоб каждому еще стоявшему на ногах легионеру.

Когда Крутов докатился до одежды майора и выхватил из кобуры тяжелый пси-излучатель, все было кончено: все шестеро бойцов охраны зоны и сам Сватов лежали на земле, кто – дергаясь в агонии, кто без движения. Воспользоваться оружием они не успели.

В лесу возникла тень, сформировалась в стремительно текучую фигуру Погорелова.

– Я уж думал, он тебя свалит… рвем когти, командир?

– Успел-таки, пострел. Как прошел?

– Почти без стрельбы. Но двоих пришлось уложить, стерегли мостик.

– Подержи-ка под прицелом площадь. – Крутов нагнулся к Сватову и увидел его остекленевший взгляд. – О, ч-черт!..

– Что там? – всполошился Погорелов.

– Дуба дал майор… а я хотел спросить его, где они держат Панкрата…

– Кого?

– Моего товарища. Включай рацию, гони приказ: вертолетам – взлет!

– Я уже передал.

– Услышал признание Дубневича? Молоток! Тогда всей группе – атаковать зону с двух сторон! Мы встретим ребят здесь.

На объяснения не было времени, да Погорелову объяснений и не требовалось. Бормоча распоряжения полковника в усик микрофона, он устремился было следом за ним, но был остановлен:

– Займи позицию правее, следи за территорией, стреляй только в случае необходимости…

Крутов добежал до первого отстойника – железобетонного строения с плоской крышей, заметил краем глаза движение слева, однако темпа не сбросил. Человек, выглянувший из второго куба-отстойника, упал. Погорелов знал свое дело.

До офицерского общежития, в котором когда-то побывал Панкрат Воробьев со своими «мстителями», было около сотни метров, и Егор преодолел это расстояние, как хороший спринтер, за двенадцать секунд, отмечая на бегу обострившимся слухом щелчки снайперской винтовки Погорелова; всего он их насчитал четыре. Домчался до двери, боковым зрением отмечая появление на горизонте, у ворот автохозяйства, целой группы мужчин в камуфляже. Они его заметили, но до них еще было далеко, и бегали они не так быстро, как Крутов.

В подъезде он нос к носу столкнулся с двумя рослыми парнями и выстрелил, готовый в случае невключения излучателя продолжить атаку на материальном уровне, но пси-генератор сработал.

Руку Егора свело, ледяной озноб пробежал по руке от кончиков пальцев до локтя. Оба бугая мягко, как тряпичные куклы, сложились и оплыли на пол. Подхватив автоматы, Крутов повесил их себе на шею и ворвался в коридор здания.

Дежурный в коридоре был один и сообразить ничего не успел, без звука укладываясь головой на столик у тумбочки с лампой. За стенами здания зародился шум: охрана лаборатории опомнилась и начала отрабатывать свои обязанности. Потом мгновение спустя дурным голосом взвыла сирена.

Не теряя ни секунды, Егор заскочил в первую же попавшуюся незапертую дверь и застал хозяина комнаты врасплох: тот торопливо одевался, жуя на ходу бутерброд, тревога застигла его за ужином, и гостей он не ждал. Увидев Крутова, замер, стоя одной ногой в штанине, рванулся было к автомату на стуле и застыл, услышав клацанье затвора и негромкий, но бешеный голос:

– Стоять!

Крутов шагнул к парню, воткнул ствол автомата ему в горло и, глядя в расширяющиеся глаза, спросил:

– Где девушка и парень, которых вы захватили в деревне?

– Не я… – дернулся борцовского вида детина, чуть не подавившись бутербродом.

– Где?!

– Женщина была в седьмом отстойнике… он стоит с краю, возле леса… мужик – у вивисекторов… в лаборатории…

Крутов скрипнул зубами: ах ты, сучара, Дубневич, обманул!..

– Как открыть отстойник?

– Ключи у майора… и есть еще у Кинского…

– Кто это?

– Доктор… зав лабораторией биологических иссле…

– Где его можно найти?

– Сейчас он должен быть в центральном корпусе…

Крутов ткнул пальцем в сонную артерию здоровяка, натянул на себя его пятнистые брюки, куртку и ботинки, и выскочил из комнаты.

По коридору к выходу топали рослые парни в камуфляже, не обратившие внимания на Крутова, Егор уложил их всех двумя разрядами генератора и выбежал на улицу, надеясь, что Погорелов разберется, в кого надо стрелять, а в кого нет.

Жуковка

Им удалось добраться до «фазенды» деда Ивана, родственника Крутова, о котором вспомнил Ираклий, незамеченными. Дед оказался понятливым, цыкнул на заворчавшую жену, попытавшуюся было «качать права», и расспрашивать гостей о причинах ночного визита и их бедственного положения не стал. Лишь поинтересовался, где его племяш, от имени которого и заявились гости.

К этому времени Федотов еще не знал о том, что произошло в его доме на улице Воропаева, и ответил уклончиво:

– С ним все в порядке, поехал по своим делам…

Смыв грязь, пот и кровь во дворе дома – поливали друг друга по очереди из ведра, – бывший магистр жуковского филиала Ордена чести и его бывший заместитель легли в сарае на копне свежескошенного сена, источавшего удивительные запахи луга и солнца, и отрубились начисто, не слыша ни лая собак, ни крика петухов, ни мычания коров утром, которых собирал по улице пастух.

Проснулись в полдень, разбуженные квохтаньем кур и голосом хозяина, выговаривающего что-то повизгивающей собаке. Ночью ее не было, Ираклий мог в этом поклясться. То ли дед Иван привязывал ее на огороде, то ли привел откуда-то еще.

– Пора уходить, – проговорил задумчиво Ираклий. – Нас ждут пусть и не великие, но дела.

– Смерть как не хочется! – признался Корнеев, тоже прислушиваясь к долетавшим в сарай звукам мирной сельской жизни. Жуковка считалась городом, но ее окраины всегда жили по-деревенски.

– Как ты думаешь, Дубневич накрыл наше гнездо в Брянске?