Жизнь Шарлотты Бронте - Элизабет Гаскелл

Я приведу несколько писем мисс Бронте к ее издателям, чтобы показать, как робко принимала она известия об успехе, не привыкнув смотреть с оптимизмом на что-либо касающееся лично ее. Поводы для написания этих писем говорят сами за себя.

19 октября 1847 года

Джентльмены,

сегодня утром мною были получены шесть экземпляров «Джейн Эйр». Вы сделали все, чтобы книга выглядела привлекательно: прекрасная бумага, ясный шрифт и прекрасная обложка. Если она будет плохо продаваться, то вина полностью ложится на автора, вы в этом неповинны.

Теперь я буду ждать суждений прессы и публики.

Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,

Господам Смиту, Элдеру и К.

26 октября 1847 года

Джентльмены,

я получил газеты. Они ясно высказываются в пользу «Джейн Эйр», чего я и ожидал. Автор заметки в «Литерари газетт» был, по-видимому, в дурном расположении духа, а рецензия в «Атенеуме» написана в своеобразном стиле, который я оценил, хотя и не получил большого удовольствия. По-видимому, они полностью удовлетворят того, кто считает, что авторы изданий такого ранга потеряют часть присущего им чувства собственного достоинства, если воздадут искреннюю хвалу никому не известному автору.

Полагаю, быстрые продажи станут эффективным противодействием заносчивости надменных критиков.

Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,

Господам Смиту, Элдеру и К.

13 ноября 1847 года

Джентльмены,

я получил ваше послание от 11-го числа сего месяца и благодарю вас за сведения, которые в нем содержатся. Статья из «Пиплз джорнал» также благополучно дошла, а сегодня утром я получил еще и «Спектейтор». Критика последнего представляет тот взгляд на книгу, который характерен для людей определенного склада ума; я ожидаю, что за ней последуют и другие рецензии такого же рода. Способ умаления достоинств книги был показан, и им, возможно, воспользуются и другие. Многие новые рецензии, скорее всего, будут иметь нечто общее с заметкой «Спектейтора». Боюсь, такой поворот мнений не улучшит ее продаж, однако поживем – увидим. Если в «Джейн Эйр» есть нечто действительно ценное, роман должен выдержать порыв неблагоприятного ветра.

Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,

Господам Смиту, Элдеру и К.

30 ноября 1847 года

Джентльмены,

я получил «Экономист», однако не «Экземинер»: по какой-то причине он до меня не дошел, как в прошлый раз «Спектейтор». Тем не менее я рад узнать из вашего письма, что рецензия на «Джейн Эйр» в нем была положительной, а также о том, что перспективы продаж книги улучшаются. Благодарю вас также за сведения относительно «Грозового перевала».

Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,

Господам Смиту, Элдеру и К.

1 декабря 1847 года

Джентльмены,

«Экземинер» дошел до меня сегодня; он заплутал из-за адреса: «Карреру Беллу, через посредничество мисс Бронте». Позвольте заметить, что в будущем лучше не писать имени Каррера Белла на внешнем конверте, а направлять его непосредственно мисс Бронте: в этом случае письма будут доходить лучшим образом. Каррера Белла не знают в здешних местах, и мне не хотелось бы, чтобы его узнали. Заметка в «Экземинере» доставила мне большое удовольствие. Похоже, она вышла из-под пера весьма способного человека, который понимает то, что берется критиковать. Разумеется, похвала такого издания не может не вдохновить автора и должна сказаться самым благоприятным образом на продажах произведения.

Остаюсь ваш, джентльмены, покорный слуга,

Я получил также семь других рецензий из провинциальных газет, которые были вложены в конверт. Искренне благодарю вас за то, что вы столь пунктуально присылаете мне разнообразные критические отзывы о «Джейн Эйр».

Господам Смиту, Элдеру и К.

10 декабря 1847 года

Джентльмены,

я подтверждаю получение вашего письма с вложением банковского чека – большое спасибо. Я уже имел случай выразить свою благодарность за вашу доброту и благородство и могу теперь только добавить: надеюсь, вы будете всегда так же довольны сотрудничеством со мной, как я с вами. Если результат тех усилий, которые мне удастся предпринять в дальнейшем, покажется вам удовлетворительным, я буду весьма рад. Если же у вас возникнут сожаления о том, что вы согласились стать моими издателями, это меня сильно огорчит.

Вам не нужно извиняться, джентльмены, за то, что вы редко мне пишете. Разумеется, я всегда рад весточке от вас, но я буду столь же искренне рад известиям от мистера Уильямса. Это мой любимый критик с давних пор: он был первым, кто внушил мне желание попробовать свои силы в писательстве, – неудивительно, что я испытываю к нему чувства уважения и благодарности.

Прошу простить некоторую вольность этого письма и остаюсь ваш, джентльмены, искренний слуга,

До нас дошло немного свидетельств того, каким образом первые известия о поразительном успехе достигли трех сестер и как эти новости были восприняты. Однажды мы с Шарлоттой беседовали об описании ловудской школы, и она сказала, что если бы могла предугадать, насколько быстро в этой главе распознают Кован-Бридж, то, вероятно, не стала бы писать это. Тогда я спросила, была ли для нее неожиданностью та популярность, которую завоевал роман. Немного помедлив, она ответила: «Мне кажется, те вещи, которые сильно волновали меня, когда я писала эту книгу, должны столь же сильно взволновать любого ее читателя. Меня не удивило, что роман „Джейн Эйр“ вызвал интерес, но я не могла и надеяться, что книга никому не известного автора найдет читателей».

Сестры скрывали свои литературные предприятия от мистера Бронте: их опасения и разочарования могли лишь усилиться, если бы отец начал волноваться, ибо он живо интересовался всем, что касалось его детей, а кроме того, и сам тяготел к литературе в дни юности. Правда, мистер Бронте не слишком часто выражал свои чувства в словах, полагая, что готов к любым разочарованиям, которые только могут выпасть на долю смертного, и способен выдержать их стоически, в то время как слова – это всего лишь слабые и вечно запаздывающие переводчики чувств любящих друг друга людей. Сестры Бронте знали, что их отец всегда будет переживать их неудачи сильнее своих собственных. Поэтому они не рассказывали ему ни о чем из того, что предпринимали. Теперь мистер Бронте утверждает, что с самого начала обо всем догадывался, но не показывал виду: он был уверен в том, что его дети постоянно пишут, и пишут не письма. Как мы уже знаем, ответы издателей приходили в конвертах, адресованных мисс Бронте. Шарлотта рассказывала мне, что однажды сестры слышали разговор мистера Бронте с почтальоном: почтальон спрашивал у пастора, где живет некий Каррер Белл, и мистер Бронте сказал, что у него в приходе такого человека нет. Возможно, именно на этот малоприятный случай и намекает мисс Бронте в начале своего письма к мистеру Эйлотту.