Светлое время ночи - Александр Зорич

Эгин слушал и слушал, откинувшись на диванные подушки, набитые конским волосом. Вдруг дверь в гостиную скрипнула. Сорго прервал чтение на полуслове. Эгин тоже обернулся. К ним, прихрамывая, шел тщедушный, бледный юноша в ночной сорочке со свечой в руке.

– Умоляю о соизволении приеднаться до честной компании. Виршей ваших пышнозвучие зело почуть желаю, – объявил юноша и поклонился.

– Это Кальт. Мой лучший друг. Единственный, кто не покинул меня в беде. Он учит меня древнетарскому, – отрекомендовал юношу Сорго. – И консультирует по древней истории.

– Очень приятно. Эгин, – с этими словами Эгин встал и отвесил ответный поклон вошедшему.

Нечто царственное, несгибаемое источали глаза юноши. Некоей силой веяло от его тщедушного, ребристого тела. Странный говор Кальта также поразил его до глубины души. «В каких это уездах Варана, интересно, еще в ходу древневаранский?»

– Я встретил Кальта через несколько дней после того проклятого землетрясения. Он сидел совсем один, совершенно голый среди скорбных руин. Он, представь, не знает даже, где его родные, не помнит даже откуда родом! Не помнит, как оказался в Пиннарине! Он вообще немного странный. Но, надо сказать, за это я его и люблю. Между прочим, считает себя прямым потомком Кальта Лозоходца.

– Кальта Лозоходца? – переспросил Эгин.

– Да! Представь себе, каков оригинал! И при этом знает историю так, как мне и в лучшие годы не мечталось. Правда, в основном историю правления Кальта и ранних войн Героической Эпохи. Ну да ладно. Вернемся к нашим баранам. На чем мы остановились?

– «Эрпоред был приятен лицом с бородою ухоженной», – подсказал Эгин.

Кальт уселся на лавку прямо напротив Эгина, а Сорго продолжил доить драную козу своего вдохновения.

Но Эгин больше не мог концентрироваться на анапестах. Он не отводил взгляда от странного хромого юноши. От «потомка Кальта Лозоходца», по поводу которого Эгин теперь уже совершенно не сомневался в том, что он и есть сам Кальт Лозоходец, точнее – та часть его души, которую всегда хранила душа Лагхи Коалары, его та-лан отражения. Та часть его души, которая после развоплощения, устроенного баронессой Звердой и бароном Шошей, оказалась в теле Ларафа окс Гашаллы, молодого варанского дворянина из Казенного Посада. Тот самый Кальт Лозоходец, благодаря наличию части осознания которого Лагха Коалара после развоплощения превратился в свободно порхающий бестелесный дух, а не перешел в тело Ларафа окс Гашаллы!

Удивление Эгина было столь велико, что он не мог вымолвить ни слова. Он мрачно посасывал гортело из плохо вымытой кружки и пялился на юношу – прямой нос, низкий лоб, редкие брови и сияющие светом разгулявшейся бездны глаза!

«Знать бы теперь, что делать с этим открытием», – размышлял Эгин.

«Надо будет завтра же написать об этом Лагхе. Если, конечно, будет к кому писать», – поправил себя Эгин. По его расчетам, как раз в это время Лагха должен был находиться в Комнате Шепота и Дуновений, самом странном месте во всем княжестве Варан…

…Когда Эгин ушел, Сорго вернулся к своим писаниям. На душе потеплело: сто семьдесят золотых авров – это сто семьдесят золотых авров!

Сорго перечитал все варианты заключительных строф. Скомкал и выбросил двадцать два листа. Внизу последнего, двадцать третьего, содержащего единственно верное решение его поэмической загадки, вывел:

«Так и ныне, но близок уж Новый Вершитель!»

Гнорром может стать каждый. В Варане этим гордятся все, кому об этом известно.

Все, что для этого нужно – знать варанский язык, выйти живым из Комнаты Шепота и Дуновений и победить в открытом поединке гнорра.

Прокричать два десятка слов на варанском мог даже любимый ученый ворон покойной княгини Сайлы. А вот пройти через Комнату Шепота и Дуновений за всю историю Свода удалось лишь одному человеку – Лагхе Коаларе.

Но даже ему, Отраженному, это было бы не по силам, если бы не советы Ибалара, некогда – Мага над магами во всем Круге Земель. Пожалуй, вторым таким героем в свое время мог бы стать сам Ибалар, если бы только захотел, но главное – если бы не был эверонотом, полусаламандрой-получеловеком. То есть существом, предпочитающим оставаться в тени. Желательно – в тени своих марионеток.

Но Ибалар почил. А Лагха остался. И инструкции Ибалара, касающиеся Комнаты, он помнил «на иглу».

«Теперь я буду еще и первым в варанской истории человеком, прошедшим через Комнату Шепота и Дуновений дважды», – усмехнулся Лагха, потревожив колокол-привратник перед парадным входом в Свод Равновесия.

Меча при нем не было. Единственным его оружием была раковина-болтунья, подаренная ему баронессой Звердой велиа Маш-Магарт.

Но по поводу оружия Лагха не переживал; как человек, знакомый с процедурой не понаслышке, он знал: оружие ему дадут, когда дело дойдет до открытого поединка с недоноском из Казенного Посада.

– Вы в комнату Шепота и Дуновений? – спросил рах-саванн с помятым лицом, дежуривший в холле с зеркалами.

– Да.

– Значит, вам есть что рассказать слугам Князя и Истины?

Лагха не сдержал улыбки. Схема опроса была стандартной. За первым вопросом обычно следовал ответ «нет». За вторым – «да». Не так уж часто в Своде появлялись храбрецы-самоубийцы. Доносчики – куда чаще. Мятый рах-саванн был настолько уверен в том, что урод в капюшоне – доносчик, а не самоубийца, что услышал привычное, а не сказанное.

– Нет. Мне нечего рассказать слугам Князя и Истины.

– Зачем же вы пришли сюда?

– Я пришел соискать должности гнорра. Я направляюсь в Комнату Шепота и Дуновений, – прохрипел Лагха, не снимая капюшона.

– Но я же спрашивал вас и вы ответили…

Вдруг рах-саванн побледнел, прокрутив в уме предыдущие мгновения разговора.

– …И я ответил «да», – докончил за рах-саванна Лагха.

Впереди быстрым шагом мелся сонный, но стремительно пробуждающийся рах-саванн. За ним, нарочно не желая торопиться, ступал Лагха. Процессию замыкала плеяда, вышедшая, как сказочные богатыри из волшебного ларца, из-за вертящихся вокруг своей оси зеркал – вся охрана публичного входа в полном составе.

Лица у служителей Князя и Истины были напряженными, дыхание – шумным, движения – деревянно порывистыми. «Небось, каждый думает: а вдруг у меня получится? А вдруг этот урод – наш будущий начальник?»

По контрасту с ними Лагха был само спокойствие. Он специально шел чуть медленнее офицеров – чтобы подраконить свой почетный караул. Он знал – понукать его, в свете одного шанса из десятка тысяч, который, по мнению офицеров, у него все-таки был, они не осмелятся. Лагха знал: если они и предпримут попытку его убить, то не раньше, чем он выйдет из Комнаты. В первый раз он успел изучить процедуру во всех тонкостях.

– Извольте, – рах-саванн отпер перед Лагхой двери из Хуммерова серебра. За ними были еще одни двери – настоящий вход в Комнату.

– Ждите меня у выхода. Можете готовить оружие и созывать пар-арценцев. У меня мало времени, – с вызовом заявил Лагха и смело затворил за собой вход в мир людей.

Офицеры растеряно переглянулись. «Неужели?» – можно было прочесть на их вытянувшихся лицах.

Некогда Комната кишмя кишела шептунами или, как их еще называли, «вестниками». Каждый много о себе думающий пар-арценц считал своим долгом совершить магический подвиг – поймать одного собственноручно и заточить в узилище.

Естественно, за шестьсот лет нечисти там собралось не меньше, чем зрителей на премьере в Алом Театре. Лагхе, конечно, было об этом известно.

А вот о том, что во время памятного ему землетрясения купол комнаты треснул, а вместе с тем нарушилась и магическая защита, выдуманная и наколдованная Инном окс Лагином лично, о том, что многим шептунам удалось покинуть узилище, он не знал.

Тот вестник, что был пойман и засмолен Адагаром во флягу, предпочел при помощи недомолвок (ведь врать было против его природы) представить ситуацию так, словно он был единственным, кто сумел сбежать. Шептунам, как и людям, также было не чуждо тщеславие. А после того, как вестник Адагара пустил на стройматериалы отборные силы Свода во главе с Йором и снова получил вольную, и вовсе некому было доложить об этом Лагхе.

Не знал Лагха и о том, что лишь с превеликими трудами Отцам Поместий, которые инкогнито прибыли в столицу спасать положение, удалось загнать в Комнату две дюжины шептунов. Теперь вестников было в Комнате не больше, чем зрителей в Алом Театре – на репетиции. Но и двух вестников начинающему магу хватило бы для того, чтобы разложиться на пар и пепел в первые же мгновения пребывания в негостеприимной Комнате.

Лагха не был начинающим – многих «шептунов» он помнил по именам. И уж, конечно, «шептуны» его узнали.

Он говорил с ними на языке, который был им слаще меда. То было Истинное Наречие Хуммера тех времен, когда ни Элиена Звезднорожденного, ни Великого князя Шета окс Лагина еще не было на свете.